– Ненаучная фантастика, – пробормотала я в полнейшем изумлении. – И что Косинову в своем институте не сиделось-то?..
Впрочем, если бы все это было таким уж невероятным, как казалось с первого взгляда, то вряд ли Фомичев стал бы так усердствовать в поисках. Да и молодых перспективных ученых просто так не убивают. Наверное, Вадим чем-то в самом деле сильно задел интересы своих работодателей, или кто они там ему… Впрочем, может, убивали вовсе и не те, на кого я грешу. Но в данный момент это не так важно. Важно то, что я видела перед собой на экране бортового компьютера автомобиля «Рено». Бред сивой кобылы? Регенерация любой части тела, как у червяка? Сказка! Но ведь известно же, что хоть сказка и ложь, да в ней имеется всегда намек. А что тут крамольного? Между прочим, когда королю Людовику XV показали «искусственную грозу», он тоже посчитал это крамолой, а теперь «искусственная гроза» в нашем мире – основа основ под названием электричество. А кто, например, в начале прошлого века мог подумать, что письма можно будет получать с помощью набитой всякой полупроводниковой чертовщиной пластмассовой коробки, которую именуют заморским словом «факс»? Или, скажем, что можно играть в крестики-нолики с человеком, который сидит себе дома… в прямо противоположной точке земного шара? Я вот люблю играть в стратегические игры с подругой, которая живет в Бразилии и сидит при игре со мной в кресле своего дома в городе Рио-де-Жанейро. Человек боится нового, того, что ломает устоявшиеся его представления. Вот и я, хоть и не самый отсталый экземпляр хомо сапиенс, а перехватила лишь ничтожную часть той информации, что скачал себе в компьютер Косинов, и уже туда же – сижу и твержу: «Не может быть такого, потому что не может быть никогда! Шаррр-латаны!»
Кстати, к чему ореол такой чудовищной секретности? Это же не разработка оружия массового поражения! Вот сейчас эти придурки в Америке, напротив, кричат на весь мир, что клонируют-клонируют-клонируют! Тра-та-та, тра-та-та, мы клонируем кота, обезьяну, попугая, вот компания какая!
А тут в принципе благородное дело, которое в перспективе могло бы вернуть полноценное существование многим несчастным людям. К чему же такая секретность?
Впрочем, просидев до утра и впихнув в мозги такую уйму сложнейшей информации, что разламывался череп, я с грехом пополам смогла усвоить, что при работе над регенерированием использовались многие запрещенные во всем мире препараты, которые в очень смелых конфигурациях комбинировали свое воздействие на клеточные структуры, корректировали иммунитет, подготавливали ткань к воздействию магнитных полей и лазера… Одним словом, методика была настолько сложной, а ее отображение – настолько многоплановым и красочным, с многочисленными объемными иллюстрациями, графиками, схемами и прочая, и прочая, что под конец я запуталась, заблудилась, уронила голову на руль, и только звук сигнала заставил меня встрепенуться.
Я взглянула на часы. Было пять утра. Я усилием воли заставила себя отвести глаза от экрана, потом и вовсе выключила злополучный компьютер. Включила радио. Упруго вспрыгнул звук в колонках, расположенных у заднего стекла, и в салон полилась задорная песня, пущенная в утренний эфир: «Видели но-очь, гуляли всю но-очь до утра-а-а!..»
– Вот это прямо про меня… – пробормотала я. – В самом деле, всю ночь блуждала по этим… лабиринтам регенерационного ряда Долинского – Косинова. И все равно не очень понятно, что это такое…
Я стояла на том месте, где несколько дней назад убили Вадима Косинова. Место заброшенное и совершенно пустынное. Других в Ровном, судя по всему, и не держали. Кариесным остовом чернела развалина трибуны стадиона «Темп». Микроскопической пародией на Триумфальную арку громоздились облупленные каменные ворота. Облезлый черный кот демонически вышагивал по карнизу заброшенного дома с кривой надписью «СТО», что означает «станция технического обслуживания», и мне подумалось, что это бродячее животное вполне могло находиться тут в вечер убийства и видеть собственными глазами, как «давление общественного мнения» раздавило молодого талантливого ученого, пошедшего вразрез с чьими-то интересами.
Откровенно говоря, я не могла понять такой жестокости. Даже если Косинов откровенно нарвался на неприятность, вплоть до того, что встала жесткая необходимость его устранения, все равно! – зачем убивать его таким жестоким манером? Непонятно. Методика убийства – явно из репертуара инквизиции, которая практиковала такие «гуманные» способы умерщвления, как замуровывание заживо, вываривание в котле, ну и так далее, не буду перечислять.
А ведь Косинову и тридцати не было, совсем еще молодой! Могли же его предупредить, поставить на вид, запугать, наконец, но не убивать столь бесчеловечно! Отчего так случилось? Я склонилась над тем местом, где произошла трагедия, и стала пристально разглядывать почву, как будто на ней могли остаться следы этого злодеяния.
Через час, не заходя к Антону Кузьмичу и Алексею Фомичу, я выехала в Волгоград.
Здесь я направилась прямо по месту жительства следователя Грузинова, которого так часто поминал Максим Максимыч Кораблев.
Грузинов оказался дома. У него был выходной, о чем я узнала, позвонив предварительно к нему на работу. Грузинов оказался высоким и, созвучно фамилии, грузным мужчиной средних лет, с тяжеловатым лицом, которое, как мне показалось, было постоянно склонно к иронической улыбке – достаточная редкость для работника следственных органов. Да и вообще Грузинов производил приятное впечатление. У него были умные светлые глаза, смотревшие подчеркнуто открыто и любезно. В глазах плавала беззлобная насмешливость. Грузинову больше подошло бы быть поваром в хорошем ресторане. Видно было, что он – человек, ценящий жизнь, любящий хорошо покушать и провести время на диване за просмотром телевизора или газеты.
– Добрый день, Лев Павлович, – сказала я.
Он вопросительно глянул на меня:
– Мы… простите, знакомы?
– Пока что нет, но я непременно хочу исправить это недоразумение. Меня зовут Евгения.
– Лев. А, ну вы и так знаете. Проходите. Вы по какому вопросу? Если насчет Суханова, то об этом наглеце я разговаривать не хочу. А так – милости прошу.
– Честно говоря, я не знаю, кто такой Суханов, – сказала я. – Какой-нибудь очередной автоугонщик?
– Почему вы так решили? Нет, он просто наркодилер. Таких надо давить. А автоугонщик… Что автоугонщик? У некоторых жирненьких товарищей просто необходимо угонять личный автотранспорт. Это для них вроде финансового кровопускания, что ли. Значит, вы не по поводу Суханова? Тогда прекрасно. Коньячку не угодно ли?
– Честное слово, Лев Павлович, вы так любезны… Даже не верится, что вы работаете следователем, – сказала я. – Нет, не хмурьтесь, вам не идет. Вы, Лев Павлович, помните такого – Кораблева Максима, он же Костюмчик?
– Костюмчик? Ну конечно. Это мой любимый клиент. Он в некотором роде мое детище. Главное, как поется в песне, – чтобы Костюмчик сидел. Хороший парень, кстати. Правда, он свои хорошие качества направляет не в то русло. А что такое?
– Смешно, но он про вас примерно то же самое говорит, – отметила я. – Первый раз вижу такое взаимопонимание между людьми, которые не раз находились в соотношении «следователь – подследственный». Лев Павлович, я представляю Тарасовскую прокуратуру. – Тут я вынула одно из удостоверений, которые постоянно носила с собой в сумочке на всякий пожарный случай. Удостоверения эти липовые, но сделаны на подлинных «корочках», которые я доставала напрямую у представителей той или иной структуры. По роду моей деятельности такое вполне реально. И потом – риск пользования такими «корочками» окупался многократно. Кстати, о «всяком пожарном случае«: было у меня и удостоверение пожарного эксперта. Но сейчас при себе я его не имела, оно осталось дома, в Тарасове.
– Вы из соседней губернии? Ну что ж, мы не только коллеги, но и соседи. Что же привело вас ко мне, коллега?
– Я, если откровенно…
– Конечно, только откровенно. В нашем деле по-другому и не следует.
– Словом, ваши подопечные Костюмчик и Никифор Хрущев, он же Микиша, оказались на моей территории и…
– Набедокурили? Вы их уже закрыли в КПЗ?
– Нет, но такая возможность не исключается. Лев Павлович, мне стало известно, что перед своим отъездом из Волгограда вы вызывали их к себе в кабинет по поводу угона «Рено», принадлежавшего Вадиму Косинову.
– Да-да, было такое, – сказал он.
– Вы ведь тогда предлагали им написать чистосердечное признание, не так ли? При этом вы говорили, что последствия могут быть крупными и неприятными, но вы сами не будете иметь к тому никакого отношения. Говоря это, что вы имели в виду, Лев Павлович?
