не имею, что он сделал с деньгами, и в данных обстоятельствах у меня не было абсолютно никаких шансов попросить его семью вернуть их. – Он покачал головой, его взгляд был отстраненным, затем он снова посмотрел на меня. – Ты правда встретила профессора или просто накопала информацию?
Я пожала плечами и виновато ухмыльнулась. Мне нужно было сохранить его расположение, потому что был еще один жизненно важный вопрос.
– Понемногу и того, и другого. Я действительно встретила его в Брюсселе, но с памятью у него не очень. Пришлось выяснить остальное при помощи нескольких звонков. Мика, когда ты узнал?
Наступила долгая тишина, а в комнате вокруг нас становилось всё темнее. Наконец мы услышали, как где-то в здании хлопнула дверь. Должно быть, пришла Ловиса.
Я подняла голову и посмотрела в глаза Мики, затененные в сумеречном свете.
Когда он заговорил, его голос был едва громче шепота.
– За день до того, как мы расстались на Рождество. Я зашел к ним в квартиру с намерением выбить дерьмо из этого лживого ублюдка. Но, конечно, он уже уехал. То, что я говорил тебе раньше, – правда. Мой план был в том, чтобы разобраться с ним на Новый год. Но я собирался не просто задать несколько наводящих вопросов. Я хотел отомстить.
Его прервал звук ключа Ловисы в замке.
Он схватил меня за руку.
– Факт остается фактом, Гаэль, ему всё равно сошло это с рук.
Он встал, когда дверь открылась.
– Ловиса! Рад видеть тебя!
– Привет, Мика! Какого лешего вы тут сидите в темноте?
Когда подошла моя очередь снова организовывать встречу, я немного схитрила. Последнюю часть года я провела в Демократической Республике Конго, работая с матерями-подростками, поэтому идея устроить вечеринку для моих университетских друзей не была в моем списке приоритетов. Почему-то казалось неприличным выбирать виллы или апартаменты с ванными комнатами, в то время как молодые жертвы изнасилования пытаются осознать, сколько на них свалилось дополнительной ответственности, связанной с неожиданным материнством. Было начало декабря, когда я поняла, что нужно действовать быстро, чтобы не подвести остальных.
Поэтому я схитрила. Я позвонила коллеге в Женеве, которая работала в той же организации. У ее матери был семейный дом на Корсике, который она могла бы сдать надежным арендаторам. Каким-то чудом его еще не забронировали, и я сняла его по нелепо низкой цене. Без всяких обсуждений я отправила нашей группе подробности, даты и стоимость и сказала: или это, или ничего. Они согласились на это. Лучше всего то, что это снова был остров.
Одна из самых счастливых встреч была в Дейе, на Майорке, в 2009 году. Она должна была стать одной из самых грустных, поскольку это была десятилетняя годовщина, но этот остров нас очаровал. Я повторяю, что когда-нибудь вернусь туда, но я знаю, что не вернусь. Этого не повторить. На Корсике я настолько приблизилась к воссозданию радости Дейи, насколько могла.
А еще это был год, когда я впервые влюбилась после Мики. Я смирилась с одиночеством после того, как встретила и потеряла родственную душу. Я по-прежнему время от времени страстно желала секса, но скорее как китайской еды навынос, и его почти так же легко было найти. А любовь – нет. Главным образом потому, что я упаковала саму идею в ящик в подвале с надписью «Вещи, которые я больше никогда не увижу». Хотела бы я добавить туда еще кое-что – его лицо, когда я рассказала ему о том, что мы с Симоной сделали. К сожалению, этот образ выжжен в моей памяти, и его никогда не получится оттуда удалить.
В тот день, когда я прибыла в тренировочный лагерь в Киншасе, я увидела человека, которому сразу же доверилась. Его звали Фабрис; он был конголезцем и гидом для врачей, медсестер и переводчиков, работающих в организации «Врачи без границ». Люди говорят, что глаза – окна души. Глаза Фабриса были французскими окнами в пол с видом на костры, музыку и закаты, которые можно увидеть только в Африке. Его доброта даже в мелочах, вежливость и чувство самоконтроля вызвали у всех нас симпатию к этому худощавому, поджарому мужчине. И всё же именно потеря контроля, пламя внутри него – вот что привлекло одного мотылька к его огню.
В миссиях НПО, после того как дневная работа завершена, случается много секса. Дело не в похоти, а в комфорте. Каждый ищет теплое место, утешение близостью, безопасную гавань и (как правило) добровольного партнера. Злоупотребления случаются, я этого не отрицаю, и это еще один уровень самоконтроля, над которым нужно работать. В целом, тихая близость в палатке – это не физическое удовлетворение, а скорее жажда нежности и безопасности, это моменты, когда мы можем исцелиться от истощающих психику дней. Я использовала такие возможности, когда могла, и не стыжусь этого. Ты отдаешь столько же, сколько получаешь.
Фабрис не был просто «утешительным одеялом». Внутри меня всё загоралось, когда я видела его, и это лишь отчасти было вызвано физическими побуждениями. Несмотря на всё, что этот человек успел повидать, он обладал сострадательным умом и оптимистичным взглядом на будущее. Это, в сочетании с интеллектуальным анализом того, как этого добиться, делало его неотразимо привлекательным в моих глазах. Мы допоздна засиживались у костра, вполголоса разговаривая о социальных переменах и улучшении нашего мира. Или вставали рано, приносили воду и проводили вместе час, измельчая листья понду, чтобы приготовить хотя бы один питательный обед для наших молодых матерей. Фабрис поддерживал меня.
Во время одной из изнурительных пятичасовых поездок в Киншасу на престарелом джипе мы с Фабрисом были одни. Из-за бандитов, воров и похитителей останавливаться было рискованно, тем более после того, как мы набрали скудный набор лекарств, которые могли себе позволить. Мы попросились на ночлег на огороженной территории миссии, взяли по миске риса и заснули в машине. Мои кости похрустывали, мышцы болели, кожа была покрыта пóтом. В ту ночь мы лежали в объятиях друг друга, касаясь, целуя, обнимая, лаская и отпуская. Это было совсем не похоже на мое обычное представление о занятиях любовью, но его прикосновение было таким нежным и мягким, что я сдалась.
На рассвете муссон бил по крыше джипа, как боевые барабаны. Мы разомкнули объятия и выползли наружу, смывая липкий пот и принимая естественный душ под напором дождя. Никогда в жизни я не была такой одинокой и такой живой.
Мы вернулись в лагерь, и он пробирался в мою палатку почти каждую ночь, если только не был на ночном дежурстве. Мы обнимались, целовались и занимались любовью так долго, что
