Повисла пауза.
-- Будь моя воля, я бы этому засранцу и копейки не дал, на его счету... -- Ионов стал загибать пальцы, -- рэкет, грабежи, шантаж и, говорят, не одно мокрое дело. Это он Федю Фильчикова заколотил в гроб и на трое суток оставил в лесу. Хорошо, какая-то старуха собирала валежник и услышала его стоны...Этот гад однозначно сумасшедший и таких надо убивать или всю жизнь держать на цепи в клетке...
Разговор начинал походить на заседание военного трибунала.
-- Все так! -- рубанул рукой воздух Чутлашвили. -- Мы все можем бесконечно рассказывать о нем страшные вещи. Мне, например, известно, что лично Расколов отвозил в Измайловский парк начинающих лавочников и там простреливал им коленные суставы, отрезал носы, уши, глумился до тех пор, пока жертвы не подписывали бумаги о продаже всего имущества за один российский рубль... Расколов -- удав и рано или поздно свое получит. Или пулю в башку, или перо в печенку...Но дело в другом, для нас важно сохранить принцип, который заключается в неприкосновенности канала переброски валюты в европейские банки. Но я верю Герману Олеговичу...
-- Правильно говорит Отар, -- поддержал Фрезер Чутлашвили. -- Такое с каждым может случиться, тем более, когда речь идет о таких суммах. Мир джунглей, по сравнению с нашим миром, не более, чем детский сад имени Павлика Морозова.
-- Что ты Отари предлагаешь? -- спросил Ионов.
-- Один депутат Госдумы, когда нечего сказать, говорит: конституция превыше всего. Вот и я так скажу: договор превыше всего.
Координационный Совет гарантировал сохранность передачи денег за рубеж и при этом учитывались варианты гибели или захвата террористами самолета. Собственно, для этого он и учреждался -- как гарант сделки.. И даже был определен страховой козырек: если потеря не более миллиона, компенсация проводится полностью. Если более двух миллионов -- страхуется 75 процентов...
-- Мои люди уже отвезли Расколову 200 тысяч, -- сказал Арефьев. -- Но расписку от него не получили. Более того, дело едва не дошло до перестрелки.
Ионов вставил реплику:
-- Говорят, его чуть было не взорвали вместе с его домом...
-- Мы можем вообще вычеркнуть его из списка живых, -- попыхивая сигаретой, произнес Фрезер. -- Его рано или поздно замочат и сделают это гуманное дело или его же братва или кто-то из тех, кого он обобрал до нитки...
Чутлашвили поднял руку, прося слова.
-- Я согласен, что этот человек не заслуживает лаврового венка и мы сейчас должны решить: или немедленно нанимаем хорошего исполнителя или возвращаем ему 75 процентов от его суммы. Если платим, я на себя беру одну треть, благо спрос на ювелирные изделия достаточно стабилен.
-- Спасибо, Отари, -- тихо произнес Арефьев. Действие наркотика проходило и он начал испытывать маету. -- Я постараюсь как можно быстрее вернуть тебе деньги.
В помещение вошел Воробьев и поздоровался со всеми за руку. Шефа он приветствовал прикосновением к плечу.
Фрезер с Ионовым поддержали молодого грузина. Договорились: все деньги привезет Чутлашвили и сделает это в течение двух дней.
-- Что-нибудь выпьем? -- спросил Арефьев.
-- Пожалуй, это отложим до лучших времен, -- сказал Ионов и взглянул на Воробьева. -- Меня интересует, что Вадим насчет всего этого думает?
-- Жалею лишь об одном, что не пристрелил Раскола, когда он со своей бандой явился сюда.
-- И напрасно этого не сделал -- закон был бы на вашей стороне...Вооруженное нападение на частное владение...
До сих пор молчавший Голощеков заметил:
-- Не так все просто...Если бы в доме оказался труп кого-нибудь из расколовской кодлы, дальнейшее проживание здесь было бы невозможно.
-- Пожалуй, ты прав, -- Чутлашвили подхватил свою витую, инкрустированную серебром трость и все поняли -- разговор окончен.
Гостей пошли провожать Голощеков с Воробьевым. Когда за последней машиной закрылись ворота, они отправились в дом, где вместе с Арефьевым провели совещание -- где и когда брать Коркина?
Глава десятая
На поиск Коркина отправились Воробьев, Буханец и оба близнеца. Финансист, как боец, в расчет не брался -- толстый, вечно потеющий, лишенный всякого спортивного начала, и вообще, как выразился Голощеков, жидковат в коленях. Когда они приехали в офис, Зинич доложил Воробьеву, что он ни на минуту не отлучался из кабинета Коркина, а сам финансист никаких признаков жизни не подавал. Буханец даже предположил, что финансиста уже убрали или, купив новые плавки и крем для загара, он давно уже греет свои дебелые телеса где-нибудь на рифах Мальдивских островов.
Через сорок минут они припарковались в метрах двухстах от резиденции Расколова. Судя по открытым воротам и въезжающим и выезжающим с территории "бочкам" водоканала, резиденция Расколова после взрыва дамбочки захлебывалась вышедшей из берегов речушкой.
Им хорошо была видна продуваемая ветрами пустынная улица и в открытую форточку несся шорох опавших и слегка схваченных первыми заморозками листьев.
Однако наблюдение за резиденцией Расколова ничего не дало: через ворота не проехала ни одна из его многочисленных иномарок.
Воробьев набрал номер расколовского телефона и долго вслушивался в гудки. Линия безмолвствовала.
-- Можно подумать, -- сказал он, -- что это мертвый дом.
-- Черт возьми, кому же верить, если даже такие, как эта божья коровка Коркин, предает за милую душу...
Но Воробьев на это смотрел более цинично.
-- Этот бумажный червь всю жизнь имел дело с большими деньгами и как никто другой знает им цену. И, видимо, те, кто его перекупил, точно угадали, сколько может стоить предательство, -- Воробьев вспомнил, как во время клятвенного ритуала в кабинете Арефьева, Коркина вырвало после глотка коньяка на крови.
Прождав часа полтора возле резиденции Расколова, они направились домой к финансисту, адрес которого знали только три человека: сам Арефьев, Голощеков и Воробьев. Он жил в районе Нагатинской поймы, в доме, который ему подарил Арефьев на его сорокалетие. За хорошую и верную службу...
...В Москве между тем посветлело, сквозь кучевые розово-крахмальные облака пробивались синие лапины неба.
Машину они оставили за магазином-стекляшкой, который уже не работал, но был ярко изнутри освещен. Напротив, через дорогу, белел двухэтажный домик, построенный в стиле "ласточкина гнезда".
Они не пошли через калитку, а перебрались через металлическую ограду, миновали в пожухлых листьях сад, и подошли к зарешеченному окну. И все остальные окна тоже были схвачены стальными решетками, за исключением одного, узкого, окна, по-видимому, ведущего в подсобное помещение. Бронислав довольно ловко отжал ножом раму и без труда открыл запоры.
В окно залезли Воробьев с Брониславом, а Буханец с другим близнецом Дмитрием остались снаружи.
Из окна Воробьев с близнецом попали в чуланчик, сплошь заваленный пустыми бутылками, ведрами и отжившей свой век обувью. Оттуда они вышли на кухню и Воробьев увидел как близнец, сморщившись, зажимает нос. На газовой плите, в кастрюле и в сковородке, лежали остатки еды, однако тлетворный запах исходил не от нее, а от лежащего на боку мусорного ведра...
В комнатах тоже царил разор и затхлость. В углах валялись ворохи бумаг и старых целлофановых пакетов. И хотя мебель была дорогая, -- белый лак и кремовая кожа -- однако она терялась на фоне неописуемого бедлама.
Они обыскали все полки, шкафы и секцию, проверили антресоли и наставленные друг на друга коробки, полистали книги, перерыли кучу брошенной в шкафу одежды, под которой нашли железную банку из-под леденцов, доверху наполненную ювелирными вещами: кольцами, серьгами, браслетами и царскими золотыми червонцами...
-- Золото? -- не к месту спросил Бронислав, но Воробьев не успел ответить -- послышался отчетливый звук подъехавшего автомобиля.
Воробьев кинул за пазуху руку и вытащил пистолет.
-- У тебя есть оружие? -- спросил он Бронислава, но тот мотнул головой. -- Все это добро высыпь себе в карманы, а я посмотрю, кто там пожаловал...
Воробьев выбежал в кухню и через окно увидел стоящий возле калитки "ровер-800" типа "хэтчбек", который видели Голощеков с Шедовым, когда покидали виллу Расколова. Воробьев позвал близнеца.
-- Встань за косяк и жди, -- сказал он и вернулся в комнаты.
А снаружи, когда подъехала машина, Буханец с Дмитрием находились с торцовой стороны дома. Из нее вышел незнакомый им человек с военной выправкой. Он внимательно огляделся и, повернувшись к машине, дал кому-то знак рукой. Из "ровера" показался круглый голый череп Коркина. Рядом с сопровождавшим его человеком, он казался пигмеем. Толстым, аляповато одетым, с походкой Чаплина. Однако из машины вылез еще один человек и стал наблюдать как Коркин с попутчиком направляются в дом.
Финансист семенил, окунув руки в карманы неправдоподобно широких брюк. Когда они подошли к крыльцу, сопровождавший человек вдруг замер на месте и начал внимательно осматривать дорожку. Видимо, его насторожили кем-то ворохнутые листья, оставившие на дорожке отчетливые отпечатки.
