– Дело не в них, а во мне, – спокойно объяснила она. – Слишком высока теперь у меня планка, и мужчины до нее даже не допрыгивают. В определенной степени Вадим испортил меня, показал и на деле доказал, каким должен быть настоящий мужчина. Ну и буду я теперь на мелкотравчатых размениваться? Которые ищут сильную, самостоятельную, материально независимую женщину, потому что сами мало на что способны?
– Да, мелковат нынче мужик пошел, – совершенно искренне согласилась с ней я. – Алла Викторовна, а вы знаете, что после вас у Вадима Сергеевича не появилось близкой женщины. Видимо, кроме всех иных жизненных обстоятельств, он очень сильно переживал расставание с вами – ведь вы тоже занимали довольно большое место в его жизни.
– Не хитрите, Татьяна Александровна. Вам просто интересно, как он ко мне относился? Я права? – Она прямо смотрела на меня.
Она была чертовски права, но чтобы я в этом созналась? Да никогда! Мне пришлось на ходу придумывать, как объяснить свой интерес, и у меня, как мне показалось, это хорошо получилось.
– Ошибаетесь, Алла Викторовна. Я просто хочу узнать, не явилось ли расставание с вами еще одной каплей, переполнившей чашу его терпения, – уж слишком много свалилось на него! Особенно смерть матери и потеря ее квартиры, которую он не стал отсуживать у сиделки. Куда теперь он мог пойти, если ему вдруг стало невыносимо плохо и захотелось расслабиться? А некуда ему было идти! С вами он расстался из самых благородных побуждений, это правда, и я восхищена, но ведь это значит и другое – прийти к вам снова он уже не мог. Это было бы непорядочно! Так не эта ли мысль заставляет его сейчас скрываться неизвестно где и у кого?
– В чем-то вы правы, но в чем-то – нет, – сказала Алла, потом задумалась и начала медленно говорить: – Ну, представьте себе человека, работающего на износ. Дома у него была невыносимая обстановка, пьющая, скандальная жена и капризная дочь, к тому же не его. Это его сначала в определенной степени нервировало, но он научился с этим жить и не обращать внимания. Но забыть об этом он не мог, ему просто не давали. А тут еще больная мать! Расслабиться в ее доме, рядом с ней? Полная чушь! – Алла невесело рассмеялась. – Да каждый визит туда был ударом ножа в сердце Вадима. Он очень ее любил и очень за нее переживал. Бывало, среди ночи звонила Аглая, и он мгновенно туда срывался. Он очень многие годы жил в состоянии постоянного, ежедневного, ежеминутного и ежесекундного стресса. Вы представляете, насколько тяжело ему было? И вот после всего этого кошмара он приходил сюда, где на него никто не кричал и ничего от него не требовал. Вы правы в том, что здесь он отдыхал душой, мог расслабиться, спокойно посмотреть телевизор, бездумно поваляться на диване…
– А рядом домашняя кошка-мурлыка в человеческий рост, – усмехнулась я.
Алла резко замолчала, и я, посмотрев на нее и встретив ее жесткий холодный взгляд, мысленно покрыла себя матом – ну кто тянул меня за язык?
– Татьяна Александровна, – ровным голосом сказала Алла. – Если бы не Вадим, то участь драной помойной кошки была бы мне за счастье, потому что она, эта самая драная бездомная кошка, может свободно перебегать с одной помойки на другую, а меня бы уже давно в живых не было. И даже если бы Вадим действительно относился ко мне не как к человеку, которого он уважает и ценит, а как к содержанке, то я бы не обиделась. А теперь, извините, я устала и хочу отдохнуть.
– Алла Викторовна, я не хотела вас обидеть, – примиряющим тоном сказала я.
– Я так и поняла, – холодно заметила она. – Итак, сообщаю, что в последний раз я видела господина Смирнова больше двух лет назад – мы вместе обедали. А разговаривала я с Вадимом Сергеевичем в последний раз по телефону около полугода назад, когда он сообщил мне о смерти своей матери, с которой, кстати, я знакома не была. С тех пор я его не слышала и не видела. До свидания.
Еще раз извинившись, я на всякий случай оставила ей свою визитку и попросила позвонить, если к ней придет Вадим или появятся какие-нибудь новости. Покинув ее квартиру, я в машине решила, что Куратору о своем ляпе я ничего сообщать не буду – не стоит портить его хорошее мнение обо мне. Тем более что Туманова здесь явно ни при чем – они же два года не виделись. Кроме того, мой визит получился неожиданным, однако присутствия мужчины в ее квартире я не обнаружила, да и табачным дымом не пахло, а ведь Смирнов курит.
В офисе я самым подробным образом отчиталась перед Куратором и непременно присутствовавшим при этом Красавчиком, не утаив ничего, кроме своей оплошности. Они меня не перебивали, только, когда я закончила, Куратор заметил:
– А ведь историю женитьбы Вадима мне преподносили совсем по-другому.
Судя по его тону, Шмакова ждали о-о-очень большие неприятности.
– Кстати, какого вы мнения о Тумановой? – неожиданно спросил Куратор.
– Красивая, умная, сильная женщина, – совершенно честно ответила я.
– В свое время мы рассматривали ее кандидатуру, но в силу ряда причин сняли ее, да и Вадим Сергеевич отказался, объяснив свое решение тем, что не любит ее и не будет портить ей жизнь, – пояснил он.
– На роль его жены? – спросила я.
– Да! Как сейчас оказалось, мы и сами были тогда не правы, и ему уступили совершенно напрасно, – сухо заметил он. – Вы свободны, можете отдыхать.
Я подхватила свою сумку с вещами и в сопровождении Красавчика отправилась наверх. Обед, он же ужин, меня уже ждал, и я, насытившись, отправилась спать. Причем те несколько секунд, пока не уснула, я пыталась понять, на чем же таком я лежу, и только на следующий день выяснилось, что это был водяной матрац.
Старая квартира матери Вадима находилась в Пролетарском районе, то есть, по тарасовским понятиям, на краю географии. Дом представлял собою обычную хрущевку, которые строили заводы для своих рабочих. Погода была по-прежнему мерзопакостной, так что никаких бабушек с колясками и прочего населения во дворе не наблюдалось. Только возле мусорных баков какая-то сердобольная женщина кормила бездомную кошку с котятами. Я подождала, когда она закончит, и подошла к ней. Узнав, что к чему, женщина понятливо закивала и сказала:
– Помню я Валю. Бедная женщина, светлая ей память. Как же Вадим ее любил! Как любил! Он ведь ее здесь хоронил, где ее все знали. День тогда был солнечной такой, ясный, мы все с ней проститься вышли. А еще и чужие какие-то понаехали, может, с работы Вадима или соседи с новой квартиры или еще откуда. И автобусы пригнали, чтобы на кладбище ехать. Все, кто хотел, поместились, даже свободные места остались. Поминки он в соседнем кафе устроил, а потом и на девять дней, и на сорок. Хорошие были поминки, богатые. Мы всем домом туда ходили.
– А Вадим в последние дни здесь не появлялся? – спросила я.
– А зачем ему? – удивилась она.
– Ну, может, проведать кого из старых знакомых, – предположила я.
– Не видела. Да я и не присматривалась, – отмахнулась женщина.
– А с кем здесь Валентина Дмитриевна дружила? – поинтересовалась я.
– Так это вам Аня нужна, – тут же ответила она.
– А это кто? Соседка? – уточнила я.
– Это подруга ее ближайшая, – объяснила она. – Сама-то я тут только лет пять как живу. А вообще-то, как говорят, тут старых уже и не осталось почти никого, по пальцам одной руки пересчитать можно.
– А где мне Аню найти? В какой квартире она живет? – подхватилась я.
– Так в двадцать пятой, а Валя в тридцать третьей жила, – пояснила женщина.
– Вы не знаете, а она дома? – спросила я.
– Должна быть, если в магазин не ушла, – ответила она.
– По отчеству ее как? А то неудобно, она же в возрасте, наверное, – поинтересовалась я.
– А я знаю? – женщина пожала плечами. – Аня да Аня.
– Ну ладно. Я на месте разберусь, – пообещала я и почти побежала в подъезд.
Да, второй этаж – это вам не пятый, так что взлетела я мухой. Выехала я из офиса довольно рано, а это значило, что грязь уличная подмерзла и сапоги выглядели весьма прилично. С замиранием сердца я нажала на звонок – вчерашний день мне ничего существенного не дал, так, может, хоть сегодня повезет? Ну не может быть, чтобы подруга Валентины Дмитриевны не рассказала ничего существенного.
Дверь мне открыла пожилая женщина в халате и фартуке поверх него, с виду наивная, но, взглянув ей в глаза, я поняла, что она себе на уме и не так проста, как кажется. Я еще и слова не успела сказать, как в щель между ней и косяком двери ввинтилась вихрастая мальчишеская голова, и, как ни пыталась женщина затолкать ее назад в прихожую, у нее ничего не вышло.
– Здравствуйте! Простите, не знаю вашего отчества, – начала я.
– Ильинична я, – спокойно сообщила мне женщина, а мальчишеская голова радостно сообщила:
– Это моя бабушка.
– Артем, не мешай! – одернула она внука.
– Анна Ильинична, мне сказали, что вы были подругой Валентины Дмитриевны, – спросила я.
