Эдуард Фикер - Современный чехословацкий детектив

Хаос был и наверху, в большой спальне и в нескольких меньших комнатах. Матрасы, подушки, полки, книги, аптечка — все растерзано.

Мы вышли на террасу, вымощенную квадратными плитами искусственного камня, скрепленными цементом. Ширина террасы достигала метров двух с половиной. За нею начинался сад, куда мы тоже спустились. Клумбы кое-где были затоптаны. Смородиновый куст надломлен. Группа Скалы уже сняла здесь несколько стертых следов — их будто нарочно торопливо затерли.

У забора стояла водоразборная колонка. Трубы от нее вели в дом. В садике даже бочка с дождевой водой была перевернута.

Через цокольную дверь мы спустились в подвал. И здесь побывал злоумышленник, воспользовавшись ключом, который без труда нашел в доме; ключ он так и оставил в замке. Подвал служил главным образом для вентиляции. На полках лежало бутылок пятнадцать вина, при-

чем в таком беспорядке, что было ясно: кто-то между ними шарил. Но ни одна бутылка не была разбита и ни одна не откупорена. Зато преступник разбросал садовый инвентарь в углу — лопаты, заступ, тяпки... Сдвинул с места и перерыл старый ящик с хламом. Баллон с газом для отопления он не тронул: вентиль остался закрытым.

К стене были прислонены два бумажных мешка с цементом. Незваный гость разрезал их сверху донизу. Серый порошок высыпался, образовав две горки.

Посередине подвала валялся кувшин; когда я его поднял, вылилось немного воды. На полу вода уже высохла, но мы поняли, что она была и, видимо, подтекла к кучкам цемента — их края затвердели. Невозможно было не оставить следов на такой прямо-таки идеальной для этого почве — и все же их не было.

— Хитрец, славно придумал! — сказал Карличек. — А может, это получилось само собой... Он, вероятно, лил воду на землю, чтоб выяснить, где она скорее всего впитывается. По этому признаку узнают место, где недавно копали — там ведь земля более рыхлая. Вот он и поливал здесь пол и попросту смыл свои следы. Потом он вышел полить землю в саду, а закончив, просто кинул кувшин в подвал через дверь.

Осмотр мы завершили обследованием сарая, пристроенного за домом. В общем-то, он не заслуживал названия сарая — то была скорее времянка, сколоченная из горбылей. На полу осколки разбитого стекла, рассыпанные гвозди, винтики, колышки, куча прочей мелочи. Из всех ящиков вывален мелкий инструмент — слесарный, каменщицкий и тому подобное.

Мы вернулись в холл. Карличек шел впереди, я замыкал шествие и потому заметил, что белые туфельки и нарядное платье Веры изрядно пострадали. Но ее это явно не трогало, она была поникшая, почти удрученная. Позже я узнал, что Вера нарядилась только для того, чтобы обойти кое-кого из «мальчишек»: задумала выманить кого-нибудь из них на танцы, исключительно назло Арнольду. Но все же тревога ее не оставляла, и она, как была, села в автобус и поехала сюда...

В холле мы придвинули столик к той части углового дивана, которая еще не развалилась, прикрыли распоротыми подушками вылезшую вату, уселись кое-как, и Карличек вынул из кармана блокнот и ручку.

— Хотелось бы записать как можно больше ваших знакомых. — Тон у Карличека был серьезный. — Вы видели, что тут натворили, и мы не имеем права упускать ничего, что может навести нас на след преступника или преступников.

— Не до того мне сейчас... — безжизненно проговорила девушка.

Я предложил ей сигарету. Мне было ее немножко жалко, и я вовсе не хотел губить ее молодое сердце никотином — она это успешно делала сама. Нет, с моей стороны это был просто дружеский жест, который мог ее ободрить. Не верилось, что она вконец испорчена. Ее дерзость была скорее камуфляжем — девушка старалась подстроиться под стиль Арнольда.

Карличек усердно записывал ее слова. Она назвала девятерых ребят, собиравшихся на даче в прошлое воскресенье. Но знала она их только по этим сборищам, и не все адреса были ей известны. Карличек удовольствовался и этим — в ходе дальнейшего расследования нетрудно будет восполнить пробел.

Я сомневался, чтоб это нам помогло, — говорила же Вера, что никто из этих девятерых ничего об Арнольде в эту неделю не слышал. Привожу пока что краткий список ребят.

Алоиз Бедрна, лет пятнадцать, учится на строителя, очень любит возиться по дому и в огороде. Самый славный из всех парнишка. Его прозвали Дворничком.

Антонин Дальта, по прозвищу Тонда Пекло, учится на слесаря-инструментальщика, живет в общежитии.

Виктор Розточный, сокращенно Виша, зубной техник, сирота. Живет у дяди-дантиста.

Станя Гарах, студент.

Карел Висман, автомеханик.

Даша Гродская, приехала из Моравии, ищет в Праге работу, связанную с искусством. В данное время дружит с Висманом.

Милош Заржецкий, студент Академии художеств, но исключен. Талантливый живописец.

Ануш Новакова, учится на курсах медсестер.

Иржи Крумпера, учится в промышленном училище.

Время шло. Казалось, Вера не столько устала, сколько пала духом. Карличек по-прежнему был неутомим. Я с завистью относил это за счет обеда и говяжьей грудинки. Мне лично грозила революция в кишках. Пять бутербродов из буфета-автомата не в силах были ее утихомирить, и сигаретами прикармливать ее было недостаточно. В какой-то момент я поймал себя на том, что думаю о растоптанном в кухне печенье.

— Пока хватит, — заявил Карличек, пряча блокнот в карман. — Но, понятно, мы с вами еще не закончили.

Я поднялся первым.

— Идите в машину, — сказал я девушке. — Подождите нас.

Карличек проводил ее. Вернувшись, он нашел меня именно там, где и предполагал: в прихожей у шкафа.

Нижний запертый ящик, ключ от которого отсутствовал, заслуживал особого внимания.

— Очень многое, Карличек, зависит от того, знал ли взломщик, когда привезли шкаф, — пробормотал я.

Карличек пожал плечами. Нет, правда, он выглядел необычайно свежим.

— Взломщик наверняка обследовал этот ковчег.

— Думаете, искал фотографию Климовой?

— Нет. Это я только для острастки сказал. Услышал бы меня надпоручик Скала, то-то начал бы вращать глазами!

— Надо подумать, Карличек, почему взломщик не стал осматривать нижний ящик. Если же он его осматривал, почему задержался, чтоб запереть его, и куда девался ключ.

— Это можно объяснить только так, — подумав, ответил он. — Взломщик не предвидел, что искомый предмет будет спрятан так наивно, в дурацком шкафу. Поэтому он и начал не с него, хотя наткнулся на шкаф, как только вошел, и закончил им, нигде не найдя того, что искал. И вот в этом ящике, — Карличек показал на ящик, что валялся на полу, — он, к своему удивлению, обнаружил фотографию или что там ему было нужно. Для верности он выдвинул ящик до конца — как бы не оставить что-нибудь нужное, — и ящик выпал. После этого самым естественным было просто отшвырнуть его, а заглядывать в нижний ящик для грязного белья уже не было никакой необходимости. Он нашел, что искал, и дело с концом.

Стало быть, Карличек рассуждал так же, как и я; но странность оставалась странностью, хотя группа Скалы еще во вторник пришла к заключению, что эта версия не так уж сумасбродна.

— Так вы открывали нижний ящик? — спросил я.

— Конечно. Без всякого труда, обыкновенной отмычкой. И даже снова заперли самым тщательным образом. Там ничего нет.

Когда перевозят такие вещи, дверцы, разумеется, запирают, а ключи прячут в карман, чтобы отпереть дверцы уже на месте назначения. Ключик от нижнего ящика мог и потеряться по дороге. Или по каким-то причинам нужно было открыть только верхние ящики, быть может, для того, чтобы спрятать там ту загадочную вещь, которая так интересовала взломщика. Поэтому, скорее всего, вещи этой здесь больше нет. Взломщик унес ее.

— Если б не этот запертый ящик, — снова заговорил Карличек, — можно было бы предположить, что эту таинственную Арнольдову вещицу прячет Климова, что было бы не самое глупое. Арнольд спрятал даже все фотографии своей подружки, чтобы взломщик не мог ее разыскать. Климова, по всей вероятности, знает все и могла бы подвергнуться преследованию со стороны взломщика. Более конкретные взаимосвязи нам не известны. Но мы вправе думать, что опасность разоблачения или чего-то в этом роде возникла в тот момент, когда отсюда и из других мест исчезли все снимки Климовой. Не поверим же мы девчонке, будто ее дружку не понравилась рамка! В их «компашке» взломщика искать нечего — они ведь все знакомы с Верой. Преступник — не знакомый с ней человек, а посему, словно чертик из волшебного ящика, перед нами выскакивает некто совершенно чужой им всем.

«Некто совершенно чужой» выскочил перед нами из волшебного ящика уже и у девятнадцатого километра. Значит, этот некто — пока что смутная тень в наших расплывчатых построениях — все же существовал, сколь шаткой ни была логика, приводившая нас к нему.

— Теперь-то Арнольд Фидлер может повесить на даче портрет Верочки, хоть сверхъестественных размеров, — продолжал рассуждать вслух Карличек. — Поскольку сокровище найдено, Климова, хотя бы и осведомленная о нем, потеряла для преступника всякое значение — если, конечно, она когда-либо его имела и если мы не хотим приписать исчезновение ее фотографий всего лишь излишней осторожности Арнольда. Но, скрывая Веру, он выдал ее нам, и она приобрела интерес для нас. Придется нам как-то вытянуть из нее правду. Это будет нелегко, влюбленная женщина вообще самый трудный случай. Тут какое-то щекотливое дело, иначе она не стала бы таиться от нас. Она покрывает своего Арнольда. И пойдет за него хоть в огонь... Догадываюсь, в чем дело, Арнольд придумал план, как вернуть украденную вещь, или он боится, что вещь эту могут каким-либо образом обратить против него. Мы тут все пугались, не случилось ли чего с ним, а между тем, возможно, случилось что-то с другим человеком, и это «что-то» совершил Арнольд Фидлер. Вот почему старый Фидлер боится какой-то беды, даже после того, как сыночек объявился. И покрывает его с другой стороны... Против нас играет смешанная команда.