Я грустно улыбнулся. Мне это тоже не нравилось. Иногда бывает полезно, но, как правило, — одна грязь, сплошная грязь…
Через пятнадцать — двадцать минут после ухода Мадейры, я услышал за стеной легкий шум. Он напоминал шуршание бумаги, и я не придал ему значения. Спустя несколько минут шум повторился. Я прислушался — как будто кошка водила по стене лапой. Я оторвался от газеты и в недоумении пожал плечами. «Если это какой-нибудь шутник, он, возможно, воспользуется звонком, если же кошка, — ей это скоро надоест», — подумал я.
Шум прекратился. Часы показывали десять часов две минуты. Мною овладело странное беспокойство, сердце учащенно забилось, по коже побежали мурашки. Такое редко со мной случалось, сейчас я испытывал неподдельный страх. Мне всегда казалось, что страх — ощущение удивительное. Нередко он возникает на пустом месте, затем усиливается, и так же неожиданно исчезает. Страх подсознательно сидит в каждом человеке. Не он ли в темные ночи палеозоя собирал вместе всех наших предков? Да, страх до сих пор не изжил себя, и, по-видимому, это никогда не произойдет.
Погладив рукоятку «люгера», я несколько успокоился. Затем рассмеялся. Все это глупости! Страх часто приходит сам по себе, не стоит принимать это всерьез.
Я подумал, что пора уходить из конторы. Но я становлюсь до невозможности упрям, когда нечто неприятное, касающееся меня лично, овладевает мною. Тем более такая ерунда, как этот непонятный страх. Я попытался взбодриться. Если из-за каждого неприятного ощущения я буду прекращать работу — на что это станет похоже?
И я поудобнее уселся в кресле, пытаясь отыскать причину этого страха. Но стоит ли терять на это время — раз эта тревога необъяснима, пусть таковой и остается. Черт с ней!
Но все же почему? Эти чувства — страх, опасность, должно быть, из другого измерения — наверное, просто предупреждение свыше.
— Арес! Вы здесь?
Чей-то голос вывел меня из раздумий, и я чуть не поддался панике — настолько неожиданно меня позвали. Я встал с кресла и выхватил «люгер».
— Не подходите к двери, Арес! — услышал я. — Не трогайте дверную ручку! Вы меня слышите?
— Черт побери! Это уж слишком! — вскричал я, но не шелохнулся.
Прошли две нескончаемые минуты. С той стороны двери послышался властный голос:
— Осторожнее, Гонсалес! Ага! Вот и детонатор… Точно!
При слове «детонатор» я вздрогнул. Холодные лапы смерти уже протянулись ко мне. Судорога чуть не свела мне спину. Когда я услышал: «Теперь можно открывать, Арес!», то почувствовал дрожь в коленях. Но выглянув за дверь, самым наглым образом скрыл обуявший меня страх.
— Что вы тут делаете? Что за шум? — спросил я.
На меня насмешливо смотрел лейтенант Гастон из следственной бригады. Рядом с ним стоял агент Гонсалес, держа в руке смертоносное устройство.
— Мы можем войти? — осведомился Гастон.
Не дожидаясь моего приглашения, он ввалился в кабинет, за ним — Гонсалес.
— Мы принесли вам небольшой подарочек, — сказал он и водрузил на стол взрывчатку.
Я мельком взглянул на нее, постаравшись принять равнодушный вид. Передо мной лежала грубо сделанная самодельная бомба. Ее смастерил явно какой-то жестянщик. Но как бы плохо или хорошо она ни была сделана, я четко себе представил, что бы от меня осталось, попытайся я открыть дверь. С недовольной миной я предложил моим посетителям стулья.
— Вы легко отделались, Арес, — произнес Гастон.
Я страшно устал от всех этих передряг и мне не хотелось демонстрировать перед полицейскими свои чувства. Достав коробку — сигар, я подвинул ее гостям, но они отказались. Сам я курить не хотел, но все же взял сигару, чтобы хоть чем-то занять руки, которые предательски подрагивали.
— Вижу, у вас неплохие друзья, Арес, — Саркастически произнес Гастон. — Вам не кажется, что благоразумнее было бы оставить это дело? Несмотря на наши предупреждения вы сегодня все-таки побывали у сенатора… а это нехорошо, Арес.
Минуту назад я испытывал к ним огромную благодарность, но как только они заговорили, мне захотелось послать их куда-нибудь подальше.
— Думаю, Гонсалес, мы снова ошиблись, — сказал Гастон задумчиво. — Вы считаете, сеньор Арес прекратит расследование? Как бы не так! Но я тебя поздравляю, Гонсалес! Где еще нам найти такую великолепную наживку, как сеньор Арес? Вот что мне пришло в голову! — восторженно воскликнул он, поднимаясь со стула. — Давай-ка, Гонсалес, оставим сеньора Ареса в покое. Оставим его одного. Я уверен, ему есть над чем подумать, а мы только мешаем.
Они направились к двери, но возле самого порога Гастон остановился, затем возвратился к столу и взял взрывчатку.
— Может, мы отыщем в ней что-нибудь интересное для следствия. Всего хорошего, Арес!
Когда они ушли, я с остервенением пнул корзину для бумаг. «Свиньи!» — подумал я и в изнеможении опустился в кресло.
Сейчас мне просто необходима была сигара. Мерзавец, подложивший мне взрывчатку, должно быть, дерзкий парень: я открываю дверь — и раздается взрыв. Знал ли он, что я нахожусь в конторе? Да конечно, знал. С 23-ей улицы видны окна моей конторы — а свет был включен. Нетрудно догадаться, что я внутри. Но для чего этот негодяй проделал такую сложную, кропотливую работу, ведь один-единственный выстрел мог бы разрешить все проблемы. Я улыбнулся. Теперь мне не надо гадать о том, что за звуки раздавались за дверью.
Посмотрел на часы — около двух. Я решил наконец покинуть контору. И тут зазвонил телефон. Макейра сообщал, что у него сломалась машина.
— Ничего, — сказал я. — Утром поедем на моей.
Тот пробормотал извинения и повесил трубку.
Я отошел от телефона и приблизился к окну. Внизу мчались автомобили, группа людей стояла на автобусной остановке. Среди них я заметил низкорослого человечка, который разглядывал мое окно. Я тихо попятился и сквозь щель между портьерой и оконной рамой стал за ним наблюдать. Прошло двадцать минут, затем полчаса… Люди садились в подъезжающие автобусы, но человечек не двигался. Словно неодушевленный предмет, он застыл под моим окном. Через десять минут я надел шляпу, сунул в карман пиджака «люгер» и, не выключая свет, вышел из конторы.
Спустившись на лифте, подумал, что если выйду через дверь здания «Атлантика», где находилась моя контора, и появлюсь как раз на 23-й улице, то обнаружу себя. Поэтому я решил выйти в другую дверь и перелезть через стену, доходящую до соседнего здания. Я так и сделал и через длинный узкий проход вышел на 12-ю улицу. Затем бесшумно преодолел несколько клумб с цветами и очутился на 23-й. В этот момент зажегся красный свет светофора, и я оказался практически зажат между несущимися мимо меня машинами. Несмотря на поздний час движение в этом районе всегда интенсивное. Рядом послышался скрежет тормозов. Кто-то обозвал меня нелестными словами. Я пробормотал что-то в ответ и выругался, потому что не мог сдвинуться с места, а чертов человечек уже заворачивал за угол. Кое-как выбравшись на тротуар, я бросился за ним вдогонку. Тот на безумной скорости свернул на 10-ю улицу и вскочил в машину. Когда я, отдуваясь, прибежал туда, машина уже мчалась по улице.
Несмотря на неудачу, я улыбнулся, представив себе лицо коротышки, когда тот понял, что взрывчатка не сработала.
На следующее утро я пришел в контору очень рано. В приемной меня вновь ожидал Падуа. Он читал газету, и на его лице было написано отчаянье.
— Приободритесь, Падуа! — крикнул я с порога. — Что у вас случилось? Полагаю, вас пока не беспокоила полиция?
— Вы читали газету, Арес? Видели там про Рамераля?
— Конечно, читал! Да успокойтесь вы! Вас это не коснется. Подумайте хорошенько: сколько людей могут подписаться инициалами «К.С.П»? Беда в том, что каллиграфы в полиции отъявленные мошенники. Если они захотят выяснить, что эти письма написаны вашей рукой… Да, мне не очень-то нравятся эти ребята…
— Не шутите такими вещами, Арес. Знаю, вчера я вел себя, как ребенок. Прошу меня извинить. Но… вам не кажется, что в кабинете нам будет удобнее?.
— Разумеется, — ответил я и отпер дверь.
— Мне необходимо письмо, — произнес вдруг Падуа, и в его руке появился пистолет 22-го калибра.
Я посмотрел на пистолет. Маленький, неказистый, но стреляет как любое другое огнестрельное оружие. Я хмыкнул. Угрозы всяких мерзавцев мне уже порядком надоели. Падуа, к примеру, мелкий пакостник. Наверняка издевается над своими рабочими… И сейчас, угрожая своим пистолетиком, он смотрелся со стороны весьма не страшно, о чем, вероятно, и сам догадывался. Рука у него тряслась от страха, и он никак не мог унять дрожь.
— Без глупостей, Арес. Входите первым, — приказал он.
Но то, что я устроил, нельзя было назвать глупостью. Сделав два шага вперед, я поднял руку и снял шляпу. Моя рука описала в воздухе полукруг, словно я собирался бросить шляпу на кресло, но внезапно резко изменила направление; шляпа отправилась на пол, а мой кулак прямо в лицо Падуа. Он оказался обезоружен гораздо скорее, чем я ожидал.
