Ознакомительная версия.
– Привет. Ты изменилась. Похудела.
(Папа считал, что я похорошела и повзрослела за те полгода, которые Вася не приезжал в родимый город. Но объяснять существенную разницу не стала. Как все мужчины, Вася тугодум, позже разберется сам.)
Василий вынул из моих пальцев ручку чемодана, вытянул ее на всю длину под свой рост, и дальнейший разговор повел уже по дороге к метро:
– В агентства по найму пойдем завтра. Сегодня переночуешь у меня, сходим куда-нибудь, оттянемся… Как папа, как наши?
– Папа в порядке, наших почти не вижу.
– Как он тебя отпустил? С боем?
– Нет, – протискиваясь к турникету, сказала я. – Папу обхаживает историчка, думаю, особенно скучно ему не будет…
– Тамара Сергеевна?! Историчка?!
– Ну да. Они давно роман крутят, надеются, что я слепая. И глухая в придачу.
– Чего только не бывает в жизни?! – восхитился мой высокорослый друг, я глубокомысленно посмотрела на его чисто выбритый подбородок, но вылезать с комментариями не стала.
Я уже давно научилась не удивляться простодушию этого двадцатитрехлетнего верзилы. Предполагать, что импозантный седовласый мужчина возраста «бес в ребро» останется без употребления в дамском коллективе – верх наивности! Папулю физика-вдовца уже лет шесть окучивали то историчка, то химичка, то психолог Ирина Викторовна! Он – первый парень на деревне, опора и любовь всего школьного колхоза!
Но объяснять сии нюансы Васе – пустая трата времени. В двух словах не скажешь, поскольку, невзирая на квадратные плечи штангиста, мой Вася – типичный «ботаник». Доморощенный компьютерный гений, гроза «мышей» и друг клавиатуры. Ему первому из нашего класса купили компьютер. Василий быстро с ним освоился – в чем-то укротил – и к выпускному классу подошел уже вполне оформившимся программистом. Учитель информатики уважительно на зывал Васю «коллегой», советовался по неким специальным вопросам и даже попыток не делал срезать вдумчивого «гения» каверзным вопросом.
Во всем, что касалось техники и электроники, Вася был непререкаемым авторитетом. Вне компьютерной жизни Бармалей казался младенцем. Мне не раз удавалось поразить его разум пересказом глупейшей статьи из глянцевого журнала и набором штампованных фраз, заимствованных оттуда же. Моя способность к моментальному заучиванию стихов повергала Васю едва ли не в священный трепет. Сам Вася читать стихи, писать сочинения и выискивать собственные орфографические ошибки был совершенно неспособен. Мы девять лет сидели за одной партой, и не раз случалось, что за сорок пять минут я успевала написать два сочинения – за себя и за друга, – проверить два диктанта и подсказать незаученные стихи.
Во всем, что не касалось точных наук, я опекала Бармалея со второго класса. Заботливо подставляла плечо на экзаменах с гуманитарным уклоном и постепенно в нашем тандеме сложился негласный порядок: Алиса – дембель-взводный-старшина, Вася безропотно таскает два портфеля, распихивает очередь в буфете и чинит Алисины телефон-телевизор-компьютер-швейную машинку.
В нежном пубертатном возрасте я принимала эти знаки внимания как должное. Созрев морально и физически, задумалась. И поняла. Человек, в чьем сердце Бог зажег искру таланта, к чужим способностям относится уважительно. Нормальные гении лишены нормальных человеческих пороков: пустословия и зависти, меркантильности и суетности. Гений монолитен и основателен, он мерит жизнь по собственным меркам и к полутонам относится как к сбою в компьютерной программе. Размытые книжные формулировки слов порою ставили Васю в тупик. Бармалей не выносил слов «предположительно» и «если», он добивался конкретики – временами откровенно тупо – и говорил примерно так:
– Алиса, что ты мне ввинчиваешь? Раскольников – дерьмо! При чем тут одиночество, спор Ангела и Беса?!
– Вась, Раскольников – раскаялся? – менторским тоном вопрошала я. – Весь роман – это мучительный поиск смысла…
– Смысла?! – перебивал Вася. – Предлага ешь каждому подонку убить по старушке и найти истину?!
Ходить в кино на мелодрамы, боевики и детективы с Васей было совершеннейшей мукой.
– Такого быть не может, – резал Бармалей. – Почему эта дура оставила пистолет и пошла проверять, кто шумит в гараже? Она весь день с собой ствол таскала – из сортира в ванную, из ванной на кухню, а как шум услышала – положила на полочку. Где голова у сценариста?
– Вася-а-а-а, – причитала я. – Возьми блондинка пистолет, не было бы сюжета!
– А этот? В синем пиджаке. Он что, не догадался сразу позвонить в полицию? Ждал, пока убивать придут?
Комедии Вася не любил категорически. Хотя и обладал своеобразным, на мой взгляд, чувством юмора.
– Смеяться над упавшим человеком грешно.
Поскольку ему больно. И обидно. А наблюдать за злоключениями порядочного человека, попавшего в дикую ситуацию, вообще извращение.
В этих высказываниях – весь Вася Бармалей. Смеяться над унижениями гадко, переживать за дураков и драчунов глупо. В кино мы ходили только на фильмы по фантастической тематике.
– Здесь все честно, – устраиваясь в кресле перед широкоформатным экраном, объяснял
Вася. – На афише, – или на обложке книги, если речь шла о романе, – написано «фантастика». То есть выдумка. Меня предупредили: не жди адекватности. Я расслабляюсь и получаю удовольствие.
За шесть лет учебы и последующей работы в столице Вася заматерел внешне, но внутренне остался тем же «ботаником». Наивным, восторженным и готовым подчиняться. (Надеюсь, только мне. Так как найдись любая другая девушка, ловко читающая по памяти Пастернака и Бодлера, Вася пойдет за ней, как телок, неизвестно куда, чисто рефлекторно – она похожа на Алису.)
Первым делом, попав в Бармалееву квартиру, я нанесла визит в ванную комнату. Помыть руки и полюбоваться прозрачным стаканчиком с единственной зубной щеткой. Полюбовалась и тут же успокоилась – мой духовно девственный друг мамзелью не обзавелся.
А даже если обзавелся, с головою не нырнул. Поскольку любая девица рядом с таким Васей моментально почувствует себя хозяйкой и заполнит свободное пространство: колготками на батарее, лаком для волос у зеркала, обезжиренным йогуртом в холодильнике (или тортиком, по выбору фигуры), вторым банным халатом на вешалке в ванной, тапочками тридцать восьмого размера возле тумбы в прихожей.
Одинокая зубная щетка в стаканчике просто вопила о Васиной запущенности. Нормальная девица, переночевав в этой квартире хотя бы два раза, на второе утро выбросила бы в мусорное ведро измочаленный предмет, на зубную щетку нисколько не похожий.
…Когда я вышла из ванной комнаты, увидела перед дверью Васю с пушистыми розовыми тапочками в руках.
– Вот, – сказал друг смущенно. – Тебе купил.
– Мерси. – Я покосилась на тапочки тридцать восьмого размера у тумбы. – А это чьи?
– Мамины, – коротко ответил друг.
Васину маму Татьяну Васильевну я знала прекрасно.
Суровая дама.
Первые четыре года пребывания в столице Вася жил у ее стародавней институтской подруги, хотя эти двухкомнатные апартаменты уже тогда стояли в евроремонте и в мебели с той же приставкой «евро». Татьяна Васильевна полагала, что сын без твердой женской руки, держащей кошелек и поварешку, пропадет в пучине мегаполиса. Останется голодным, заброшенным и грязным, попадет под дурное влияние, научится пить водку под соленый огурец и кильку в томатном соусе. Начнет курить марихуану и увлечется падшими женщинами.
Я с Татьяной Васильевной в принципе была согласна. Не по всем пунктам, разумеется, но относительно «голодным» и «заброшенным» поддерживала на все сто. Работая за компьютером, Вася мог сутками грызть засохшие батоны и запивать их водою из-под крана. Несколько раз, уезжая на курорты, Татьяна Васильевна приходила к нам домой, оставляла пачечку купюр и слезно умоляла:
– Алиса, пожалуйста, ходи в магазины. А то ведь с голоду умрет…
Я мудро покупала Ваське конфеты и мороженое – их он точно съесть не забудет, и для мозгов полезно, – супы и котлеты носила в баночках из собственной кухни. Остальное мы с Васькой славно прогуливали в кино и на аттракционах…
Окружающие понимали нашу дружбу вполне адекватно и не раз принимали за брата и сестру. У Васиных родителей я пользовалась полным доверием: серьезная отличница с двумя косицами, учительская дочь и вообще особа крайне положительная. Помню, как сколько-то лет назад, узнав о дружбе сына с девочкой, Татьяна Васильевна нанесла визит в наш дом. Картина до сих пор стоит перед глазами: высокорослая поджарая дама в каракулевом манто с опаской перешагивает порог. Она только что прошла через подъезд нашего старенького дома. Подъезд пах алкашами, трудновоспитуемыми подростками, расписавшимися на каждом куске не отвалившейся еще штукатурки, и гражданами, перепутавшими подъезд с общественным туалетом. Еще там пахло кошками, но это уже было несущественно.
Ознакомительная версия.
