Ознакомительная версия.
После школы Коля предложил погулять, но Ваня запланировал на сегодня важное дело. Он пришел домой, взял деньги, пакет с коробочкой и отправился к цыгану. Пройдя через полупустой рынок, он не стал как в прошлый раз болтаться под окнами (случай с Зорой, как она тащила его за ухо, вспоминать сейчас было стыдно), а поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Никто не ответил. Немного подождав, он дернул ручку и вошел. Шандор лежал в кровати и, похоже, дремал.
– Шандор, – тихо позвал Ваня.
Тот сразу встрепенулся:
– О, чаворо… Быстро вернулся, – прохрипел цыган своим глухим голосом. – А я тут приболел немного. Ну сейчас, сейчас… – Он стал с трудом подниматься с кровати.
– Да не надо, не надо. Лежите. Я деньги принес. И тут еще… – Он протянул пакет.
– Сейчас, сейчас. Нехорошо с порога. Погоди. Чаю попьем. Раздевайся, садись.
Ваня разделся, прошел за круглый стол. Цыган поставил чайник, сел. Лоб его был покрыт капельками пота.
– Ну, рассказывай.
– У меня денег не очень хватит вам отдать, но я еще принес французские духи. Может, возьмете. Я хочу побыстрее бабушкины часы на место вернуть.
– Часы?
– Да.
– Так я их продал. Сразу ушли. Хорошие часы.
– Как?! – Ваня обомлел. – Вы обещали! Мы же договорились!
– Ну договорились. Откуда мне знать… Пришел незнакомый мальчик, принес ворованные часы. По всему видать – не вернется.
– Они не ворованные! Я на время! Я, я… – Ваня встал, и хоть он обещал себе больше никогда не плакать, из глаз его сами собой полились слезы. – Я пойду.
– Погоди, деньги забыл. И духи. Тоже поди украл?
– Купил. Только не понадобились. – Он уже надевал ботинки, когда Шандор расхохотался.
– Стой, стой, не кипишись. Пошутил я.
– Давайте часы тогда, и я пойду. – Ваня глубоко дышал, чтобы не разрыдаться в голос.
– Так ты говоришь, там не хватает?
– Ну духи ведь. Они дорогие.
Цыган открыл пакет, оглядел коробку.
– Подделка. Нам из Одессы лучше привозят, – снова засмеялся, потом закашлялся.
Ваня надел пальто.
– Ладно, чаворо, хватит шутить. Давай, садись, погутарим.
Он сказал это так, что Ваня снял пальто и сел. Цыган налил чаю.
– Что, не приняла тебя мать? Уехала с мужчиной, и ты ей оказался не нужен.
– Откуда вы знаете?
– Частая история. А ты хороший парень. Только обижаться не надо. На обиженных, небось знаешь, воду возят.
Ваня сам не заметил, как рассказал Шандору все, что произошло в тот день. Странно, но стало легче. На улице стемнело, и в открытую форточку тянуло осенью. Накрапывал дождь.
– Мне пора, дед волноваться будет.
Шандор достал часы.
– Духи возьму, ну и деньги, конечно, тоже, хоть сумма и не та. Вернешь сполна, сколько взял. Духи-то того, что ты за них отдал, не стоят, обманула тебя баба. Но если сейчас я тебя пожалею, ты потом всю жизнь на эту жалость расчитывать будешь, а за свои поступки надо уметь отвечать. Поэтому завтра-послезавтра сбегаешь мне за лекарствами и по всяким мелким поручениям, вот и рассчитаемся. По рукам?
– Конечно! Спасибо! – Ваня не поверил своим ушам. – Я после школы сразу к вам. – Ваня оделся и выскочил в темную морось.
– Эй, часы забыл!
– Спасибо! – Он схватил часы, зажал их в кулаке, как несколько дней назад, и воодушевленный припустил домой.
Мари
Франция, городок Ситэ, 1979 год
Адель пустила горячую воду и пошла расстелить отцу постель. Ей было страшно, и она ненавидела и стыдилась себя и своего отца. Ну что же, что же делать? Сказать, как есть? Но она не думала, что все может так закончиться. И потом, она просила, умоляла папу не пить. Он обещал, клялся. Дал слово дворянина. В мозгу толклись три слова: «Пьер меня бросит, Пьер меня бросит», – все внутри сжималось от ужаса, боли и чувства собственной никчемности. Она подкралась к комнате мужа. Тишина. Лучше бы он ругался на нее. Молчание и тишина невыносимы! Просто невыносимы! И это в день свадьбы. В первый день их законной совместной жизни. Должно же ведь быть счастье, должны быть смех, веселье. Пьер такой остроумный, жизнерадостный. Как она мечтала о том, что будет с кем-то смеяться. Как ее достала вся их с отцом-алкоголиком дурацкая жалкая жизнь. И вот шанс все исправить… Она вздохнула.
– Ой, там же папа! – И бросилась в ванную. Голова месье де Бриссака уже наполовину скрылась под водой. – Господи, папа! – Адель кинулась к ванне и не знала, за что хвататься. Попыталась вытащить отца, потом стала выключать воду и выдергивать затычку, горячая вода сливалась медленно, и она еле держала его голову. – Пьер! Пьер! – звала она изо всех сил. – Папа! – Трясла отца за плечи. Внезапно он дернулся, и его вырвало. По воде разлилась темно-красная лужа из вина и крови. – Пьер! – буквально завизжала Адель. Муж влетел в ванную и перехватил тело из рук Адели.
– Черт! Вызывай «Скорую». – Адель кинулась к телефону. Вода уже почти слилась. Пьер приложил ухо к сердцу тестя. Оно глухо билось где-то там, в глубине. – Лучше бы ты сдох, – сказал он и опустил старика обратно.
Как-то утром в ту самую неделю, когда месье де Бриссак лежал в больнице, к Пьеру приехал пожилой элегантный джентльмен. Адель уже видела его однажды. Пьер тогда сказал, что это его давний друг, и отправил ее за покупками, чтобы приготовить что-нибудь необычное. Для нее, надо сказать, все было необычным, потому что она вообще не умела готовить. И подруг у нее не было, с кем можно посоветоваться. В магазине она первым делом купила журнал и нашла в нем рецепт какого-то суфле. Решила, что это достаточно необычно и изысканно. Добавила зеленый салат. А в лавке у них всегда найдется отличное мясо, которое сложно испортить, и паштет. Когда она все приготовила, оказалось, что друг уже ушел. Пьер сказал, что его срочно вызвали по делам, и они стали обедать вдвоем. Пьер находился в приподнятом настроении, шутил без остановки и нахваливал, честно говоря, не очень удавшееся суфле. И вот сейчас снова он. Пьер закрыл лавку, и они поднялись наверх с двумя молодыми людьми в одежде, похожей на рабочую. А потом, Адель сначала даже не пожелала в это верить, эти парни в комбинезонах стали сносить вниз картины.
– Пьер, что они выносят? – кинулась она к мужу.
– Дорогая, иди к себе, пожалуйста. Не мешайся, а то тебя заденут нечаянно. – Пьер взял ее за локоток и, фальшиво улыбаясь, подвел к двери одной из комнат. – Посиди там, милая.
Через какое-то время он вернулся. Адель ходила по комнате туда-сюда и грызла ногти.
– Пьер, зачем приезжал этот человек?
– За картинами. Он их приобрел. А мы теперь можем выкупить лавку.
– Я думала, она твоя.
– Ты могла думать все, что угодно.
– Пьер! Но картины, это единственное, что у нас осталось! Папа не переживет.
– Ты же сама сказала, что все, что есть у тебя, принадлежит мне. Ты разве не помнишь?
– Да нет, я помню, но я не думала, что… Что же я скажу папе?
– Что ему надо прекращать пить и позорить меня на весь район.
– Пьер!
– Что Пьер?! Мне вот интересно, это одноразовая акция, или ты сознательно скрыла от меня, что твой папаша законченный алкоголик?
– Пьер, я поговорю с ним. Я обещаю, это больше не повторится.
– Остается только надеяться. – Он взял ее за руки. – Дорогая, давай в такой чудесный день не будем ссориться. Ты помогла осуществить мне мечту. Приготовим что-нибудь вкусненькое. Может быть, ты хочешь шампанского?
– Нет.
– Ну, ну, чего ты повесила нос? А давай сходим в ресторан, и я тебе расскажу, как все было. Странно, что до сих пор мы не говорили об этом. Надень что-нибудь нарядное.
Франция, городок Ситэ, 1980 год
А вскоре родилась Мари. Пьер совсем не обрадовался дочке. Он мечтал о парне, который продолжит его дело. Он взял девочку на руки, посмотрел на ее сморщенное красное личико и подумал: «Хотя, если наследственные черты передаются через поколение, то неизвестно, чего можно было бы ждать от парня». – И вернул орущий кулек Адели, которая с каждым днем все больше чувствовала, как муж отдаляется от нее. В следующий раз он увидел жену и дочь после того, как Адель выписали из роддома. Жена бродила по дому неприбранная, почти ничего не ела, дочь часто вопила в кроватке, пока Пьер не прибегал снизу и не вручал ее Адели, которая будто бы застыла внутри себя и не желала ни на что реагировать. Она брала дочку, автоматически кормила ее, меняла одежду и клала в кроватку.
Пьер тоже с каждым днем все более отчетливо понимал – женился он зря. Первое очарование девушкой, столь непохожей ни на него, ни на его окружение и тем более на бывшую его семью, постепенно сменялось нарастающим раздражением. Пьер понял, что ему нравятся веселые, озорные, бойкие и крепкие девушки, твердо стоящие на ногах. Его бесила медлительность, манерность, тревожность и нервозность Адели. А уж после рождения дочки, когда она превратилась в замороженное полено, Пьер почувствовал отвращение к ней. Его страшно выводило из себя то, что она совершенно не следит за дочерью. И хотя Пьер был весьма равнодушен к ребенку, он все же хотел, чтобы все у них было, как у людей. Он пытался вразумить жену по-серьезному, но она лишь смотрела на него и молчала.
Ознакомительная версия.
