Ознакомительная версия.
– Считайте до девяти. – Медсестра нашла вену на локтевом сгибе, аккуратно ввела иглу.
«Вот и все», – только успела подумать Катя и провалилась в небытие.
Бескрайняя пустыня расстилалась вокруг. Горячий тягучий воздух не давал дышать. С трудом продираясь сквозь его полиэтиленовую толщу, Катя шла к одиноко стоящему посреди этого знойного безмолвия страшному железному креслу с высокой спинкой, кривыми ножками и кое-как припаянными изогнутыми подлокотниками. Вся ломаная конструкция напоминала изуродованный остов когда-то красивого высокого трона, побывавшего в пожаре. Железо так нагрелось под палящим солнцем, что приобрело красновато-белый оттенок. Она села. Напротив кресла из марева соткался прозрачный экран, на котором она увидела свой живот, а внутри него, в защищенном пространстве матки, находился ребенок. Он безмятежно копошился, то поднося ручку ко рту, то убирая ее, и иногда сгибал и разгибал в коленях ножки. Катя видела, как ритмично бьется маленькое сердечко.
Внезапно со стороны горизонта с огромной скоростью надвинулась гигантская тень человека с инструментом, напоминающим крючковатый нож. Девушка почувствовала, как все ее тело пронзила адская сжигающая боль, будто в него вонзились сотни раскаленных копий. Дернулась, но встать не смогла. Тень приближалась к ребенку, беспомощно барахтающемуся в попытке отодвинуться. Ощущая смертельную опасность, еще не увидевший этот мир и свою маму человечек сделал последние попытки спрятаться, но безжалостный инструмент, направляемый черной тенью, уже настиг маленькое тельце и рвал его на части, вышвыривая крохотные ручки и ножки на сухую растрескавшуюся землю под экраном, где уже собрались голодные пустынные гады, мечтающие отведать нежной плоти. Катя в жутком оцепенении смотрела на постепенно исчезающую тень, на тающий в воздухе экран и расползающихся тварей. Через несколько минут ничто не напоминало о том, что совсем недавно здесь было убито беспомощное человеческое существо. Подул прохладный ветер, солнце стало опускаться за горизонт. Катя положила руки на подлокотники кресла, которые неожиданно оказались широкими и мягкими, и откинув голову, прикрыла глаза.
* * *
– Нагуляют, избавюца, а потом лежат тут стонут да от бесплодия лечиться ходют, – ворчал над ухом недовольный старушечий голос. Катя повернула голову. Возле ее кровати пожилая санитарка возила по полу мокрой тряпкой, воняющей хлоркой. Почувствовав прохладу внизу живота, Катя опустила руку и нащупала грелку со льдом. Действия лекарств заканчивались, и боль постепенно начала заявлять о себе. Слова бабки не обидели ее, а вернули к жестокой реальности. В не отошедшей от наркоза голове всплыли обрывки галлюцинаций. Ах, как много она готова была отдать, чтобы это действительно был всего лишь сон. «Я убила его. Я уничтожила собственного ребенка. И заставил меня это сделать его отец».
А на следующий день в холле ее ждал Сергей. С последним, вернее предпоследним, подаренным ей букетом и с радостным вопросом: «Как дела, дорогая?» Они поссорились. А что было потом? Когда она звонила ему, а к телефону подходила незнакомая девушка? Кажется, он говорил, что должен уезжать куда-то. Она не помнила куда. Промаявшись и проплакав почти всю ночь, Катя проснулась утром, позвонила, но трубку никто не снял. Спит, наверное. Она быстро оделась и поехала к нему. Может быть, успеет до отъезда поговорить.
* * *
Только сейчас, добравшись до нужной улицы, Катя поняла, что за все время их знакомства Сергей ни разу не пригласил ее к себе. Однажды, когда они случайно проезжали мимо, он остановил машину и показал Кате окно на третьем этаже кирпичной пятиэтажки.
– Видишь синие занавески. Это моя комната.
– Ой, – пригнувшись, чтобы увидеть окно, сказала тогда она, – а ведь я у тебя ни разу не была. Пойдем в гости.
– Не выйдет, заяц. Хозяйка – зверь. Поселила меня с условием, что никаких пьянок, гулянок и женщин. Как она выразилась «баб». А что, тебе же лучше. Спокойнее. Знаешь, что у меня дома никого лишнего.
– Во-первых, я не баба, а твоя девушка. Во-вторых, я и так тебе верю. При чем тут злая хозяйка?
– Ты у меня вообще молодец, котенок. Не обижайся. Ей все равно – девушка, не девушка. Для нее важно одно – особь женского пола. – Он засмеялся, потрепал ее за нос, и они поехали дальше, к этой теме больше не возвращаясь.
Катя подошла к дому со стороны синего окна. По его расположению прикинула подъезд и квартиру и не ошиблась. Дверь открыла миловидная женщина лет пятидесяти, по всей видимости, тот самый «зверь», которым ее пугал Сергей.
– Простите, Сергей здесь живет?
– Здесь, а что вы хотели?
– Понимаете, я его однокурсница. Он мне учебник давал, – и Катя достала из сумки книгу, которую читала в метро, – я только вчера вечером вспомнила, что он про отъезд в субботу что-то говорил. Вот, решила вернуть.
– Да что же ты на лестнице все стоишь, деточка? Проходи.
Катя вошла.
– Немножко ты опоздала. С полчаса как они уехали.
– Уехали?
– Ну да, они с Ладочкой поехали.
– С Ладочкой?! – Катя почувствовала, как пол уезжает из-под ног.
– Ну да, невестой Сережиной.
– Ну конечно. С невестой. Сережка что-то говорил, – медленно оседая, тихо повторяла Катя. Зеленые точки заплясали перед глазами и поплыли, превратившись в круги...
– Кажется, оклемалась, – услышала она, открыв глаза. Справа сидела на корточках хозяйка квартиры со стаканом воды в руках. Глянув влево, пытаясь понять, где она, Катя увидела до боли знакомые мужские кроссовки. – Уехали... Ладочка... невеста. Спасибо, извините, я пойду.
– Куда ты собралась? Никуда я тебя не пущу! Пойдем-ка пить чай. Небось не ела.
Как послушная кукла, Катя прошла за непрерывно говорящей теткой на кухню, села в уголок на диванчик. Рядом стояла гора бутылок из-под пива, вина и шампанского.
«Никаких пьянок, гулянок и женщин», – вспомнила Катя.
– Сейчас сделаю тебе бутербродиков, чайку с сахаром. А то ишь ты, с ног валишься совсем. – И хозяйка занялась чаем, продолжая непрерывно болтать. – А ты из-за книжки не переживай. Некогда ему там будет. Поехал Ладочку с родителями знакомить. Ох, хороша девка. Все при ней. Красавица. Правда, старше Сережки годков на пять-шесть. Так все лучше, чем с какой малолеткой. У Ладочки свой швейный цех под Москвой. Куртки, джинсы шьют. Будто заграничные. У нее и квартира своя большая, и машина. – Поставила на стол горячие бутерброды, кружку дымящегося чаю. – На вот, ешь. А познакомиться-то мы забыли. Меня Татьяна Петровна зовут, а тебя?
– Меня Катя. – Все было у нее сейчас как во сне, все, что говорила эта женщина, казалось нереальным. И чай, и бутерброды...
– Кушай, Катенька. Кушай. Что ты к нам не ходила никогда? Ребята все время ходят, и девчонки бывают. Но Сережа все больше с Ладочкой вдвоем. Правда, у нее, я уж говорила, квартира своя. Но Сережке здесь нравится, и я его люблю, как сыночка. И Ладочку уж полюбила. И мальчиков всех его люблю. У меня своих-то нет.
Катя не в состоянии была все это понять и переварить. Значит, к телефону подходила не дочка хозяйки, как она надеялась, а та самая Ладочка. Он даже не боялся, что Катя позвонит и нарвется на нее. Интересно, что же он говорил о ней своей невесте?
– Так меня Соня... Ты кушай, деточка, не стесняйся. – Татьяна Петровна пододвинула к Кате вазочку с печеньем.
– Спасибо, – отправила одно автоматом в рот Катя.
– Так вот, Соня, Сережкина мать, подруга моя давнишняя. С самого детства мы с ней. Хоть жизнь по разным городам развела, а все равно друг от друга отцепиться не можем. Чуть ли не каждый день перезваниваемся. Раньше письма писали, у меня целая коробка стоит... Так о чем я говорила-то? А, ну вот, когда Соня Сережку в институт собирала (сразу решили, что жить он будет у меня), говорит: «Танюш, позаботься о нем. Очень на тебя надеюсь. Может, и невесту какую хорошую найдешь». Сам нашел. Вот, знакомиться повез. Ой, а ты что плачешь, болит что-нибудь?
Катя не замечала, как горячие слезы текут по лицу и капают на аляповатую скатерть. Все здесь было в цветочек.
– Очень голова болит.
– Ой, а у меня и таблетки закончились. Я пойду сбегаю. Тут Сережины друзья ночевать остались. Вчера так хорошо погудели. Им тоже небось лекарство пригодится. Ой, да ты их знаешь небось, Стаса-то с Гришей. – В кухню, зевая и потягиваясь, зашел парень в трусах и майке.
– Ой, теть Тань, извините, у вас гости... Катька?!! – Глаза его чуть не выпали на стол. – А ты чего здесь делаешь?
– Учебник принесла.
Тетя Таня ушла. На кухне воцарилось молчание. Первым прервал его Стас.
– Теперь ты все знаешь? – Почему-то он чувствовал себя виноватым.
Катя всегда ему очень нравилась. Можно сказать, он был даже влюблен в нее. Ему было тяжело смотреть на то, как Сергей обманывает свою подругу. А сказать о своих чувствах он не мог. Что поделаешь, пресловутая мужская дружба брала верх. Про сделанный Катей аборт Стас ничего не знал.
Ознакомительная версия.
