С тех пор прошло несколько лет. Ира так же, как и Алексей, поступила в МГУ. Только двумя годами позже и на другой факультет. Лобанов учился на юридическом, Ира — на филологическом.
Они почти не встречались. Но неделю назад случилось чудо — Ира сама подошла к Алексею, встретив его у входа в поточную аудиторию. Она стояла, слегка опустив голову, вцепившись пальцами в ремешок сумочки, губы ее были полуоткрыты, глаза взволнованно блестели, на нежных щеках выступил румянец.
— Здравствуй, — тихо сказала Ира, робко шагнув ему навстречу.
— Привет, — ответил Лобанов, едва не присвистнув от удивления.
— Не ожидал меня здесь увидеть?
— Честно говоря, нет. Ты кого-то ждешь?
— Да.
— Неужели… меня?
— Да. — Легкий кивок. — Тебя.
— Хм.
Алексей склонил голову набок и уставился на Иру долгим изучающим взглядом. Что бы это все, черт возьми, означало? За спиной у Лобанова послышался девичий смех.
— Пойдем отсюда, — быстро сказала Ира. — Нам нужно поговорить.
Они пешком спустились по гулким ступенькам гуманитарного корпуса, вышли на улицу и свернули на тенистую кленовую аллею, где было тихо и безлюдно.
— Сядем? — спросила Ира, остановившись возле скамейки.
Алексей пожал плечами:
— Если ты хочешь.
Они сели на скамейку, и Ира приступила к рассказу. Когда она закончила, Лобанов задал всего один вопрос:
— Почему ты обратилась ко мне?
— Мне больше не к кому обратиться. Для нас это огромные деньги. Для наших родственников и друзей — тоже. Кое-что мы собрали, но двух тысяч не хватает. А ты… — Она повернулась и посмотрела на него своими большущими глазами: — Я знаю, что ты можешь мне помочь. Я кое-что слышала про ваш стройотряд. Вас считают чуть ли не миллионерами.
— Ну, миллионеры не миллионеры, а на бутерброд с икрой хватает. Когда тебе нужны деньги?
— Сегодня вечером. В крайнем случае — завтра утром.
Алексей задумался.
— Значит, деньги нужно собрать за время от заката до рассвета… — медленно, с еле заметной усмешкой сказал он. — Если вдуматься, это большой срок.
Розовый румянец волнения на щеках Иры сменился мертвенной бледностью.
— Я понимаю, — тихо, почти не разжимая губ, произнесла она. — Я готова сделать все, что ты скажешь. Скажи, куда мне прийти.
— Что? — Лобанов вышел из задумчивости и удивленно посмотрел на Иру: — Ты что, подумала, что я… Неужели у меня репутация такого подлеца?
Ира опустила глаза и покачала головой:
— Нет. — Ее тонкие пальцы теребили ремешок сумки. — Прости, если я обидела тебя. Просто я думала, что ты… Ты так часто пытался ухаживать за мной, что я подумала… — Внезапно она подняла руки и прижала ладони к лицу. — Господи, что я несу…
Внезапно сердце Лобанова наполнилось огромной нежностью.
— Ты просто взволнована, — тихо сказал он, затем достал из кармана платок и протянул его Ире. — Вот, держи.
— Спасибо, — пролепетала она.
— Я достану деньги. У меня есть. И ты мне ничего не должна, слышишь? Ни-че-го! Понимаешь, о чем я говорю?
— Да.
— Вот и хорошо.
На том они и расстались.
Это было неделю назад. И вот Ира вновь сидела перед ним. Глаза ее до сих пор глядели слегка растерянно, но тревога, беспокойство и страх из них ушли.
Ира отпила кофе и робко посмотрела на Алексея:
— Я слышала, вы организовали тайное общество?
— Слышала? — Лобанов тихо засмеялся: — Ничего себе — тайное! Похоже, об этом уже знает вся Москва. Кто тебе рассказал? Кожухов?
Она кивнула:
— Да.
— Он что, твой друг? — с легким оттенком ревности спросил Алексей.
Ира покачала головой:
— Нет, не друг. Просто мы сидели на лингвистике за одной партой. Вот он и рассказал.
— Чертов болтун!
— Да нет. Он не то чтобы рассказал, а так… намекнул. — Ира улыбнулась: — Мотя тот еще конспиратор.
— Это точно, — с усмешкой кивнул Лобанов. — Кстати, если хочешь, я могу рассказать тебе об этом подробнее. Рассказать?
— Да.
— А что я получу взамен?
Взгляд Иры похолодел.
— Шучу, Шучу, — поспешно сказал Лобанов. — Ну, ладно, слушай…
И он приступил к рассказу.
В тот же вечер Лобанов и Шаховской сидели на лавочке в парке «50-летия Октября». В одной руке у Лобанова была бутылка «Жигулевского», в другой — сигарета. Шаховской пива не пил и сигарет не курил. Он просто сидел, откинувшись на спинку лавочки, и задумчиво щелкал зажигалкой.
— Слушай, Лева, — обратился к нему Лобанов, — я тут подумал…
— Что? — поднял вихрастую голову Шаховской.
— А почему бы нам не принимать в «Университетский проспект» девчонок?
Лобанов старался говорить раскованно и вальяжно, но у него это плохо получилось.
Шаховской удивленно воззрился на друга, потом слегка тряхнул головой, как бы прогоняя наваждение, и усмехнулся.
— Узнаю, — тихо произнес он. — Узнаю друга Леху. Послушай, ловелас, мало тебе, что ли, девчонок вокруг? Или ты хочешь превратить наше общество в заурядный бордель?
Лицо Лобанова помрачнело.
— Ну-ну, ты полегче. Подбирай выражения, если не хочешь, чтобы я…
— Продолжай, — кивнул Шаховской.
Однако заканчивать фразу Лобанов не стал, а вместо этого стушевался и жадно отхлебнул пива.
— Ну что, выпустил пар? — насмешливо спросил его Шаховской. — А теперь послушай мое мнение, старик. Если ты хочешь, чтобы «Университетский проспект» стал чем-то вроде обкома комсомола со всеми его пьянками, гулянками, голыми бабами и танцами на столах — пожалуйста. Но когда лет через пять ты превратишься в полного ублюдка со значком на лацкане — не спрашивай, как это случилось.
Лобанов насупился.
— Ну, ты тоже не утрируй, — недовольно проворчал он.
— А я и не утрирую, — серьезно ответил ему Шаховской. — «Университетский проспект» — это не комсомол и не боевая организация. Наша цель — постепенное эволюционирование советского общества в общество реальной демократии.
— В Америку, что ли? — усмехнулся Лобанов.
Шаховской поморщился:
— В Америке тоже есть свои тараканы. Мы пойдем дальше. Но мы будем умнее, поскольку у нас перед глазами есть их опыт. Впрочем, старик, ты сейчас слишком пьян, чтобы адекватно воспринимать мои слова.
Лобанов хмыкнул и сказал:
— Отчего же? Вполне способен. Продолжай.
И Шаховской продолжил:
— Мы будем авангардом нового общества. Первыми среди людей новой формации. Как бы тебе объяснить… Ну, вот смотри — ты читал Библию?
— Нет, — покачал головой Лобанов. — Я атеист.
— Я тоже, но там есть толковые мысли. Так вот, там Христос говорит своим апостолам: «Вас мало, но вы будете солью земли». Понимаешь? Солью!
— Значит, ты хочешь, чтобы я стал солью? — Лобанов посмотрел на друга и пьяно осклабился: — А как насчет сахара?
Шаховской побледнел. В его черных глазах вспыхнули обида и ярость.
— Кретин, — процедил сквозь зубы Шаховской и поднялся со скамейки. Он повернулся, собираясь уйти, но Лобанов крикнул ему в ответ:
— От кретина слышу! От настоящего жидовского кретина!
Шаховской медленно повернулся:
— Что? Что ты сказал? А ну повтори!
— То, что слышал.
Шаховской сделал шаг по направлению к лавке. Лобанов резко поднялся на ноги. Он возвышался над Шаховским на полголовы. Неожиданно Шаховской смягчился.
— Ладно, старик, — пробубнил он с натянутой улыбкой. — Извини, что наорал на тебя. Просто… Для меня все это важно, понимаешь?
— И для меня тоже важно, — с жаром кивнул Лобанов. — А про девчонок я спросил вовсе не потому, что хочу превратить общество в бордель. Просто среди девчонок тоже иногда встречаются умные люди. Скажешь, не так?
Шаховской пристально посмотрел в глаза другу. Внезапно он улыбнулся:
— А, вот ты о чем. Речь, насколько я понимаю, идет об Ирине? Ирка классная девчонка, но все-таки я против. Ты глава «Университетского проспекта», поэтому тебе и решать. Но в любом случае помни: если она вступит в «Университетский проспект», я из него выйду. Вот и все.
Лобанов устало опустился на скамейку.
— Ох-хо-хо… — вздохнул он. — Тяжелую ты передо мной поставил задачку, Лева. Ну, ладно… — Он посмотрел на Шаховского и улыбнулся: — Клятва есть клятва. Твоя взяла. Отныне никаких девчонок в наших рядах. Если вдуматься, в этом есть и положительный момент.
— Какой?
— Не буду отвлекаться от основной задачи. Ну что, мир?
— Мир, — кивнул Шаховской.
— И больше никаких ссор?
— Никаких.
— Вот так-то лучше.
И друзья крепко пожали друг другу руки.
Москва, 1992 год, офис компании «Сибавто»
Лев Иосифович Шаховской поставил бокал на стол и посмотрел на сидящего перед ним человека, толстого, представительного мужчину в золотых очках.
