Ознакомительная версия.
Она помолчала немного, а затем тихо сказала:
— Может, это было вещество, которое со временем исчезает.
— Ага, — откликнулся Дэйв и провел языком по внутренней стороне щеки. — Через пару часов после появления, прямо как береговые огни.
— Или как команда с «Лизы Кабо», — подхватил Винс.
— А куда он направился, сойдя с парома, вы не знаете?
— Нет, мэм, — ответил Винс. — За 25 лет поисков я не нашел ни одной живой души, видевшей его до того, как утром, в начале седьмого, двадцать четвертого апреля Джонни и Нэнси нашли его тело. И еще, не для записи — правда, никто и не записывает — я не верю в то, что кто-то забрал мясо из его мертвой руки. Думаю, оставшийся кусок украла чайка, как мы и предполагали. Боже мой, мне пора уходить.
— А мне пора заняться счетами, — сказал Дэйв. — Но для начала, думаю, не помешает еще немного времени потратить на себя, — после этих слов он вперевалку направился к уборной.
— А мне, полагаю, стоит заняться своей рубрикой, — произнесла Стефани. Но потом не сдержалась и выпалила полушутя, полусерьезно: — Наверное, лучше бы вы мне вообще ничего не рассказывали, если не собирались доводить дело до конца. Пройдут недели, прежде чем я перестану думать об этом.
— А мы думаем над этим уже 25 лет, — сказал Винс. — По крайней мере, ты поняла, почему мы не рассказали все это журналисту из «Бостон глоуб».
— Да, поняла.
Он улыбнулся и кивнул.
— Ты справишься, Стефани. У тебя все получится, — Винс дружески потрепал ее по плечу и направился к двери, по дороге он взял со своего захламленного стола узкий репортерский блокнот и запихал его в задний карман брюк. Ему было девяносто лет, но походка оставалась легкой, только спина слегка сутулилась, напоминая о возрасте. На нем была белая сорочка, сзади перехваченная крест накрест подтяжками. Не дойдя до двери, он остановился и снова повернулся к ней. Свет заходящего солнца запутался в его по-детски пушистых волосах, превратив их в ореол. — С тобой приятно работать, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты об этом знала.
— Спасибо, — ответила Стефани, надеясь, что не выдала голосом неожиданно нахлынувшего желания расплакаться. — Спасибо за все. Сначала меня мучили сомнения… теперь, похоже, вы тоже ни в чем не уверены. Мне здесь нравится.
— Как насчет того, чтобы остаться. Ты ведь думала об этом?
— Еще бы.
Он кивнул и выглядел серьезным.
— Мы с Дэйвом обсуждали это. Приток свежей, молодой крови в коллектив был бы кстати.
— Вы, ребята, сто лет проживете, — сказала она.
— О, да, — небрежно произнес Винс, словно речь шла о само собой разумеющемся. А когда шесть месяцев спустя он умер, Стефани сидела в холодной церкви, делая в узком репортерском блокноте заметки для статьи о похоронах, и думала: «Он знал, что скоро это случится».
— Я помирать еще не собираюсь. И все же, если решишь остаться, мы с радостью тебя примем. Сейчас можешь не отвечать, но считай это предложением.
— Хорошо. Думаю, мы оба знаем, каким будет ответ.
— Ну и отлично, — он хотел было уйти, но снова обернулся. — На сегодня учеба почти закончилась, но я мог бы рассказать еще кое-что о нашей работе. Можно?
— Конечно.
— Существуют тысячи газет, и десятки тысяч людей пишут для них истории. Но эти истории делятся на два типа. Во-первых, новости, которые на самом деле просто отчет о том, как разворачиваются события. Форма может быть любая, это не имеет значения. Люди берут газету, чтобы прочитать о слезах и крови, так же как они сбрасывают скорость на шоссе, чтобы посмотреть на аварию, после чего едут дальше. А что ждет их на страницах газет?
— Истории.
— Ага. Пусть даже страшные, но у каждой есть начало, середина и конец. Поэтому все они нравятся людям, Стеффи. Даже если это история о том, как секретарша отравила половину церковной паствы, чтобы отомстить любовнику, который ее обманул, это хорошая история, а почему?
— Я не знаю.
— А надо, — вмешался Дэйв, выглядывая из уборной и вытирая руки бумажным полотенцем. — Надо знать, и если хочешь здесь работать, надо понимать, чем ты на самом деле занимаешься, — он швырнул полотенце в мусорную корзину.
Она задумалась.
— Эти истории хороши тем, что закончены.
— Точно, — просияв, воскликнул Винс и вскинул руки вверх, словно священник на проповеди.
— В них есть ответы! У них есть финал! Но часто ли в реальной жизни встречаются истории с началом, серединой и концом? Как по-твоему?
— У меня слишком мало опыта. Я писала только для школьной газеты, и здесь для рубрики «Об искусстве».
Винс отмахнулся от этого.
— Что подсказывает тебе сердце?
— Что в жизни все по-другому, — Стефани подумала об одном молодом человеке, с которым придется объясняться, если она решит остаться здесь дольше, чем на четыре месяца, и о том, что разговор, возможно, будет не из приятных. Наверняка не из приятных. Рик этому не обрадуется, ведь у него были совсем другие планы.
— Мне еще не попалось ни одной истории, в которой не было бы вранья, — мягко сказал Винс. — Но на бумаге ложь обычно не так колет глаз. А наша история колола бы. Если только ее не… — он слегка пожал плечами.
Сначала Стефани не поняла, что значит этот жест. Но вдруг вспомнила, что сказал Дэйв задолго до того, как они вышли на балкон, чтобы немного посидеть, наслаждаясь августовским закатом. «Это наше, — сказал он. — Парень из „Глоуб», чужак, он бы только все изгадил».
— Если бы вы отдали эту тайну Хэнрэтти, он бы использовал ее, так? — спросила она.
— Мы не могли ее отдать, потому что она нам не принадлежит, — ответил Винс. — Она принадлежит каждому, кто о ней знает.
Стефани, улыбаясь, покачала головой.
— Мне кажется, это нечестно. Ведь, по-моему, вы с Дэйвом единственные, кто знает о ней все.
— Были единственными, — поправил ее Дэйв. — Теперь есть еще ты, Стеффи.
Она кивнула ему, принимая скрытый комплимент, а затем, подняв брови, снова посмотрела на Винса Тигги. Через секунду-другую тот хихикнул.
— Мы не рассказали ему о дитя Колорадо, потому что он сделал бы из настоящей тайны еще одну обычную историю, — объяснил Винс. — Он не стал бы искажать факты, а просто убрал бы ненужное.
— Никаких признаков того-то и того-то, как обычно пишут, — сказала Стефани.
— Пусть так или как-нибудь еще. Может быть, он написал бы обо всем по-своему, потому что после нескольких лет работы привыкаешь лепить истории из разрозненных фактов, а может, потому что редактор вернул бы ему статью на доработку.
— Или статью мог бы переписать сам редактор, если время поджимало, — вставил Дэйв.
— Ага, давно известно, что редакторы занимаются еще и этим, — согласился Винс. — В любом случае история о дитя Колорадо стояла бы под номером семь или восемь в серии «Необъяснимое из Новой Англии», над которой читатель задумался бы минут на 15 в воскресенье, а в понедельник застелил бы этой страницей кошачий лоток.
— И вы не могли бы больше называть эту тайну своей, — сказала Стефани.
Дэйв кивнул, а Винс отмахнулся.
— С этим еще можно смириться, но я не могу позволить, чтобы оболгали человека, который уже умер и не может за себя постоять. Этого я не мог допустить. И не допустил, — он посмотрел на часы. — Ну все, я убегаю. Кто уходит последним, выключает свет и запирает дверь, хорошо?
Винс ушел. Они посмотрели ему вслед, затем Дэйв повернулся к Стефани:
— Еще есть вопросы?
Она засмеялась.
— Не меньше сотни, но, думаю, ответить на них не сможете ни вы, ни Винс.
— Пусть это не отобьет у тебя охоту их задавать, — он отошел к своему столу, сел за него и со вздохом придвинул к себе кипу бумаг.
Стефани направилась было к своему рабочему месту, но ее внимание привлек стенд длиной во всю стену, что висел напротив заваленного всякой всячиной стола Винса. Она подошла поближе.
Левая половина стенда была сплошь оклеена старыми передовицами «Островитянина», желтыми и съежившимися. В верхнем углу отдельно висела передовица выпуска от 1952 года. Заголовок гласил: «Таинственные огни над Ханкоком ошеломили тысячи людей». Ниже была фотография, сделанная, как говорили, лично Винсом Тигги; по расчетам Стефани, ему тогда было всего 37. На черно-белом снимке, который, казалось, был сделан в сумерках, маленький стадион и на заднем плане афиша с надписью: «Ханкокским лесорубам исход игры всегда известен». Несколько людей стоят на единственной покосившейся трибуне и смотрят в небо, туда же смотрит судья, застыв с маской в правой руке на основной базе поля. На третьей базе испуганно жмутся друг к другу ребята из команды гостей, как предположила Стефани. Игроки из другой команды, одетые в джинсы и пуловеры с надписью «Ханкокские лесорубы» на спинах, выстроились в неровную линию на внутреннем поле и все, как один, смотрят вверх. А на небольшом возвышении стоит мальчик, который должен был бросить мяч, и тянется рукой в перчатке к одному из ярких кругов, парящих под облаками, словно хочет приблизиться к этой тайне, коснуться ее и, открыв сердце, узнать ее историю.
Ознакомительная версия.
