Ознакомительная версия.
Я вдруг поняла, что уже минут пятнадцать стою почти посреди Красной площади и напоминаю снежную статую — снова пошел снег, и меня прилично занесло. Отряхнувшись, я огляделась: народу полно, все гуляют, ну еще бы — теплый вечер, легкий чистый снег, полное отсутствие ветра. Не только я люблю прогулки. Но нужно возвращаться. Странно только, что за все время моего отсутствия Светик ни разу не позвонил.
Его не было и дома — вот еще один сюрприз. Ни его, ни ключей от «Мерседеса». Вот новости… Не то чтобы я вдруг взревновала, нет. Такой вид спорта, как «бабсклей», был моему мужу чужд и непонятен, так что я не особо волновалась по этому поводу. Но куда мог подеваться Светик на ночь глядя, да еще в тот момент, когда я тоже ушла из дома? Очередная загадка сегодняшнего дня.
Я приняла душ, нашла в аптечке снотворное, которое всегда принимал муж, чтобы восстановиться после перелетов и разницы во времени, и легла в постель. Лекарство действовало долго, и я даже успела услышать, как вернулся Светик — воровато, на цыпочках, стараясь не греметь ключами и не слишком топать. Все страньше и страньше, как говаривала героиня горячо любимой в детстве книжки «Алиса в Стране чудес». Прекрасная была книжка, редкое антикварное издание, шикарные иллюстрации… где-то у бабушки хранится, в ее огромной библиотеке, занимающей всю комнату… она хотела моим детям ее передать… не вышло… Мысли путались, превращаясь в вату, — снотворное сделало свое дело.
«Как только Светик пьет эту дрянь?» Это была первая мысль, посетившая меня в воскресенье утром, когда я еле смогла разлепить тяжелые веки и оторвать от подушки словно налитую свинцом голову. Больше никогда эту гадость в рот не возьму! Пришлось сделать над собой усилие и встать под холодный душ — только так удалось прийти в относительно нормальное состояние. Шаркая тапочками и еле передвигая ватные ноги, я побрела искать мужа.
Светик обнаружился за роялем, смотрел в стоящие перед ним нотные листы, но, как мне показалось, мыслями был далеко отсюда. На мое приветствие он вдруг ответил неожиданно бодро и как-то преувеличенно радостно, как будто вчера мы не повздорили:
— Ты уже проснулась, Варенька? Как хорошо. День прекрасный сегодня.
Ничего прекрасного, судя по картине за окном, в этом дне не намечалось — от вчерашнего великолепия не осталось и следа, ночью резко потеплело, выпавший снежок растаял и превратился в серо-черную вязкую кашу, пасмурное небо висело тяжелыми шторами и, казалось, сейчас придавит улицу. Я забралась с ногами в кресло, подперла тяжелую голову:
— Как ты пьешь это снотворное? Я еле глаза разлепила, голова как бетонная.
— Да, оно тяжеловато. Ничего, пройдет скоро.
— А ты вчера где был вечером? — невинным тоном поинтересовалась я и вдруг увидела, что этот вопрос мужу крайне неприятен.
Светик сперва побледнел, потом лицо его пошло красноватыми пятнами, как бывало в минуты сильного волнения.
— Почему ты интересуешься?
— А что — не имею права? Если помнишь, я твоя жена.
— Я-то это помню, — вдруг перешел в наступление муж, чем страшно меня удивил, — а вот ты, кажется, начала забывать. Или думаешь, что я продолжу мириться с тем, что ты ведешь отдельную от меня жизнь?
— Я? Отдельную? А ты — нет? — Я разозлилась. Он вчера ушел куда-то, явился сильно за полночь и теперь пытается еще и меня в чем-то обвинять. — Я задала нормальный вопрос, хотела узнать, куда отлучался мой муж в субботу на ночь глядя — что в этом такого? Или есть что скрывать?
— А у тебя? У тебя есть что скрывать? — Светик вскочил, неловко задев локтем нотные листы так, что они разлетелись вокруг рояля.
— Ты не ответил, — напирала я, чувствуя, что через пару секунд он сдастся и выложит, если есть что.
Но я ошиблась. Впервые за много лет я не смогла просчитать реакцию мужа… Он не стал отвечать мне, развернулся и вышел, а через несколько минут хлопнула входная дверь. Опять. Как вчера. Что, черт побери, происходит в моем доме? Раз так, я тоже не хочу тут оставаться.
Через сорок минут я уже ехала к бабушке.
В квартире на Патриарших прудах было тихо, как будто даже воздух застыл. Бабушка любила белый цвет, и в интерьерах это отразилось как нигде больше. Ее квартира почему-то все время напоминала мне Прованс — такой, каким я его увидела во время поездки туда со Светиком. В бабушкиной гостиной я как-то успокаивалась, делалась даже меньше ростом — тут невозможно было орать или нервничать. Если бабушка садилась за рояль, то вообще все звуки вокруг исчезали. Играла она прекрасно, а ее прямая спина вызывала у меня неподдельную зависть. В ее-то годы сохранять такую осанку…
Сегодня мне не хотелось ни музыки, ни бабушкиного чая с бергамотом, ни ее фирменного миндального печенья, которое она пекла каждую субботу. Я и сама не знала, зачем приехала, но чувствовала, что именно в этом доме сегодня мое место. Именно тут мне откроется что-то, о чем я пока не подозреваю.
Бабушка, в домашнем ситцевом платье в мелкий цветочек, в накинутой на плечи белой оренбургской шали, встретила меня странно равнодушно — как будто я каждый вечер к ней на обед приезжаю.
— Почему вдруг в воскресенье? — спросила она, глядя, как я расстегиваю ботинки.
— А у тебя регламент? Соскучилась, вот и приехала.
— С детства учила тебя: не ври, особенно близким. Соскучилась она, как же! Со Святославом у тебя плохо, вот и прискакала, — заметила вскользь бабушка, направляясь в гостиную, а у меня ноги словно приросли к паркету в прихожей. — Ну, что ты встала там? Проходи, чай будем пить.
Я разделась, привычными движениями нащупала ногами свои тапочки на нижней полке галошницы и прошла в гостиную. Бабушка накрывала на стол и выглядела по-прежнему озабоченной и хмурой, а вот это как раз и было непривычно — она всегда учила меня не выражать эмоций лицом. Сегодня же ее явно что-то угнетало, и она не могла этого скрыть, хотя очень старалась.
— Он был у тебя вчера? — решилась я, опускаясь в кресло.
— Был? У меня? С чего бы ему ехать ко мне? У него есть другое место.
— Что?! — Я не верила своим ушам: моя ли бабушка говорит это?
— Будь ты чуть внимательнее к мужу, и ты бы знала. — Она невозмутимо разливала чай в фарфоровые лиможские чашки, открывала жестянку с печеньем, подвигала мне серебряную ложечку, а я никак не могла прийти в себя.
— Бабушка! Оставь эти чертовы манеры! Объясни по-человечески!
— Не кричи, — поморщилась она и села в кресло напротив. Нас теперь разделял огромный круглый стол, покрытый белой вышитой скатертью. — Разумеется, он был у сына. Еще бы — такое горе…
У меня заболело где-то глубоко внутри, так сильно, как от удара.
— Что… о чем ты говоришь? — с трудом выговорила я. — Какой… сын… какое горе?
Бабушка смерила меня строгим взглядом, вздохнула и сказала:
— Эх, Варвара-Варвара… А ведь я предупреждала тебя — не выходи замуж, если нет любви, всю жизнь будешь мучиться. Но ты же упрямая! И себе, и ему жизнь испортила. Давно бы разошлись, и у него наладилось бы, и ты, глядишь, нашла бы человека по себе. А так… Ребенок сиротой остался — как теперь быть?
— Бабушка! — взмолилась я. — Бабушка, о чем ты говоришь, какой ребенок? При чем тут Светик?
— Правильно говорят, что ты в чужих делах только умная, а в своей семье дальше длинного носа не видишь. Сын у Святослава от Иришки остался, семь лет мальчику.
— Что?!
— А вот что слышала.
Ну и бабка… Мало того что это она подсунула Светику эту Косолапову, так еще все знала про Светиковы шашни за моей спиной, про ребенка — и молчала. Молчала! Нет, ну каковы мои близкие, а? Врагов не надо! Муж гулял и делился подробностями с моей собственной бабушкой, а та покрывала его… Ощущение было такое, как будто я собиралась стать Владычицей морскою, а судьба сунула мне под нос банку кильки в томате и записку присовокупила: «Владей!» Ужасно…
Я залпом выпила остывший чай и, еле ворочая языком, проговорила:
— Вот не думала, что родная бабушка меня так шарахнет. Как же ты могла?
Она снова вздохнула, но в этом вздохе я не услышала ни раскаяния, ни даже сочувствия к себе:
— Смогла. Несправедливо лишать человека того, о чем он мечтал всю жизнь. Святослав слишком порядочный, чтобы уйти от тебя, потому что поклялся любить и беречь. Но ведь он тоже живой человек, ему тепла хотелось. А ты, Варенька, не обижайся, но… Какая из тебя женщина? Ты адвокат, юрист — и на этом все. В мозгу кодексы разные да калькулятор, я и Святославу об этом говорила.
Да, родные люди умеют делать больно, знают, в какое место бить, чтобы наверняка. Но как теперь мне-то быть? Что делать дальше? Бабушка словно подслушала, или у меня на лице все отразилось.
— А ничего не поделаешь, Варя. Светик тебя не бросит, не оставит. Но и сыну тоже помогать будет. Макар очень хороший мальчик.
Ознакомительная версия.
