Ознакомительная версия.
Святую женщину Томочку Маркелову, вдохновенную графоманку, Саша неплохо знала по работе в городской администрации. Та вечно ошивалась в благотворительных фондах, часто раздавала интервью и писала занудные статьи по краеведению, которые печатали в основном летом, чаще от безысходности, поэтому слушать о ней было неинтересно.
— Недвольская? Кто это? — лениво поинтересовался Никита.
— Она с недавнего времени преподает в нашем университете. Над кандидатской трудится, — ответила Воронцова.
— Больше вопросов не имею! — улыбнулся Никита.
— Зато у меня есть! — сказала Саша и умоляюще посмотрела на Воронцову. — Надежда Петровна, можно узнать, с кем бабушка общалась в последнее время, кроме Недвольской и Маркеловой?
— С кем общалась? — задумалась Воронцова. — С научными сотрудниками, экскурсантами, со специалистами… Все, как обычно!
— Вы же в «Музеологе» работаете?
— Что такое «Музеолог»? — шепотом осведомился Никита.
— Программа, специально для работников музеев, — пояснила Саша.
Воронцова театрально всплеснула руками.
— Сашенька, опомнись, какой «Музеолог»? Программа, конечно, установлена, только наши дохлые компьютеры ее не тянут. Чтобы внести данные об очередном экспонате, чуть ли не шаманский ритуал проводим: эту программу закрыть, ту, наоборот, запустить, а после внесения данных еще и в бубен ударить, чтобы, дай бог, все сохранилось. И вирусы жрут ее безбожно. Наш специалист уже замучился с нею, поэтому плюнули и стараемся лишний раз не трогать. Уж сколько мы просили в управлении культуры: купите нам новые компьютеры, да толку нет!
— У нас в администрации компьютеры лучше, и все равно «Музеолог» виснет, — сказала Саша. — Программа еще несовершенная!
— Правда? — обрадовалась Воронцова. — А мы на технику грешили! Так что работаем пока по старинке: в журналах учета отмечаем, кто пришел, номер документа, что запрашивал, когда экспонат взят из фонда, когда сдан обратно… Кстати, прошлой осенью, где-то в октябре, нам принесли старинную икону с ликом архангела Михаила. Конец семнадцатого, самое позднее, начало восемнадцатого века. Ирина Львовна как раз проводила ее экспертизу. Владелец утверждал, что она чудотворная, и хотел продать музею.
— Что ж он к вам пришел? — лениво поинтересовался Никита и потянулся к вазочке за конфетой. — Отправился бы в епархию, там бы у него с руками оторвали, тем более чудотворную!
— Во-первых, Григорий Яковлевич когда-то работал у нас археологом и хорошо знал Ирину Львовну, — поджала губы Воронцова. — Во-вторых, там было что-то странное в иконе, оттого он не решился отнести ее в епархию. Это мне уже Ирина Львовна рассказывала. Григорий Яковлевич запросил пятьдесят тысяч долларов, но откуда у провинциального музея такие деньги? Экспертизу мы провели, он нам довольно щедро заплатил и даже позволил сфотографировать икону и поместить ее снимок на сайте нашего музея.
Воронцова вздохнула.
— Жаль, что мы не смогли ее приобрести. Говорят, она бесследно исчезла после смерти Григория Яковлевича.
— Смерти Григория Яковлевича? — внезапно насторожился Никита. — Как его фамилия?
— Шмулевич! Заведовал кафедрой археологии в нашем университете! Его вскоре после того, как он забрал икону из музея, в своем доме зарезали. Они с женой в Израиль собирались на постоянное жительство, все распродавали. Видно, грабители позарились на деньги…
— Помню такое дело, — нахмурился Никита. — Убийц, кажется, до сих пор не нашли?
Воронцова пожала плечами.
— Откуда мне знать, нашли или не нашли? Следователи спрашивали у меня и Ирины Львовны про икону. Мы рассказали все, что знали о ней и о том, конечно, что Григорий Яковлевич забрал ее из музея после экспертизы. — Надежда Петровна потерла лоб. — Припоминаю, Ирина Львовна говорила, что он нашел покупателя, поэтому так торопился, а через неделю, кажется, его и убили!
— И вы об этом сказали следствию? — спросила Саша.
— Нет, не сказала! — смутилась Воронцова. — Я сильно переволновалась! Но Ирина Львовна наверняка сообщила об этом. Ведь она с Григорием Яковлевичем больше общалась, чем я!
Никита поставил чашку на стол и вкрадчиво спросил:
— А после смерти Ирины Львовны вы проверяли, ничего ценного из экспонатов не пропало?
Воронцова буквально взвилась на месте.
— Вы в своем уме? У нас не шарашкина контора! Все строго учтено! Погодите, погодите…
Лицо ее исказилось от негодования.
— Я вас вспомнила! — выпалила она и вышла из-за стола, за которым они пили чай. — Вы журналист? Шмелев? Точно! — и смерила Сашу гневным взглядом. — В чем дело? Зачем здесь пресса? Вы должны все согласовать с управлением культуры. Я не давала никакого согласия на интервью и…
Волны неприязни и раздражения заполнили небольшой кабинет и разметали запахи старины. В воздухе повисли грозовые тучи, которые надобно было сбить на подлете, как вражеский бомбардировщик.
Саша торопливо вскочила со стула и обняла Воронцову за плечи.
— Надежда Петровна, ради бога, успокойтесь! Наши вопросы не для печати! Никита правда мой друг и помогает мне кое в чем разобраться. Я полагаю, что дедушка и бабушка погибли не случайно.
Сашину руку Надежда Петровна не сбросила, но Шмелева, сидевшего с самым безмятежным видом, пробуравила сердитым взглядом.
— Подозревать наш музей в темных делишках по крайней мере бестактно! — Голос ее дрожал от негодования. — Саша, как вы могли подумать, что ваша бабушка занималась неблаговидными делами? Она проработала полвека в музее! Замечательный ученый! Ей просто невозможно найти замену! — Воронцова приложила платочек к глазам, всхлипнула и покачала головой. — Стыд какой!
— Ничего плохого мы не подумали! — сказал Никита и тоже поднялся из-за стола. — Ирина Львовна была кристально честным человеком!
Саша посмотрела на него с удивлением. В тесном пространстве кабинета, заставленного шкафами с книгами, папками, старинной латунной и оловянной посудой, с огромным граммофоном на резном столике в углу, Шмелев показался ей выше ростом и шире в плечах. Куда исчез раздолбай с вечной ухмылкой и ехидным прищуром глаз? Перед ней стоял сильный, уверенный в себе мужчина. Сдвинув брови, он смотрел на Воронцову, и в его глазах вдруг проскочила синяя искра, как в вольтовой дуге, от чего Надежда Петровна неожиданно смутилась и отвернулась. Даже уши у нее порозовели, и она пробормотала:
— Молодой человек, я ведь не отказываюсь помочь! Но не хотелось бы, чтобы наш музей ославили на всю ивановскую!
Саше очень не понравилась интонация, с которой Воронцова произнесла эту фразу. Словно сомлела вдруг и сдалась на милость победителя! Она бросила негодующий взгляд на Никиту. Нашел, кого сражать своим обаянием!
Шмелев, казалось, не заметил их реакции и продолжал говорить как ни в чем не бывало, спокойно, но крайне убедительно:
— Последние события показывают, что вокруг семьи Ковалевских происходят странные вещи. И как раз чтобы отмести все подозрения от музея, мы хотим узнать, зачем Ирина Львовна приходила сюда поздно вечером? Давайте все-таки проверим, на месте ли те экспонаты, документы, книги, которые выдавались посетителям?
Воронцова вздохнула, поправила рыжий завиток на лбу:
— При чем тут посетители, не понимаю? — и стремительно вышла из кабинета.
Саша уселась на узкий диванчик возле стены, которую украшали многочисленные дипломы, благодарственные письма, разноцветные вымпелы и настенные календари с областными достопримечательностями, и скептически усмехнулась:
— Интересно, где у тебя включается режим мачо, от которого у женщин даже пенсионного возраста ноги подкашиваются и они спешат исполнить твои желания?
— Могу показать! — весело ответил Никита, и в его глазах заплясали бесы.
Саша фыркнула.
— Нет уж, спасибо! Обойдусь! Включи лучше чайник, а то в горле пересохло!
— Подозреваю, что в горле у тебя пересохло от моих чар! Признайся, я ведь неотразим? — Никита присел рядом и сделал вид, что пытается обнять Сашу.
Она резко отодвинулась.
— Не кривляйся! Про свою неотразимость другим говори, может, поверят?
— Я тебе противен? — Никита опять подвинулся к ней. — Только честно?
— Нет, не противен! — буркнула Саша.
Ей было крайне неловко. Отстраниться от Никиты мешал подлокотник диванчика, а оттолкнуть его вроде повода не было. Поэтому она лишь слегка отклонилась в сторону и серьезно сказала:
— Я тебе доверяю, хотя иногда ты ведешь себя как мальчишка!
— Как мальчишка? — изумился Никита. — Вообще-то я — циник и ловелас!
— По тебе заметно! — усмехнулась Саша. — Но я не люблю циников и ловеласов!
— А кого ты любишь? — спросил Никита и взял ее за руку. — У тебя есть кто-то? В смысле, ты с кем-нибудь встречаешься?
Ознакомительная версия.
