Ознакомительная версия.
– Я именно потому, что вы не следователь, и хочу обратиться к вам, со следователями, боюсь, разговор у меня не получится… – заявил дородный старик, голос которого явно не вязался с его фигурой. Представьте себе эдакого Алексея Николаевича Толстого с отпущенной на волю фигурой русского барина и голосом артиста Георгия Вицина, только очень и очень старого, дребезжащий такой голос… Это сочетание создавало какое-то бросающееся в глаза противоречие, одновременно привлекающее внимание и отталкивающее. В целом впечатление от его внешности складывалось очень неприятное.
– А что вам от меня нужно? – спросила я его все так же недружелюбно.
– Немного. Очень немного, любезнейшая, – проскрипел старичок. – Я хочу вручить вам идею, которая объясняет все произошедшее в Булгакове, и факты, которые ее подтверждают…
– А вы, собственно, кто? – перебила я его.
– Я, собственно, личность, можно сказать, уже известная, хотя и анонимно, – он посмотрел на меня выразительно и даже кокетливо, но я ничего не поняла и пожала плечами…
– Про меня совсем недавно писали в газете «Булгаковские вести», правда, фамилию мою не называли и писали, надо сказать, какой-то бред… Но вот прославили.
– Да кто вы, черт бы вас побрал, – рассердилась я, – не морочьте мне голову…
Старичок поджал губы и наконец представился.
– Бывший учитель физики, географии и истории новобулгаковской средней школы номер пять Семен Феофанович Смородинов.
– Какой-какой школы? – переспросила я. – Новобулгаковской?
– Ну вот вы наконец вспомнили! Да, да, я один из так называемых «внуков Разина», о которых досужие журналисты раструбили по всей стране. И, надо сказать, создали нашему маленькому кружку очень даже неплохую рекламу. Нам начали приходить письма, и с каждым днем – все больше и больше… И в некоторых письмах сообщают такие вещи о нашем губернаторе…
Старичок понизил голос до шепота и слегка ко мне склонился.
– …что я и рад бы не поверить, да верится, а как поверю, так страшно становится – за Россию и нас, кто в ней живет…
– И вы решили рассказать эти вещи мне, что ли? – все еще недоумевала я.
– Нет-нет, упаси Боже! Мне их и повторять-то страшно! Я и сам не люблю всякие неприятности, и вам их создавать не хочу… Я просто к слову… И ведь не только письма пишут! Вчера один бизнесмен из Москвы прислал тысячу рублей новыми деньгами, в конверт две бумажки по пятьсот вложены были… Как их только на почте не вытащили!.. Пишет, что вырос в Булгакове и очень хочет хоть чем-то помочь нашему благородному делу…
– Так! – не выдержала я. – Вот что, дорогой господин Смородинов… Или вы говорите, с чем пришли ко мне, или мы сейчас же прощаемся…
– Я хочу рассказать вам, почему произошла эта катастрофа на железнодорожном мосту… Вернее – под мостом… Ну, не важно где, главное – вы меня поняли, о какой катастрофе идет речь…
Нужно признаться, этим он меня заинтересовал. Конечно, я знала, что сейчас у многих в Булгакове голова болит от раздумий об этой катастрофе, но меня, наверное, зацепило еще и то, что он причастен к «внукам Разина»… А тут еще и версия у него собственная… Зануда он, конечно, размазывать любит, любуется собой, но ничего – потерплю немного ради дела…
Я оглянулась на елки, за которыми скрылся Фимка, и махнула ему рукой – иди, мол, сюда, на этот раз тебе повезло, ускользнул ты от справедливого и вполне заслуженного тобой возмездия… Ефим выполз из-за деревьев и осторожно начал приближаться…
– Ладно, рассказывайте, – сказала я, – но сначала давайте найдем место, где можно посидеть спокойно, не привлекая внимания. Я что-то слишком стала популярна в Булгакове…
– Фима, – крикнула я, поскольку Ефим еще не решался подойти ко мне близко – вспомнил, наверное, что я неплохо (на его дилетантский взгляд, у Кавээна совсем другое мнение по этому вопросу) владею кое-какими спецприемами рукопашного боя. – У тебя номер свободен? В гостинице?
Ефим сразу понял, что я отвлеклась от мысли о справедливой и немедленной мести и, подскочив, радостно закивал головой.
– Свободен! Конечно, свободен!.. Через… Через три минуты будет свободен! – протрещал Фимка и умчался, как я поняла, освобождать нам со старичком свой номер. Наверное, срочно эвакуировал из него свою очередную булгаковскую пассию…
Вернулся он минут через пять. Я представляю, какой переполох он поднял у себя в номере и что наплел! Но когда он проводил нас на четвертый этаж гостиницы, на котором размещались представители средств массовой информации, там было сравнительно чисто и я не заметила и следов пребывания женщины… Надо же! Ну Фимка и артист! Хотя какой он артист? Аферист противный!
Впустив нас в свой номер, он хотел было потихоньку ускользнуть и уже направился к двери, но я крикнула ему вслед:
– Останься! Ты мне нужен…
– Конечно, конечно! – затараторил он. – Мне тоже очень интересно будет послушать вашу беседу… Я пока кофе приготовлю. Будете кофе?
Старичок кивнул головой, а я махнула на Фимку рукой – отстань, мол. Он наконец понял и успокоился. Возился с растворимым кофе, но уже молча. И на том спасибо!
– Давайте вашу идею, – сказала я старичку-»разинскому внуку». – Только не расплывайтесь слишком мыслью по древу, нам с Ефимом необходимо еще обсудить кое-какие проблемы…
– Буду краток. И не только потому, что отзываюсь на вашу просьбу, сколько из пристрастия своего к классике русской литературы и следуя афористичному напутствию излюбленного мною Антона Павловича всем приступающим к изложению словесному…
– Простите, Семен… Семен Фофанович, – перебила я его. – Нельзя ли поменьше напыщенности, мы же с вами не в восемнадцатом веке. Для меня главное – точность изложения фактов, а ваши красоты слога, боюсь, только собьют меня с толку…
– Феофанович, любезнейшая, а не Фофанович, – поправил меня старичок, на которого, как я поняла, нисколько не подействовала моя просьба выражаться с меньшим пафосом. – Согласитесь, мне с таким отчеством трудно удержаться от возвышенного стиля, да признаться, с другим я и не в ладу… Уж не обессудьте, любезнейшая… Беды в красивых словах немного, а слуху вашему – приятно и устам моим – сладостно…
Я уже и не рада была, что вмешалась со своим замечанием, – извинениям и объяснениям его не видно было конца…
– А потом, и сам предмет моей повести таков, что предполагает некоторое уважение к самой мысли, в нем заключенной, ибо нет на свете ничего более достойного уважения, чем деяния природы, не зависящей от воли человека и его суетных дерзновений… Катастрофы происходили всегда и будут происходить вечно, независимо от нашего желания или нежелания… Кто, скажите мне, мог быть причиной извержения Везувия, стершего с лица благословенной Италии Помпеи и Геркуланум? Кто виноват в ташкентском землетрясении, до основания разрушившем старую узбекскую столицу? Господь Бог, скажете вы? Но чем узбеки так уж его прогневали? И почему именно они? И почему Аллах покарал их, а не таджиков или киргизов? Для Господа Бога каждая конкретная катастрофа – слишком избирательное действие. Бог тут абсолютно ни при чем…
«Что он несет? – подумала я. – На что я трачу свое время?»
– Я не расист и считаю, что все нации равны друг перед другом и перед лицом Создателя…
Пенсионер вдохновился собственным красноречием, бледное лицо его порозовело, в глазах появился какой-то нездоровый лихорадочный блеск.
– Все это, все несчастия происходят не по воле Божией, а по какому-то алгоритму, заложенному в основание физических законов. Скажите, любезнейшая, известно ли вам, что ускорение свободного падения есть величина постоянная? Или что скорость света – наибольшая из скоростей, которые могут иметь материальные тела? Это что же, – воля Божия? Нет! Это – природа!
Он поднял палец кверху и посмотрел на меня.
– Еще один великий Бог, на теле которого копошатся создания Божии… Не нам, не нам – слабым и немощным проникать своим слабым разумом в тайны этого Бога, в его намерения. Почему происходят катастрофы? А почему существует притяжение земное? Это свойство материи, скажете вы? И будете правы! Но и я буду настолько же прав, когда скажу, что катастрофы – такое же свойство самой материи, как протяженность и плотность… Это свойство прежде всего сложно организованной материи. Вы обратили внимание, как участились катастрофы с возникновением цивилизации? Могло ли быть железнодорожное крушение в каменном веке? Нет, скажете вы, и будете правы!..
…Я заметила, что этот бывший учитель широкого профиля обращается не только ко мне, – Фимка уже тоже включен им в число своих слушателей, хотя Фимка-то как раз и не особенно интересовался его бреднями.
– Тогда не было железных дорог, материя была проще, добротней и надежней, поскольку была произведением рук Божьих. А что такое железная дорога – произведение рук человеческих! Слабых, немощных и суетных! Вот и валятся один за другим колоссы на глиняных ногах, возведенные современной цивилизацией, чтобы удовлетворить тщеславие людское.
Ознакомительная версия.
