Ну что ж, теперь оставалось ждать звонка самого Тягача.
А Тягач ни с того ни с сего никогда не звонил. Общих дел у него с Арбузом не было, зоны влияния давно разграничены. Значит? Значит, дело пахнет керосином. И именно то самое дело, которое они обсуждали недавно с друзьями детства после затеянных Боровиком посиделок в пивной «Мутный глаз».
Привет от покойника Корявого!
Арбуз достал сигареты, закурил.
Не прошло и минуты, как вновь зазвучала «Вставай, страна огромная».
— Да?
— Михаил свет Александрович, — зарокотал в трубке густой бас Тягача, — ну что ж ты моего Зяму обижаешь?
— Да кто его обидит, он сам кого хочешь обидит, Яков Борисович.
— Зяма? Да он от мухи ледащей шугается, не то что от тебя, — хохотнул Тягач, — ой, уморил ты меня, все бы вам, молодежи, шутки шутить над нами, стариками…
— Я слушаю, Яков Борисович, — сдержанно сказал Арбуз после небольшой паузы.
— Чего там слушать, встретиться бы нам, Михаил Александрович, да и поговорить.
— Поговорить? — спросил Арбуз, затягиваясь.
— Ну да, поговорить. Запросто поговорить, по-свойски. Да и люди того же хотят, ждут не дождутся.
— Какие люди?
— Да все те же. Наши — Кабан, что над волховскими, и Миша-шестипалый. Знаешь, небось? — Знаю.
Как не знать! Арбуз быстро прикинул — Кабан целиком на востоке области, Миша-шестипалый держит эстонскую границу. С покойным Корявым никто из них вроде бы подвязан не был.
Что ж, расклад приемлемый…
— Ну так что, Михаил Александрович?
— Со всем моим уважением, Яков Борисович.
— Вот и чудненько! — обрадовался Тягач. — А Зямато как будет рад! Прямо как на Рождество, хотя что ему до Рождества-то, нехристю… Ну да бог с ним, с Зямой. Зато Кабан с Мишей-шестипалым отблагодарят меня, грешного…
— За что же, Яков Борисович?
— Как за что? Да за счастье дружеской встречи. К тому же и повод есть — помянуть почившего раба божия Корявого, нашего общего знакомого.
— Ну что ж, и помянем, — спокойно сказал Арбуз, — когда?
— А прямо сейчас, — не менее спокойно ответил Тягач, — ты уж извини, Михаил Александрович, нам, старикам, не спится…
— Где?
— Да вот хоть на бензоколоночке моей недостроенной на двадцать четвертом километре по Выборгскому шоссе. Народу там никого, зато ангарчик есть на случай дождя. Пустой, как фраерский карман после трамвая, хоть костер пали да шашлыки жарь. Годится?
Арбуз помедлил.
— Годится.
— Только ты вот что, Михаил Александрович…
— Что?
— Ведь как не хватает нам сейчас уединения, — жалобно загудел Тягач, — кругом суета, толпа! Редко когда выпадает случай посидеть, потолковать без суеты. Так ты уж его, случай этот, не упускай.
— Я слушаю, Яков Борисович.
— Да что ты заладил, как не родной — слушаю, слушаю? Мы, например, поодиночке будем, а водил с машинами на всеволожской развилке оставим. По ночной-то поре прогуляться пешочком хотя бы и с полкилометра — разве не благодать?
— Благодать, благодать, — заверил Арбуз, — и я того же мнения.
— Великая вещь — взаимопонимание! — вздохнул Тягач. — И как его нам подчас не хватает! Ну и ладушки, значит, через два с половиной часа в ангарчике. Ангарчик приметный, не ошибешься. Крыша у него такая полукруглая, в красный революционный цвет выкрашенная. Да долго ли продержится краска, не знаю… Говорил мерзавцам, не красьте под дождем — нет, красят! Ну как найти управу на бракоделов, Михаил Александрович?
Арбуз прекрасно знал, что Тягач в состоянии найти немедленную управу на кого угодно, однако промолчал.
— Ну и ладно, — посерьезнел Тягач, — нет счастья на белом свете, и не надо. До встречи.
Отключив мобильник, Арбуз выдвинул ящик стола и достал из него наплечную кобуру с обмотанными вокруг нее ремнями. Тяжелый позолоченный «Магнум» привычно лег в руку, он пару раз подбросил его на ладони и выщелкнул обойму. Обойма была полной.
Хорошо.
Откинувшись на спинку кресла, Арбуз вставил обойму в рукоятку, передернул затвор и поставил пистолет на предохранитель Он посмотрел на кобуру, с сомнением покачал головой, после чего встал, снял пиджак и засунул «Магнум» стволом вниз под пояс брюк за спиной.
Так-то оно будет лучше.
Только надо не забыть по пути заехать домой за какой-нибудь летней курткой покороче, чтобы едва прикрывала рукоятку.
Ну, кажется, все.
Арбуз взял мобильник и набрал номер.
— Але, гараж? Тюря, готовь бронепоезд и самого себя впридачу. Намечается легкая ночная прогулка.
К месту встречи Арбуз с Тюрей подъехали минут за двадцать до назначенного времени. Когда до всеволожской развилки оставалось метров сто, Арбуз приказал Тюре остановиться и сдать назад.
Он заметил полузаросший проселок, уводящий в сторону от шоссе куда-то в лес.
— Сворачивай туда! — показал он Тюре направление.
Приглушенно урча, «Лексус» заколыхался на ухабах проселка. Скоро шоссе скрылось за обступившими машину деревьями.
— Стоп машина!
Тюря тут же нажал на тормоз, погасил фары и выключил зажигание. В наступившей тишине стало слышно, как по крыше семенит мелкий гнусный дождик, из тех, которые первые минут десять вообще не замечаешь, зато потом с удивлением обнаруживаешь, что уже насквозь промок.
— Слушай сюда! — Арбуз тронул Тюрю за плечо. — Давай-ка осторожненько посмотри, что там на развилке, на бензоколонке и в этом самом ангарчике. В любом случае не светись, иди лесом и сразу назад. Я жду тебя здесь. Давай!
Тюря кивнул головой, выбрался из джипа и осторожно прикрыл за собой дверцу. Оглядевшись по сторонам, он вынул вороненый «ТТ», передернул затвор и бесшумно исчез в густом подлеске.
Арбуз оглянулся. Шоссе абсолютно не просматривалось, только кое-где пробивался сквозь густую стену корабельных сосен отблеск освещающих его фонарей.
Значит, «Лексус» с дороги точно не виден. Эх, была бы еще и ночка потемней, ну да где ж ее взять-то, ночку темную, летней порой да на питерских широтах! Хорошо, что тучки жиденькие понагнало, хоть какой-то прок от этого поганого дождика.
Вернулся Тюря.
Забравшись в салон, он вытер мокрое лицо ладонью и коротко доложил:
— Никого.
— Ангар?
— Чисто.
— Свет?
— Горит фонарь на бензоколонке, съезд с шоссе освещен, вокруг темно, лес.
— Что там вообще?
— Кроме ангара конкретно ничего. Котлован недорытый, песок кучами.
— Развилка?
— Пусто.
Арбуз посмотрел на свой «Патек Филипп». Шесть минут до часа икс.
— Так. Сейчас едем на развилку. Там ждешь меня. С другими водилами до поры не связывайся, из машины не выходи. Будь наготове. Услышишь в ангаре один выстрел — не дергайся, пойдет пальба — гаси всех подряд. Понял?
— Понял.
— Трогай!
Тюря завел мотор, развернулся, преодолел проселок и вырулил на шоссе.
А вот и развилка. Тюря припарковался на обочине.
Почти сразу со стороны Питера засверкали фары приближающегося автомобиля, за ним еще одни. Потом высветились два луча и из-за поворота на Всеволожск.
Арбуз поправил «Магнум» за спиной, расстегнул куртку и вышел из машины.
В пустом ангаре было пыльно и сухо. Огромное пространство освещалось одной зарешеченной пятисотваттной лампочкой, болтавшейся на переноске под потолком из рифленого железа, поэтому сравнительно светло было лишь в центре ангара Именно там, на заблаговременно расставленных в кружок деревянных ящиках и расселись лицом друг к другу Арбуз, Тягач, Кабан и Миша-шестипалый.
Первым на правах старшего по возрасту нарушил установившееся было молчание Тягач.
— Ну что, други ситные, — пробасил он, обводя собравшихся цепким взглядом из-под кустистых бровей, — вот мы и собрались. Кто начнет?
Долговязый Миша-шестипалый молчал, подергивая щекой с пересекавшим ее от уха до носа шрамом, Кабан слегка пожал покатыми пухлыми плечами.
Тягач посмотрел на Арбуза.
— Ты, Михаил Александрович?
— Я пришел слушать, — ответил Арбуз, — если кому есть что сказать, пусть говорит.
— Хорошо, — вздохнул Тягач, — раз я начал, я и продолжу. Непонятки объявились, Михаил свет Александрович, рябь пошла, волна бежит. В народе говорят, что именно ты навел на покойного Корявого артиста этого, Романа Меньшикова. Ну а артист Корявого и грохнул — с твоей, опять же, подачи.
— Кто говорит?
— Земля слухом полнится, Михаил Александрович. Может, оно так, а может и нет — беда в другом. Братва волнуется. Да и как не волноваться, ведь для них мир перевернулся! Авторитетный вор вдруг берет в тему хоть и уважаемого, но пришлого артиста. И этот артист гасит Корявого, нашего братана! Без предъяв, без правильных разборов между своими, как принято! Беспредельщик, конечно, был Корявый, царствие ему небесное, но ведь какой-никакой, а все ж таки авторитет. И как мы теперь, по-твоему, руководить будем всей этой взбудораженной братвой, Михаил Александрович? Как внушать им уважение к правильным понятиям, если даже такой человек, как Арбуз, на понятия эти плюет и ничего с ним при этом не делается? Что скажешь, Михаил Александрович?
