Ознакомительная версия.
Ну я и балда. Хотя я всегда гордилась своей способностью сложить два и два, в результате-то я получала три. Унизительно!
– Он был вместе с отцом в лагере военнопленных, верно? В тюрьме «Чанги» в Сингапуре?
Этот эпизод семейной истории я вытащила из миссис Мюллет и ее мужа Альфа по крупицам, слишком маленьким, чтобы они привлекали внимание по отдельности.
– Доггер не раз спасал жизнь твоему отцу, – с неожиданной мягкостью произнесла она. – И поплатился за это.
Мерцающий свет свечей искажал лицо тетушки Фелисити шевелящимися тенями, и казалось, будто эту историю рассказывает незнакомка.
– Японцы приговорили твоего отца к смерти. За какое преступление? За отказ назвать людей под его командованием, которые участвовали в планировании побега. Я не стану рассказывать тебе, Флавия, что они с ним делали, это неприлично.
Она помолчала, давая мне возможность переварить ее слова.
– Несмотря на примитивные условия и имея в распоряжении немногим большее, чем столовые приборы, Доггер каким-то образом сумел помочь твоему отцу не истечь кровью.
Мое горло вмиг пересохло и окаменело. Я не могла сглотнуть.
– За это вмешательство Доггера отправили работать на Дорогу смерти.
Дорога смерти! Железная дорога протяженностью в двести с лишним миль, построенная военнопленными через недоступные холмы и джунгли из Таиланда в Бирму. Я с ужасом смотрела на жуткие фотографии в старых журналах: рабочие-скелеты с изможденными лицами, грубые могилы вдоль обочины. Сто тысяч погибших. И хуже, намного хуже, читать об этом было слишком тошно.
– Что касается Доггера, – продолжила тетушка Фелисити, – это было только начало. Его отправили работать на Перевал адского огня – печально известный отрезок дороги, где его и других заключенных заставляли продалбливать скалу примитивными орудиями и голыми руками.
– Какой ужас, – произнесла я и тут же осознала, как банальны мои слова.
– Разразилась эпидемия холеры, как часто бывает в таких ужасающих условиях. Потом дизентерия, за ней голод, а потом… Несмотря на то, что он сам был в ужасном физическом состоянии, Доггер пытался уменьшить потери.
Она внезапно замолчала.
– Я думаю, что на этом лучше опустить занавес над сценой, Флавия. Некоторые вещи слишком ужасны, чтобы описывать их простыми словами.
Мой разум понимал, что она имеет в виду, хотя я не могла это осознать.
– Твой отец и Доггер снова встретились только в конце войны, случайно оказавшись в госпитале Британского Красного Креста. Они не узнали друг друга, пока их не представил капеллан. Потом падре сказал, что при виде их воссоединения даже Господь заплакал…
– Пожалуйста, тетушка Фелисити, – попросила я. – Больше ничего не хочу слышать.
– Ты разумное дитя, – заметила она. – Я не хочу больше ничего тебе рассказывать.
Мы еще несколько минут постояли в молчании. Потом, не сказав ни слова, тетушка Фелисити развернулась и покинула комнату, оставив меня наедине с Харриет.
Я прислушалась к тихому гулу голосов по ту сторону двери.
Сделав глубокий вдох и повернув ручку, я торжественно выступила в коридор.
– Леди и джентльмены, – объявила я. – Друзья… соседи…
Я отчаянно пыталась вспомнить, как это формулировал отец.
– Я знаю, что вы терпеливо и очень долго ждали, и не могу выразить, как наша семья это ценит. Но, к сожалению, мы должны закрыть дом до конца дня. Вы представляете, как много вещей нужно сделать перед похоронами моей матери, и я…
Призыв к их воображению пришелся очень кстати, но все равно послышался гул разочарования.
– Все в порядке, голубушка, – сказала женщина с голубиными глазами, и я чуть не зашлась в приступе истерического смеха из-за шутки, понятной только мне. – Мы все знаем, через что тебе пришлось пройти, так что не надо повторять дважды, когда нам надо очистить помещение.
– Вы очень добры, – сказала я. – Спасибо за понимание. Мы продолжим утром в четверть девятого.
К этому времени дежурство Даффи подойдет к концу, и к добру или нет, я закончу большую часть своей работы.
Если, как я надеюсь, ночью свершится история, рано утром скорбящие обнаружат, что склеп, так сказать, опустел.
День обещает быть интересным.
Женщина с голубиными глазами уже собралась было уходить, но обернулась и обратилась ко мне почти с отчаянием:
– Мисс Харриет однажды присматривала за мной и моей сестрой. Нашу маму неожиданно увезли с приступом аппендицита, и мисс Харриет, благослови ее Господи, приготовила нам сладкие сэндвичи.
Я грустно улыбнулась ей: грустно, потому что возненавидела ее, нет, не возненавидела, – позавидовала ей из-за этого внезапного воспоминания о Харриет, которая никогда не делала мне сладких сэндвичей – и никаких других, если уж на то пошло, насколько я могу вспомнить.
Мое объявление передавалось из уст в уста по очереди; люди начали неохотно разворачиваться, и через несколько минут коридор опустел.
Когда несколько последних человек ушли по западной лестнице, я тихо проскользнула сквозь обитую сукном дверь, открывавшуюся в северо-западный угол дома, и кружным путем пробралась в восточное крыло. Опять-таки, если не считать Лены и Ундины, тут мало шансов кого-то встретить.
Через несколько минут я уже возвращалась из лаборатории, мысленно перечисляя список инструментов, которые я аккуратно приготовила: ножницы для резки металла, фонарик, перчатки, отвертку и ведерко, не говоря уже об АТФ и тиамине, которые лежали у меня в кармане, предусмотрительно завернутые в носовые платки. В ведерке стоял медный будильник, отсутствие которого могло бы поставить под угрозу всю операцию.
Вернувшись в будуар Харриет, я благодарно прислонилась к двери и испустила вздох облегчения. Меня никто не застукал.
Замок приятно щелкнул, когда я повернула ключ и затем убрала его в карман.
Вот так, – подумала я, бросая взгляд на часы. – Пора показать, из чего ты сделана, Флавия.
Семь часов двадцать две минуты.
Пора снять черную пелену, покрывающую гроб Харриет.
Но перед тем как приняться за работу, я заменила и снова зажгла все свечи в изголовье и изножье катафалка, которые уже начали угасать.
Мне потребуется весь свет и все тепло, которое они смогут предоставить.
Dare Lucem.
Шурупы в гробу были простой частью задачи. Поскольку они были новыми и не успели покрыться плесенью и заржаветь на каком-нибудь старом сыром кладбище, вытащить их до нелепости легко. Удивительно быстро я их ослабила.
Теперь наступил момент истины.
– Святой Танкред, помоги мне, – прошептала я. – Харриет, прости меня.
С этими словами я подняла крышку гроба.
Все было так, как я ожидала: под деревянной крышкой находился внутренний цинковый гроб. Цинк, хоть он немного тяжелее свинца, так же легко разрезать специальными ножницами, как и масло.
А под цинком должна быть моя мать. Как она выглядит?
Я начала мысленно готовиться к этому. Заставила думать себя как ученого.
Если ее тело изуродовано, я не стану продолжать. Нет смысла.
Но если же она чудом сохранилась в леднике, я сразу же приступлю к попыткам вернуть ей жизнь.
Я проковыряла маленькую дырочку в цинке кончиком отвертки и воткнула в нее лезвие ножниц для резки металла.
Щелк!
Это труднее, чем я предполагала.
Щелк!
Большой и указательный пальцы уже начинали болеть.
Легкий порыв воздуха – или это мое воображение? – вырвался из гроба. Я сморщила нос от специфического запаха земли, льда и чего-то еще.
Это легчайший запах духов Харриет, «Миратрикс»?
Наверное, мне лишь хочется, чтобы это было так.
Щелк!
Мои пальцы заболели, но я продолжала резать.
После того, что показалось вечностью, я вырезала треугольник со сторонами по футу каждая. Если мои расчеты верны, я тружусь прямо над лицом Харриет.
Осторожно, – подумала я. – Не порань ее.
В этот самый момент я осознала, что забыла паяльник. Если мне понадобится запечатать внутренний гроб, надо будет заварить разрезы, которые я сделала в цинке.
Для этого мне потребуется не только паяльник и изрядное количество мягкого припоя, но и достаточный объем флюса. Первые две вещи найти несложно: дядюшка Тар прекрасно укомплектовал свою лабораторию разными инструментами, чтобы ему никогда не понадобилось приглашать слишком любопытных мастеровых для ремонта водопровода. Флюс, однако, – совсем другое дело. Я планировала приготовить его самостоятельно, «убив» водный раствор серной кислоты кусочками цинка.
Чтобы это сделать, придется еще раз сбегать в лабораторию и снова отложить процесс.
Щелк!
И вот еще что: хотя я не боюсь трупов, этот случай совсем другой. Что, если зрелище моей замороженной матери повергнет меня в совершенно непредвиденный шок?
Ознакомительная версия.
