– Есть версия! – воскликнул Вадик. – Накануне убийства Илья поссорился с женой, узнав, что у нее роман на стороне. Я уверен, Илья срочно потребовал у сообщника выплатить гонорар за работу. Может, хотел показать Ладе, какой он крутой мужик и что он способен зарабатывать большие бабки. Думаю, Илья даже угрожал сообщнику, мол, не отдашь бабки, настучу в милицию. И сообщник выдал ему гонорар – ножом в живот. Мне кажется, вор-убийца или еще не добрался до сокровищ, поэтому, испугавшись угроз Ильи, принял решение ликвидировать партнера, или не захотел делиться.
– То есть он уже добыл клад? – прыснул Гена.
– Во всяком случае, он знал, что крал, – парировал Вадик. – Вор знает ее тайну.
– Погоди, друг, – скептически сказал Гена. – К тайне прилагается еще одна тайна, то есть некий ключ. Я понял, без ключа до несметных сокровищ не дойти и не доползти.
– Чтоб тебе, Вадик, стали понятны и мои сомнения, – сказал Щукин, – пойдем путем «если бы ты был на месте вора-убийцы». Зачем тебе убивать сообщника и тем самым сразу же направлять следствие по верному пути? Было бы разумнее успокоить его, то есть согласиться немедленно выплатить долю, предложить поехать за деньгами, а убить в безлюдном месте. Опытные преступники умеют убеждать новичков в своей кристальной честности. Организовано похищение картины безупречно, значит, один из грабителей имеет неплохой опыт. Так почему убийца не заманил Илью?
– Точно! – подхватил Гена. – Я никак не мог это сформулировать. Вот не нравится мне убийство Ильи, а чем именно – не понимал. Архип Лукич, а действительно, почему Илью сообщник грохнул дома?
– Пока загадка, – развел руками Щукин.
– Вы, Архип Лукич, в обычном рецидивисте готовы видеть профессора криминала, – сказал Вадик. – А у него одна извилина, одна! Была б вторая, она бы не дала ему сначала украсть, потом убить.
– А что ты предлагаешь? – усмехнулся Гена.
Но запал Вадика угас, ведь у него не было четкого плана. На что Гена отреагировал с обычной невозмутимостью:
– То-то и оно! Все мы умеем махать руками и кричать до хрипоты. Но этого мало.
– И ты, Гена, прав, и Вадим прав. В чем-то. А истина где-то посередине, – нашел компромисс Щукин. – Кстати, третью версию никто из вас не высказал. Что, если Илья был убит собутыльником, так сказать, на бытовой почве?
– С трудом верится, – фыркнул Вадик.
– Почему? – наигранно удивился Щукин.
– Не знаю, но меня ваша третья версия не убеждает.
– Конечно, бытовуха возможна… – протянул Гена. – Но мне тоже не верится.
– Наконец-то между вами согласие, – усмехнулся Щукин. – Вы не соглашаетесь принять третью версию только потому, что Илья – муж Лады. А ведь вариант возможен.
– Архип Лукич, – вскинулся Вадик. – Вы сказали, что бытовуха – третья версия. Первая моя, то есть что Илья был ночью в музее и его убил сообщник. А вторая какая?
Архип Лукич некоторое время думал, потом честно признался:
– Не могу пока собрать и оформить свои мысли. Мне кажется, в данном убийстве есть как бы обратная сторона, что-то типа ловушки. Может, я не прав, может, мое подсознание заставляет на всякий случай искать еще версии… Все может быть. У меня не раз случались неудачи с расследованием лишь потому, что на первый взгляд неважные подсказки интуиции отбрасывал как несостоятельные, а позже получалось, что зря, и оказывался в проигрыше. Короче, кому бы ни поручили расследовать дело об убийстве Ильи, мы тоже будем работать над ним. И повод у нас все тот же: Илья – муж Лады. Этот факт мы не имеем права игнорировать. А сегодня, раз уж у нас не получилось встретиться с Монтеверио, поехали к Лескину.
Слово «прокуратура» привело Лескина в заячий трепет. Он торопливо выскользнул на площадку, плотно прикрыв за собой дверь – дескать, буду стоять насмерть, а в квартиру не пущу. При всем при том его обрюзгшая фигура сжалась, лицо выражало готовность сдать с потрохами всех особей рода человеческого, на кого укажут. От волнения он подцепил большими пальцами лямки застиранной майки и скользил по ним вверх-вниз.
– А почему ко мне? – выдавил он.
– Вам хорошо знаком Илья Табулин?
– Д-да, – ответил Лескин, будто все же сомневался, что услышанная фамилия ему знакома.
Существуют люди, вызывающие необоснованную неприязнь еще до того, как произнесут первую фразу. Достаточно бросить на такого человека один взгляд, и тебя уже тошнит от одного его вида, по доброй воле не заговорил бы с ним. Архип Лукич по долгу службы обязан был непредвзято относиться к свидетелям, потерпевшим и даже к преступникам, но Лескин непроизвольно вызвал у него брезгливость. И дело даже не в неопрятности последнего. А одет он был действительно неопрятно – в потерявшую цвет майку и спортивные штаны с пузырями на коленях, заляпанные жирными пятнами. Неопрятными выглядели и курчавые волосы на его плечах, груди, руках, неопрятна была вспотевшая плешь. Нет, не в этом все же было дело. Отталкивала внутренняя неопрятность Лескина. Что это такое, «внутренняя неопрятность»? Щукин и сам не ответил бы толково, скорее, в таком своем определении он опирался на чутье, а оно не всегда объяснимо. Припомнив отзыв Лады о Лескине, Щукин полностью согласился с ней. Однако свидетелей не выбирают.
– Илья Табулин был убит сегодня ночью, – сказал Архип Лукич. – Вы последний, кто с ним виделся.
Что тут стало с Лескиным! Он выпучил и без того круглые глаза, брови его оказались чуть ли не на макушке, рот открылся, а шея въехала в плечи. В это время из глубины квартиры раздался трубный женский глас:
– Лелик! Куда ты пропал?
Лескин мигом приоткрыл дверь, крикнул ласково:
– Сейчас, сейчас, рыбка. Я уже иду. – Затем снова тщательно закрыл дверь и растерянно залепетал: – Убит… Вы думаете, что это я, да? Я не убивал…
– А кто убил? – ехидно спросил Вадик. Его забавляло лохматое чучело.
– Откуда мне знать! – шептал Лескин, опасаясь, что жена услышит диалог на площадке. – Я ничего не знаю. Я ушел от него в половине десятого… или в десять… кажется. А он…
– Лелик! – рявкнул женский голос.
Исполнив те же манипуляции с дверью и крикнув жене-рыбке: «Секундочку!», он повернулся к Щукину, сложив молитвенно руки:
– Умоляю вас, ничего не говорите при жене. У нее гипертония, ишемия, нервное расстройство… Как услышит, что вы из прокуратуры… Умоляю!
– Хорошо, – пошел на уступку Щукин. – Но завтра вы должны сами прийти ко мне в прокуратуру. В одиннадцать утра.
– Приду, приду… – клялся Лескин, помахивая руками, будто прогонял мух.
И вдруг дверь распахнулась. Заполнив дверной проем вверх и вширь, на пороге возникла монументальная статуя во гневе. Жена Лескина была такая большая, что даже Щукин в смятении отступил на шаг. Муж рядом с ней выглядел недомерком, доставал ей до плеча. Набрав полную грудь воздуха, она не на Лескина обрушила гнев, а на пришельцев:
– Опять?! Он больше не пьет! Лелик, домой!
Женщина-монумент (ничего себе «рыбка»!) отодвинула бедро в сторону, в результате чего образовалась щель. В нее-то и юркнул Лескин, а жена снова загородила дверной проем.
– Послушайте, гражданка, – начал было Щукин, но продолжить ему не удалось.
– Я тебе не гражданка, ханурик! – гаркнула громовым голосом «рыбка». – Ишь, пришли моего Лелика спаивать! Я сейчас вас троих с лестницы спущу!
И она вполне могла осуществить угрозу, поэтому Щукин и ребята попятились к лестнице, не рискуя повернуться к ней спиной.
– Пошли, пошли отсюда! – продолжала каркать монументальная дама. – А то еще и милицию вызову, по пятнадцать суток впаяют вам! Алкаши недобитые!
Выйдя из подъезда, все трое беззвучно рассмеялись.
– Я б на такой по приговору суда не женился, – сказал Вадик, садясь в автомобиль Щукина. – Лучше бы десять лет в колонии отмотал. Да меня чуть инфаркт не долбанул, когда она наехала на нас. Мамонтиха!
– Знойная женщина – мечта поэта, – хмыкнул Гена. – Бедный Лелик.
– А я что всегда говорю? Не женитесь! – И Щукин вырулил со двора.
Утром Архип Лукич получил подтверждение: Илью убили, а не сам он, исполняя самурайский обряд, сделал себе небольшое харакири. Эксперт определил и место убийства – прихожая, точнее – коридор, ведущий в кухню. Но это были не все новости. В организме Ильи обнаружили препарат, которым усыпили сторожа. Получилось, что муж Лады увлекался коктейлем из снотворного и спиртного, хотя тем не менее здоровье у него было завидное. Значит, все-таки Илья побывал в музее.
В ожидании Лескина Архип Лукич достал фотографию картины и снова принялся внимательно рассматривать ее, ища знаки, которые должны быть чем-то вроде шифра. Он изучал детали одежды, павлиньи перья веера, причудливые листья и цветы. Заодно обдумывал, какие вопросы задать Лелику Лескину, который должен был вскоре явиться.
Значит, Монтеверио не знает, какую тайну скрывает картина. Но кто-то, очевидно, осведомлен лучше итальянца. Отсюда вопрос: стоит ли углубляться в историю, связанную с картиной, и зря терять время? Черт, неудобно перед его светлостью принчипе, который специально мчался из Италии, чтобы поделиться знаниями при одном «но» – если не он заказал картину. Да, да, да, эта версия гуляла-таки в мозгах Щукина. Нет, Архип Лукич все-таки посвятит еще пару вечеров князю и послушает Монтеверио, вдруг это поможет…
