Я внезапно поймал себя на том, что ощущаю какую-то личную причастность ко всему этому делу как человек, в семье которою живет и воспитывается дочь-девятиклассница.
И почувствовал раздражение. При чем здесь личная причастность, при чем моя дочь? Я следователь, юрист. Все остальное может только мешать, уводить в сторону.
А директор Румянцев между тем разволновался, встал начал ходить по кабинету, иногда взмахивая рукой и рубя воздух.
— Высоки требования современной школы, скажу я вам, Дмитрий Васильевич, ох, высоки! Видимо, иначе и нельзя, жизнь на месте не стоит, заставляет уходить от привычного. Ко люди-то все из того же, как говорится, материала. Их трудное переделывать, нежели новые поколения ЭВМ создавать. Вот, к примеру, семья Никиты Гладышева. Отец с высшим техническим образованием. Мать с высшим медицинским. Оба, значит, знакомы с математикой, физикой, химией, а это сегодня, что ни говори, три кита. Так?
— Верно, — согласился я.
— Что же получается? А то, что родители Никиты — при необходимости! — сами в состоянии помочь своему сыну. Теперь берем из этого же девятого “Б” другого учащегося — Николая Терехова. Шпанистый парень, не буду скрывать. Приди вы по поводу него — ничуть из удивился бы! Учится плохо, еле-еле на троечку вытягивает. Кстати, из семьи ушел отец. Одна мать и тащит Николая. Ну, вызывал ее, беседовал. А она плачет: “Так я ж не могу в его уроках разобраться, товарищ директор, как мне его проверять? А на репетиторов денег у меня нет!” Она машинистка… Мне ее по-человечески жаль, а у самого в голове мысли об отчетности по успеваемости, об отчетности для роно!
— По-моему, — заметил я, — вы берете полярные точки, говоря о Гладышеве и Терехове.
— Верно! — обрадовался директор Румянцев. — Правильно вы ухватили. А почему беру? Да потому, что они оба учатся в одном классе. Вы мне можете возразить: “Пусть Терехов идет в ПТУ, там он получит среднее образование да еще специальность”. Согласен. Получит. Но если бы в ПТУ пошел, скажем, Никита Гладышев, уверяю вас, специалист из него получился бы выше классом. Однако ни мы, ни родители не отпустим ведь Никиту Гладышева в ПТУ!
Директор Румянцев еще раз вздохнул, вернулся к столу, тяжело опустился на стул.
— Впрочем, — тихо заговорил он, — мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, будто успеваемость школьников и их поведение зависят исключительно от уровня образования родителей. К сожалению, часто образованные родители в силу различных причин — занятость, просто нежелание, лень, равнодушие — не могут или не хотят уделять необходимое внимание ребенку. А вот, допустим сын нашей гардеробщицы тоже отличник. Мать его с детства к труда приучила, к настырности, к любопытству, если угодно. Он, если чего не понял, с учителя семь потов сгонит, чтоб тот все объяснил, по полочкам разложил. Тут все, конечно, индивидуально. И о Никите Гладышеве я так, к примеру просто. Понимаете?
— Понимаю, — кивнул я. — Вчера вечером Никита Гладышев погиб.
Мои слова прозвучали для директора Румянцева громом среди ясного неба. Он даже весь сжался.
— Боже мой, — чуть шевеля губами пробормотал он. — Гладышев был верным кандидатом на золотую медаль.
Понятное дело в этот момент директор Румянцев не осознавал всей нелепости своих слов.
— Его что же, — он как-то боком, неуклюже потянулся ко мне, — убили?
Я не ответил, пожал плечами.
— Господи, скорей бы уж эти два оставшихся года с плеч, — страдальчески воскликнул директор Румянцев. — И все — на пенсию! Пускай другой на мое место садится, кто помоложе, у кого нервы покрепче, а я свое отдал…
Если окажется, что Никита Гладышев покончил с собой, директору Румянцеву не позавидуешь: вереницей потянутся всякого рода комиссии. “Почему? Как такой роковой исход могли просмотреть школа, педагогический коллектив и вы лично, товарищ Румянцев? Кто виноват? И вообще что за человек он был, этот ваш Гладышев, которого вы, товарищ директор считали верным кандидатом на золотую медаль?..”
Что и говорить, не позавидуешь ему. А мне?
Вообще-то легче пока идти от “несчастного случая”. Но путь наименьшего сопротивления, как известно, не самый лучший. Однако у меня сейчас объективно больше фактов за то, что произошел несчастный случай. И нет, по существу, ни одного серьезного “против”. Утонуть у этого проклятого причала проще пареной репы Когда-то, в годы войны, сюда угодила бомба, после котором осталась глубокая воронка. Даже время не смогло ее затянуть. К тому же разрушенные металлические конструкции переплелись, как спрут щупальцами стискивают. Кроме того, Никита Гладышев по словам матери, плохо плавал, боялся воды. В детстве мальчик перенес тяжелейший грипп с осложнением: в холодной воде у него тотчас же сводило ноги, оказывается, он уже дважды тонул. А весна в этом году у нас выдалась холодная. Совсем не теплое нынче Черное море!
Что еще за несчастный случай? Конечно же, шторм. Был очень сильный шторм. А на причале никого, кроме подростка. Мог сбить с ног ветер, могла налететь волна, обрушиться, утащить в воду.
О том, что Никита Гладышев практически не умел плавать, я и хотел сказать “Серсемычу”. Впрочем еще скажу. Успеется. Потому что даже таков серьезное обстоятельство все равно не снимает с меня необходимости отрабатывать и остальные версии — убийство и самоубийство.
— Скажите, — через паузу заговорил я, — какие отношения были у Гладышева с одноклассниками.
— Хорошие, — уверенно ответил директор Румянцев. — Ребята уважали его.
— А с преподавателями?
— В целом нормальные.
— Что значит “в целом”? — Я уловил какую-то неуверенность в голосе собеседника, пожалуй.
— На него иногда жаловалась Елизавета Павловна Ромашина, классный руководитель.
— Почему?
— Ну… — Он замялся. — Разные мелочи. Чего не бывает во время урока!
— А что из себя представляет Ромашина?
— Хороший специалист. Прекрасный методист по литературе и русскому языку. Умеет поддерживать дисциплину в классе.
— Понятно. Это, так сказать, с профессиональной точки зрения. А как человек?
— Молода, красива… Правда, иногда бывает вспыльчивой. Насколько мне известно, у нее в семье какие-то нелады с мужем. Однако, я думаю, это к делу не относится, поэтому хотел бы, чтобы сие осталось между нами, не люблю испорченный телефон. Хорошо?
— Разумеется. Я смогу встретиться с Ромашиной?
— Сегодня она уже ушла из школы.
— Не сегодня. В следующий раз. Я позвоню.
— Пожалуйста, — кивнул директор Румянцев. — Боже мой, то, что вы сообщили, у меня до сих пор не укладывается в голове.
Я встал.
— Я могу сказать преподавателям о случившемся? — спросил он.
— Конечно.
— Когда похороны? Вам это известно?
— Завтра в город возвращается отец Никиты. Похороны, видимо семнадцатого числа.
— Все учители придут! — зачем-то заверил меня директор Румянцев. — И я тоже.
Он вяло пожал мою руку. Ладонь у него была маленькая, сухонькая. Да он и сам — полное несоответствие с крепким, рубленым лицом — худосочный, узкоплечий человек с тяжелыми, набрякшими мешками под глазами. У него, очевидно, не все в порядке с почками. Я смотрел на директора Румянцева глазами сорокатрехлетнего здоровяка и мне было искренне жаль этого человека, которому до пенсии осталось всего два года. А сейчас у него могут быть разные неприятности, связанные со смертью учащегося его школы. Хотелось сказать директору Румянцеву что-нибудь утешительное дружески-участливое. А говорить-то как раз и нечего было, потому что в начале расследования вопросов всегда больше чем ответов. В данном же случае вообще не было никаких ответов, одни лишь вопросы.
…Я вернулся в прокуратуру, и меня вызвал к себе Сергей Семенович. На этот раз мы сидели не пятнадцать минут, а часа полтора обсуждая сложившуюся ситуацию. Потом позвонил прокурор и попросил нас обоих зайти к нему.
Рабочий день уже кончился, а мы все еще сидели в кабинете у прокурора, обменивались мнениями.
15 мая 1978 года, понедельник, 20 часов
Дома, на столе, — записка: “Ужин на плите. Разогрей. Ушли с Галкой в театр. Ксения”.
Большой презент маме: согласилась вместе пойти в театр! Галке почти шестнадцать, у нее свои интересы. У нас в ее годы интересы больше совпадали с родительскими. Да и время какое было: после войны я, например, работал с отцом в одном цехе.
Впрочем, нам грех жаловаться на дочь. Растет целеустремленный человек. Да, с семьей у имя все в порядке, как говорится, крепкие тылы. Я люблю приходить домой. И не очень люблю уходить из дома.
Разумеется, Галка предпочитает проводить свободное время со своими приятелями, которых у нее, кажется, миллион.
Но все-таки есть одно место, куда она с большим удовольствием отправляется вместе с нами, даже поторапливает. Я говорю о доме наших друзей Михайловых. Галка думает, что мы с матерью не замечаем, как меняется ее лицо, стоит ей увидать Валерку Михайлова.
