Блаунт жестко вернул ее к сути дела.
– Но вы же не знаете наверняка, была ли связь между доктором Боганом и покойной? – спросил он ледяным тоном.
Эвнис Эйнсли закурила еще одну сигарету, нервно придавив первую жестом тигриной лапы.
– А все зависит от того, что вы подразумеваете под «наверняка». – Она выпустила облако дыма. – Я слышала, как он говорил ей около двух недель назад: «Нет смысла бороться, Бетти, теперь я навеки завладел твоей душой и телом».
Сказанное произвело фурор. У Блаунта было профессиональное недоверие к словам невротичек, но мисс Эйнсли продолжала настаивать, что это правда.
– Кто-нибудь еще это слышал? Вы кому-нибудь говорили об этом?
– Этого не слышал никто. Но я сказала мистеру Дайксу – пусть он мне и не нравится, но показать, откуда ветер дует, было просто человеческим состраданием к нему, как вы думаете?
– Как он себя повел?
– Ах, он мне не поверил! – Она сердито раздавила окурок о крышку стола. – Он и слушать ничего не желает, что не в ее пользу, глупый коротышка. Он просто обиделся.
– А это случилось через несколько дней после того, как вы услышали ее разговор с Дайксом – когда она сказала, что не смогла бы довести это до конца?
– Да.
Блаунт постучал по зубам золоченой оправой пенсне и искоса взглянул на Найджела. Слезши с подоконника и выпрямившись в полный рост, Найджел прошелся в направлении Эвнис Эйнсли.
– Как вы думаете, знает ли кто-то еще в этом доме о том, что Элизабет принимала наркотики, и о том, что разыгрывалось между ней и доктором Боганом?
– Даже не знаю. Хотя куда им, с одними глазами-то!
– А иногда – и ушами, – заметил Найджел с издевкой.
Мисс Эйнсли слегка заскулила:
– Что ж поделать, если я кое-что слышу. Бетти была такой нескрытной – я часто говорила ей, но она и внимания не обращала.
– Вы пеклись лишь об одном ее благе? Наверное, поэтому у вас и зуб на мистера Дайкса? Или это простая ревность?
Блаунт протестующе кашлянул. Эвнис Эйнсли залилась краской.
– Наверное, вы и представить себе не можете, что кто-то может ревновать Вилла? С ума сойти, – сказала она. – Но почему в черный список попала именно я? Думаю, мое первейшее право – заботиться о лучшей подруге и не давать ей вступить в неудачный брак.
– Ладно, оставим. А Элизабет когда-нибудь рассказывала вам о своих школьных годах?
– Любопытные вопросы! Нет, она особо не распространялась. Я догадывалась, что в Штатах ее выставили из школы, но понятия не имею почему. – Мисс Эйнсли с надеждой хлопнула глазами в направлении Найджела, сгорая от любопытства.
– А не доводилось ли ей упоминать об этом обстоятельстве?
– Думаю, что нет. За все время я услышала от нее разве что одну более-менее странную вещь – что в свое время она чуточку оттянулась. И я еще тогда подумала, что она просто спятила, – она сказала: «Я бы на всю жизнь осталась честной девушкой, Эвнис, если б не подклеила». Как вам нравится?! Подклеила! Но у нее была манера выдумывать своим связям с мужчинами глупейшие собачьи клички – боюсь, что некоторым из них они вполне подходили. Если хочешь узнать все о человеке – спроси Бетти. Ах, бедняжка!
– А как мистер Ресторик относился к своей сестре?
– Она нравилась ему, как… ну, словно какой-то ящик с динамитом. Я хочу сказать – он, бедный, всегда ходил под Богом – не знал, в какой же момент она рванет и оскандалит его дом предков с головы до пят. Хивард – он, конечно, добр на свой манер, но такой зануда! Похоронил себя заживо в своем доме, чтобы избежать пятна на фамильном гербе. Ну а с Бетти он не мог совладать, вы же понимаете – у той самой было две тысячи в год. По такому случаю их сундуки теперь разбухнут. А уж как им это сейчас нужно!
– Как, разве дела Хиварда плохи?
– Ох, дорогуша! – игриво воскликнула мисс Эйнсли. – Что я сморозила! Я ничего не говорила. Хивард так состоятелен! Ну да, конечно, грех спорить. Так что вы и думать о том забудьте. Но все равно, эти денежки им пришлись к рукам. Он сможет держать свой дом так, как и сейчас, да и Шарлотта из-за войны лишилась прибыльного дельца.
Задав ей еще несколько вопросов, они отправили мисс Эйнсли восвояси.
– Чертова баба, – сказал Найджел, с отвращением нюхая запах пудры, повисший в воздухе.
Блаунт пригладил прядь несуществующих волос.
– Ну и ну. Ну и ну, – произнес он. – Нет, это еще ничего, далеко не самая типичная особь своего пола. Но – полезная. С ней мы обосновали одну из твоих теорий. Дареному коню в зубы не смотрят.
– Одну из моих теорий?
– Да уж, сэр. «Подклеить» – по-американски значит «курить марихуану».
– Вот это да, Блаунт, от твоих познаний просто дух захватывает! Неужели?
– Точно. Но тебе больше не пропустить мимо ушей то, что с мистером Дайксом возникают сложности. Теперь мы знаем, что у него был мотив для убийства мисс Ресторик. Из всех прочих ему выпал самый удобный шанс попасть к ней в комнату ночью…
– Кроме доктора Богана.
– …где была найдена и щетинка от его щетки.
– Нет, я до сих пор думаю, что этого быть не могло! Ты согласен, что веревка повешенной говорит о преднамеренности убийства? Я могу представить, как Вилл Дайке душит девушку в самый разгар ссоры, но чтобы он запланировал все наперед – это уж слишком!
– Но мы должны верить фактам. Придется тебе подыскать аргумент посерьезнее, чем характер человека, с которым ты говорил всего два-три раза.
– А тебе придется подыскать что-нибудь посерьезнее щетинки от щетки. Если Дайке совершил убийство в пылу страсти, он бы не вырезал себе нужный кусок веревки и не захватил бы его с собой. И если он все-таки замыслил убийство заранее, неужели ты думаешь, что он бы рискнул еще до полуночи перейти из одного крыла дома в другой, когда в коридорах ему могли встретиться люди? А если бы кто-нибудь высунулся из комнаты?
Ты забыл о врачебной экспертизе, которая установила, что смерть наступила между десятью вечера и двумя ночи. Мы не можем особенно уповать на показания констебля, который, видите ли, видел, как свет выключили в 12.10. Может, она выключила его сама, а ее любовник вошел в комнату потом. Он знал, что дом утихнет после 12.30 или около того. Но я все-таки считаю, что весомее другое – то, что за всю ночь никто не слышал никакого движения.
– Всех усыпили? – предположил Найджел.
– Нет. Я проверил.
– А если тут какой-то интерес Хиварда? Он правда нуждается в деньгах?
– Мы сделали запросы по поводу финансового положения каждого, замешанного в этой истории. Но ты же знаешь, в таких делах надо быть тише воды.
Пальцы Блаунта с волшебной легкостью проиграли что-то на крышке стола, и жест этот странно не соответствовал его внешней сдержанности.
– Я очень сомневаюсь в таком мотиве, – покачал он головой. – Может, ты назовешь меня снобом, но у английских старинных семей водятся всякие традиции – в наши времена они привыкли быть на мели и не станут убивать из-за денег.
– Возможно, ты прав. Но лучше уж Виллу Дайксу не знать, что ты делаешь такие выводы. Да, и еще – мы же слышали о бешеном характере Хиварда. Уверен, что Хивард мог замыслить убийство, если бы ему пришлось выбирать между ним и семейным позором; но, даже если бы мы приняли смерть Элизабет за самоубийство, скандал разразился почти такой же, как и в случае разоблачения Хиварда. К тому же ее насильственная смерть означала бы расследование и перемывание грязного белья, поэтому мне и в голову не приходит, какие предпосылки могли бы толкнуть на это Хиварда.
– Ладно, мне надо подумать. – Блаунт поднялся и с заботливой торопливостью довел Найджела до двери. – Придется нам просто подклеить это к делу, пока кое-что не разъяснится… Черт! – Это восклицание вырвалось у него, когда он врезался носом в плечо Найджела, который встал перед ним как вкопанный.
Найджел невнятно забормотал:
– Подклеить это к делу! Подклеить это. Подклей, Э. Ура, Блаунт, я вспомнил! Мисс Кэвендиш сказала мне, после случая с котом, что нечаянно услышала, как доктор Боган прошептал Элизабет: «Подклей, Э». Но здесь никто не звал ее Э – все называли ее Бетти. Видишь? То, что он прошептал ей, очень странно. Он имел в виду «покури марихуаны». Он понял, что кота одурманили марихуаной, и, желая успокоить Элизабет, машинально применил к этому американский сленг. Теперь ты только меня и видел.
– Эй, куда это тебя понесло? – крикнул Блаунт, но Найджела уже не было в комнате.
Идя по главной улице,
ступая по проспекту,
Эй, милая, пожертвуй мне
хоть мимолетность ветра.
Аноним
Непохожесть Эндрю Ресторика на всех остальных в Истерхем-Мэнор, которая уже бросилась в глаза Найджелу, выражалась прежде всего в способности заполнять паузы. «Заполнять паузы» звучало слишком неопределенно в эти первые дни расследования, когда время издевательски зевало в лицо обитателям дома скукой и неопределенностью. Все присаживались кто куда, ерзали на стульях, начинали какие-то партии, или вдруг принимались за работу, или за разговоры, которые так никогда и не приходили к какой-то точке, – раздражительные и потерянные, словно пассажиры вагона, который отцепился и теперь медленно останавливался, а вместе с ним – и вся их жизнь. Только Эндрю всегда смотрелся занятым и самодостаточным. Посторонний мог бы решить, что в его руках – управление ситуацией, и он только ждет удобного момента, чтобы показать, кто тут начальник, – стоило посмотреть на него, восседающего в кабинете Хиварда, слишком старательно распространяя вокруг себя ореол терпения. Хивард же, грызя концы собственных усов и с готовностью отрываясь от бухгалтерских книг, когда входил Найджел, всем своим видом выражал ожидание кого-то, кому можно что-то рассказать, спросить у него совета, – кого-то, сумеющего воссоздать обстановку того мира, где он, Хивард, помещик, джентльмен и человек практического ума, до сих пор имел определенный вес.
