Все имело значение. Каждая мелочь занимала свое место в этом вибрирующем мире, даже муха, усевшаяся на живот Андре, за которой она наблюдала с сытой улыбкой.
— Ты мог бы прожить со мной всю жизнь?
— Конечно…
— Правда? Ты не боишься?
— Боюсь чего?
— Ты представляешь, во что превратились бы наши дни?
Эти слова, ничего не значившие тогда и прозвучавшие такой угрозой через несколько месяцев, он тоже будет вспоминать.
— Мы привыкнем со временем, — сказал он, не подумав.
— К чему?
— Друг к другу.
Как он тогда был чист и наивен! Он жил только настоящим. Сильный самец и разгоряченная самка наслаждались друг другом, она сделала ему больно, но и боль эта была здоровой и тоже доставляла наслаждение.
— Смотри-ка, поезд…
Это сказал не Тони, а его брат, там, внизу. Эти слова привлекли внимание Тони, который машинально подошел к окну, к пылающему лучу света между неплотно закрытыми ставнями.
Могли ли его увидеть снаружи? Он не думал об этом, но вряд ли: комната снаружи кажется темной, они на втором этаже, в крайнем случае виден лишь его торс.
— Как подумаю, сколько лет потеряла из-за тебя…
— Из-за меня? — весело переспросил он.
— А кто же уехал? Я?
С шести лет Тони и Андре вместе учились в школе. Так получилось, что они дождались, пока им перевалит за тридцать и оба обзаведутся семьями.
— Скажи серьезно, Тони… Если бы я была свободна…
Слушал ли он ее? Скрытый за белым зданием вокзала поезд остановился, и пассажиры потянулись к выходу, где контролер в форме собирал билеты.
— Ты бы тоже освободился?
Перед тем как тронуться, локомотив так пронзительно засвистел, что заглушил все остальные звуки.
— Что ты сказала?
— Я спрашиваю, если бы…
Он немного повернул голову в сторону голубой комнаты, белоснежной постели с распростертой на ней Андре, но то, что он увидел краем глаза, заставило его снова выглянуть в окно. Среди толпы совершенно незнакомых людей — мужчин, женщин с младенцами и без, маленькой девочки, которую тащили за руку, — он вдруг узнал одно лицо.
— Твой муж…
Выражение лица Тони мгновенно изменилось.
— Николя?
— Да…
— Где он? Что он делает?…
— Переходит через площадь…
— Он идет сюда?
— Прямиком…
— Какой у него вид?
— Не знаю, солнце светит ему в спину.
— Куда ты?
Он собирал свои вещи, белье, ботинки.
— Мне надо уходить. Пока он не застукал нас вместе…
Он уже не смотрел на нее, его больше не интересовало ни ее тело, ни то, что она скажет или подумает. Охваченный паникой, он бросил последний взгляд в окно и вылетел из комнаты.
Уж если Николя приехал поездом в Триан, в то время как здесь находилась его жена, это уж точно неспроста.
На лестнице со стертыми ступенями было полутемно. Тони, держа на весу одежду, поднялся на один этаж, увидел в конце коридора приоткрытую дверь, за которой Франсуаза в черном платье и белом фартуке меняла белье на постели. Она оглядела его с головы до ног и рассмеялась.
— Это вы месье Тони? Вы что поссорились?
— Тихо…
— Что случилось?
— Ее муж…
— Он вас застукал?
— Нет еще… Он идет сюда…
Он лихорадочно одевался, прислушиваясь, не крадется ли по лестнице Николя.
— Пойди посмотри, что он делает, и поскорей возвращайся…
Он испытывал симпатию к Франсуазе, крепко сбитой, здоровой, с всегда смеющимися глазами, и она отвечала ему взаимностью.
Потолок в комнате, оклеенной обоями в розовый цветочек, был скошенным, над кроватью из ореха висело распятье черного дерева. В голубой комнате тоже было распятье, только поменьше и висело оно над камином.
Он был без галстука, а пиджак оставил в машине. Меры предосторожности, которые они с Андре предпринимали почти год, оказались весьма нелишними.
Когда они встречались в отеле «Путешественник», он оставлял свой грузовичок на тихой старой улице Соль, параллельной улице Гамбетта, а Андре свой серенький «ситроен» — на Рыночной площади, больше чем за триста метров.
Через мансардное окно он видел гостиничный двор с конюшнями в глубине, где квохтали куры. Каждый третий понедельник месяца напротив стоянки тихоходных судов проходила живая ярмарка, куда многие окрестные крестьяне съезжались на повозках.
Франсуаза не спеша поднималась по лестнице.
— Ну что?
— Он сидит на террасе и только что заказал лимонад.
— Какой у него вид?
Он задавал те же самые вопросы, что недавно задавала Андре.
— Никакой.
— Он спрашивал про жену?
— Нет. Но оттуда, где он сидит, ему видны оба выхода.
— Брат тебе ничего не говорил?
— Чтобы вы уходили через задний ход, через двор соседнего гаража.
Он знал этот путь. Преодолев ограду высотой метра полтора, он оказывался позади гаража Шерона, заправочная станция которого была на Вокзальной площади, оттуда переулком можно было выбраться на улицу Соль между аптекой и булочной Патена.
— Не знаешь, что она делает?
— Нет.
— Ты не слышала шум в комнате?
— Я не слушала.
Франсуаза не любила Андре, возможно, потому, что он ей нравился, и она немного ревновала.
— Вам лучше не ходить через первый этаж, вдруг он пойдет в туалет…
Он представил себе Николя с его желчным цветом лица, всегда грустным или нахмуренным выражением, сидящего на террасе за стаканом лимонада, в то время как он должен был бы находиться за прилавком своей бакалейной лавочки. Наверняка он попросил свою мать подменить его, пока он съездит в Триан. Что толкнуло Николя на столь непривычную для него поездку? Что ему было известно? Откуда?
— Месье Фальконе, вы никогда не думали о возможности анонимного письма?
Вопрос задал месье Дьем, судебный следователь, застенчивый и потому непредсказуемый.
— В Сен-Жюстене никто не знал о нашей связи, так же как и в Триане, за исключением моего брата, невестки и Франсуазы. Мы были осторожны. Она входила через маленькую дверь с улицы Гамбетта и попадала прямо на лестницу, по которой можно подняться в комнату, минуя кафе.
— Вы, конечно, доверяете своему брату.
Он только улыбнулся подобному вопросу. Его брат — это все равно, что он сам.
— А вашей невестке тоже?
Лючиа любила его почти так же, как и Венсана, конечно, другой любовью. Как и они, она была итальянка по происхождению, и семья была для нее превыше всего.
— Служанка?
Даже будь она без памяти влюблена в Тони, Франсуаза никогда не стала бы писать анонимок.
— Ну, тогда остается некто… — едва слышно пробормотал месье Дьем отвернувшись, так, что солнце заиграло в его непокорных волосах.
— Кто же?
— Вы не догадываетесь? Вспомните все, что рассказывали мне во время последнего допроса. Желаете, чтобы секретарь зачитан вам?
Он покраснел и отрицательно покачал головой.
— Невозможно, чтобы Андре…
— Почему?
Но все это будет еще не скоро. Пока же он спускался по лестнице вслед за Франсуазой, стараясь, чтобы ступеньки не заскрипели. Отель «Путешественник» был построен во времена дилижансов. Тони на мгновение приостановился пред голубой комнатой — за дверью была тишина. Не было слышно ни звука. Означало ли это, что Андре, обнаженная, все еще лежала в постели?
Франсуаза потащила его дальше по коридору, который заворачивал под углом, и показала на маленькое окошечко, выходившее на скат сарая.
— Справа целая копна соломы — прыгайте смело…
Раздалось громкое кудахтанье, когда он спрыгнул во двор, но через мгновение он уже перемахнул через внутреннюю стену и оказался среди нагромождения старых автомобилей и запчастей. Служащий заправки в белом комбинезоне в это время наполнял бак автомобиля и даже не повернул головы.
Тони проскользнул мимо, очутился в переулке, где сначала запахло затхлой водой, а затем повеяло запахом горячего хлеба из окна пекарни.
И вот, наконец, улица Соль. Он уселся за руль своего грузовичка, на котором на желто-лимонном фоне черными буквами было написано: «Антуан Фальконе. Тракторы — сельскохозяйственное оборудование — Сен-Жюстен-дю-Лу».
Спустя четверть часа он уже чувствовал себя в гармонии со всем миром. Как же объяснить то болезненное чувство, которое возникло потом? Это был не страх — у него не возникло тогда ни малейшего подозрения.
— Вы не испугались, увидев, как он выходит из здания вокзала?
Да… Нет… Немного, зная характер Николя, его привычки, его слабое здоровье, о котором он так заботился.
Тони обогнул Триан, чтобы выехать на дорогу к Сен-Жюстену, минуя Вокзальную площадь. Возле моста через Орно целая семья удила рыбу, включая и маленькую девочку лет шести, которая поймала рыбешку и теперь не знала, как снять ее с крючка. Конечно, парижане. Летом их можно было встретить везде. Они останавливались и у его брата, и только что из голубой комнаты он узнал их по характерному акценту среди беседующих на террасе.
