— Какие у вас имеются слабости?
— Гм...
— Значит, обычное самодовольство! Увлечения?
— Гм... Может быть, картины...
— Который из «измов»?
— А-а... Да так, вообще... Очень субъективно... Кое-что нравится, вот и все.
— Любите хорошо одеваться?
— В пределах приличий.
— Вы считаете, что одеты прилично?
— Не понимаю вас.
— Вы считаете, что погоня за модой любой ценой — это прилично? Ну вот эти клювы у ботинок, эти волосы, начесанные на лоб, чтобы он казался низким как у неандертальца...
Я чисто физически почувствовал взгляд Друвы, скользнувший по моей прическе, лицу и костюму вниз, к ботинкам. Рассердился и перешел в контрнаступление:
— Я с удовольствием выслушал ваши указания по вопросам моды. Благодарю!
— Пожалуйста! Давать указания вдвойне приятно, когда видишь перед собой отзывчивого слушателя. Я лично против того, чтобы человек ограничивал свое мышление узкоспециальной областью. Плохо быть одноглазым физически, но умственно одноглазым — уж совсем непростительно. Да, именно так: непростительно!
На этом закончился мой первый разговор с Друвой, или Старым Сомом, как прозвали его молодые работники прокуратуры и милиции.
Прошло немного времени, и я незаметно для себя увяз во всевозможных общественных обязанностях. Единственное юридическое дело, которое мне было поручено и мало-мальски соответствовало моему прямому назначению, было расследование причин падежа телят в одном колхозе. Злого умысла в этом «телячьем деле» не обнаружилось, разве что излишнее доверие, оказанное руководством колхоза безответственным людям.
Дни мои катились быстрее и быстрее, а чем заполнить вечера, я совершенно не знал. Много читать летом не хотелось. Чтобы не сидеть одиноким, нахохленным филином в полупустой комнате, я стал после работы бродить по городу. Решил как следует познакомиться с ним, раз уж пришлось тут жить.
Однажды вечером по узкой улочке я вышел из города. Липы, рожь и поздний жасмин уже отцвели. Бродя по полю, я вспомнил свое обещание съездить в колхоз к Ояру Ванадзиню и пожалел, что не исполнил его. Теперь ехать уже не было смысла: отпуск у Ояра, наверно, кончился, и он вернулся в Ригу. Да и что ж только себя упрекать — если б Ояр захотел меня видеть, заглянул бы в калниенскую прокуратуру! Нет, всем его временем, должно быть, завладела Ливия. А я так и не повидал эту «лучшую девушку на свете».
«Им сейчас, наверно, никто не нужен», — подумал я, еще острее почувствовав одиночество. Рассердился на себя и зашагал обратно в Калниене.
В городском саду гремела музыка, мерцали цветные фонарики, и листва над ними казалась то голубой, то розовой, то темно-фиолетовой. Я постоял, посмотрел издали, как кружились пары на танцплощадке. Мне вдруг захотелось побыть среди беззаботных людей, и я зашел туда.
Я стал высматривать, какую бы девушку пригласить, но все уже танцевали. Только на лавочке у пруда, на отшибе, сидели мужчина и две женщины. Меня заинтересовала эта троица, и я как бы невзначай подошел ближе. Мужчина негромко, но горячо рассказывал что-то одной из девушек; к другой он невежливо повернулся спиной. Девушка, с которой разговаривал мужчина, была чем-то взволнована и рассержена. Прямо у нее над головой горел цветной фонарь, и потому лицо девушки казалось загримированным сиреневой краской. Она сидела надутая, и еще я подметил, что у нее очень беспокойные руки: они неустанно и нещадно комкали кружевной платочек — казалось, вот-вот он будет изодран в клочья.
Другая девушка в разговоре не участвовала. Явно скучая, она набрала горсть камешков и кидала их в пруд. Я подошел и пригласил эту девушку танцевать. Она поморщилась, будто мое приглашение обидело ее. Удивленный и возмущенный, я хотел уже отойти, но тут девушка оглянулась на своих соседей, не спеша побросала в пруд оставшиеся камешки и небрежно ответила мне:
— Только один танец.
Это прозвучало так, словно она явила мне величайшую милость. Я еще подумал, что в этом захудалом городишке даже хорошенькие девушки лишены всякого изящества, ходят как куры, которым спутали ноги, чтобы не удрали со двора.
Мы танцевали, не произнося ни звука. Девушка рассеянно глядела по сторонам. Она показалась мне привлекательной, но очень уж неприступной, черт те что воображающей о себе. Она была блондинкой, с оттенком рыжеватого кленового листа, а глаза совсем светлые, холодные. Ее высокомерное безразличие все больше злило и интриговало меня.
Танец кончился, я отвел ее обратно к той парочке, оставшейся у пруда. Они уже не разговаривали, а сидели рядом молча, надувшись, как люди, которые только что обидели друг друга, рассорились и теперь сами не знают, почему они еще не разошлись каждый в свою сторону. Мне все-таки не хотелось расставаться с девушкой и оставлять ее в обществе надутой парочки, она же, казалось, была довольна, что избавляется от меня. Небрежно кивнув мне, она подсела к ним и больше не обращала на меня внимания...
Наутро я встал невыспавшийся, злой. Ушел на работу раньше обычного. И вдруг, к величайшему своему удивлению, увидел на улице знакомую фигуру — навстречу мне быстро шел Ояр Ванадзинь.
— Ояр! Ты как сюда попал? Неужели вспомнил наконец свое обещание? — вскричал я.
Он что-то не очень обрадовался встрече, скорее наоборот.
— Да нет, друг, — запинался он, — уж ты извини, я жутко спешу...
— Спешишь? Я думал, ты давно в Риге!
— Нет, с Ригой покончено. Я теперь работаю здесь, в «Глубокой вспашке».
— Да ну?
— Да, заведующим ремонтными мастерскими.
— Что ты говоришь! Приятная неожиданность. А как поживает «лучшая на свете»?
— Не будем об этом! Очень прошу! — Он произнес это почти резко, даже изменился в лице. «Тут что-то не так», — подумал я, а Ояр поспешно сунул мне руку:
— Всего! Не думай, что я забыл наш уговор, но у меня вправду не было ни минуты, уж так получилось... Теперь мы с тобой соседи. — Ояр сел в кабину грузовика, стоявшего на улице. — Еду в подвижную мотоколонну, или, как ее называют, ПМК, за запасными частями. Звони мне.
В эти дни я несколько раз вспоминал Ояра. Парень, наверно, поссорился со своей девушкой. Я решил не обижаться и навестить его первым.
Однажды в теплое августовское воскресенье я отправился на автобусную остановку. Из-за множества мелких, но неотложных дел я не мог выкроить время раньше, но теперь наконец решил это сделать, и опять непредвиденные обстоятельства помешали моему благому намерению. Всего в нескольких шагах от автобусной остановки, у киоска с мороженым, я вдруг увидел девушку с волосами цвета осенних кленов. Она покупала мороженое, я встал за ней и тоже взял порцию пломбира, потом расхрабрился и поздоровался. Она ответила мне и улыбнулась. Куда девались прежнее высокомерие и холодность! Светлые глаза девушки смеялись, губы смеялись, на щеках залегли ямочки. Происшедшая с ней перемена меня просто ошарашила.
Мы разговорились, и мое намерение поехать к Ояру развеялось как дым. Я мысленно оправдывал свое легкомыслие: «Ояр никуда не денется, съезжу в другой раз. А вот она может потеряться. А мне вроде не хочется, чтобы она терялась».
Я узнал, что девушку зовут Айя, она работает технологом на местной фабрике фруктовых и овощных консервов. Обычно я о каждом своем новом знакомом всегда стараюсь разузнать побольше — чем он дышит, чем живет. А тут казалось, что об Айе я и так знаю все главное и никакие расспросы уже ничего не прибавят.
Чем дальше, тем больше места занимала в моей жизни Айя, и я все откладывал и откладывал поездку в «Глубокую вспашку».
Как-то, вернувшись из командировки, я нашел у себя на столе записку:
«Был, не застал. Жаль! Ояр».
Мог ли я тогда вообразить, при каких обстоятельствах встречусь опять с Ояром Ванадзинем...
Был один из тех неласковых дней, когда людям наконец становится ясно, что лето прошло. Ветер задул с северо-запада, заволок небо плотными, низко и быстро скользившими тучами. Порой моросил дождь, проглядывал мутный край солнца, пересекал небо запоздалый косяк перелетных птиц...
Я стоял в своем кабинете у окна, смотрел, как ветер гонит по улице пестрые листья, осыпает ими мокрый булыжник. Было немного грустно. Я подумал об Айе и сразу повеселел: из-за нее моя жизнь в Калниене стала гораздо содержательнее. Больше друзей у меня тут не было. Ояр... Да, к Ояру я так и не съездил, и он тоже больше не пытался меня навещать.
Я прижался лбом к стеклу, завидев знакомую фигуру: Айя шла не боком, как все, нет, она встречала ветер лицом к лицу и даже немного откинула голову, будто радовалась порывам. Я смотрел на нее как очарованный. Нет, не хочу, не могу я терять эту девушку с гордо откинутой головой и серьезным лицом — его так волшебно меняет улыбка... Я уже слышал стук каблучков по тротуару, вымытому дождем, и схватил пальто, чтобы выбежать ей навстречу, но как раз зазвонил телефон. Я взглянул на часы — без четверти пять. Мы кончаем работу в пять, ровно в пять и ни минутой раньше. Подняв трубку, я сразу узнал голос Друвы:
