Ознакомительная версия.
Любовь страшная сила!
— А зачем же ты его в подъезд впустила, милая? — укоризненно покачал головой отец, поправляя беленькую кудряшку, выбившуюся из высокого хвостика дочери. — Мы для чего дверь такую поставили? Для того, чтобы посторонние сюда не заходили.
— Это Вовка-то Баранов посторонний? Скажешь тоже, па! — фыркнула она и рассмеялась, будто кто горсть монет на стекло уронил, до того звонко и мелодично.
— Машенька… — Володин положил локти на коленки, чуть нагнулся в ее сторону. — Стало быть, ты знаешь этого парня?
— Парню двенадцать лет, — фыркнула она снова. — Он в параллельном классе учится и живет во-он в том доме.
Маша потыкала пальчиком в сторону окна, за которым высилась девятиэтажка.
Отец качнул головой, развел руками и виновато глянул на гостей.
— Такие они, дети современности, — посетовал он, совершенно не расстроившись. — Все всех знают.
— Расскажи, как было дело, — попросил Володин.
— Вовка слонялся по двору с конвертом минут десять, — начала она говорить. — Я сидела на качелях и видела.
— А откуда он с конвертом появился? Из дома? — встрял Мельников.
— Нет, хотя… Это я проглядела. Обнаружила его уже с конвертом. Он возле подъезда отирался, там Мария Федоровна сидела на скамейке, он к ней не подошел. Все караулил, чтобы кто-то вошел или вышел, как я потом догадалась. — Маша, видимо, только что догадалась, поскольку глазки ее затуманились воспоминанием. — Ему не везло и не везло, он ходил, ходил, потом ко мне подходит и говорит, как бы в подъезд попасть. Спрашиваю, зачем? Он говорит, конверт надо челу одному доставить, в ящик, мол, надо положить. Спрашиваю, что там? Он плечами жмет, мнется, потом признался, что сам не знает. Его попросили, денег дали, он и мается теперь в обязательствах. Говорю, выбрось ты конверт этот.
— Маша! Но как ты?.. — ахнул отец.
— Па, мне было интересно, и все. И делать особо было нечего. Я и развлекалась.
— И что дальше? — поторопил Володин.
Ему в принципе было уже все понятно, но дослушать до конца стоило. А заодно и адресом этого Вовы Баранова разжиться. Может, запомнил он того человека, что заплатил ему за доставку конверта по адресу?
— А дальше я предложила ему со мной поделиться, — вдруг призналась Маша и надулась в сторону посеревшего ликом отца. — А что, па?! Это честная сделка! Он бы до ночи не попал в подъезд, а я его проводила, у ящиков подстраховала, он мне дал полста баксов.
— Пятьдесят долларов??? — ахнул папаша-режиссер. — Это же почти полторы тысячи рублей!
— Мне дали тысячу четыреста двадцать, — кивком подтвердила Маша. — На них я и продукты тебе сегодня купила.
Заросшее лицо папаши зарделось стыдливым румянцем, он не мог признаться гостям, что сильно нуждается, что много из того ценного, что когда-то имелось в этой квартире, уже продано. Но, кажется, они обо всем и без его откровений догадывались.
— Господи-ии… — тихо, с надрывом простонал режиссер и закрыл лицо руками. — До чего вы докатились?!
То ли общество имелось им в виду, то ли себе говорил «вы», было непонятно.
— Маша, что Вова Баранов рассказал тебе о том человеке, что отдал ему конверт? — Володин встал со стула, поющего под ним похлеще бабкиного, и подошел к девочке, присел перед ней на корточках.
— Я у него про него не спрашивала, — поспешно, пожалуй слишком поспешно, ответила Маша и спрятала лучистый взгляд у отца за спиной.
— Ма-ааша! — чуть громче протянул Володин. — Не надо, Маша, пожалуйста.
— Что не надо? — Она с вызовом посмотрела на Володина, втянула носом воздух. — От вас приятно пахнет.
— Спасибо. Так что с тем челом, что передал Баранову конверт?
— Он уехал, — ответила она просто и с безмятежной улыбкой развела руками. — Машину не видела, у Вовки спросите.
Спросили. И толку? Как он вообще все деньги не отдал Маше за ее лучистую улыбку и за предложение проводить его? Парень был настолько наивен и туп, что у Володина уже через пять минут сводило руки от желания тряхнуть малого как следует.
— А мне че, жалко, что ли? — ныл он без конца. — Он попросил, денег дал, я и пошел. Мне че, жалко, что ли? Все равно делать нечего.
— Это понятно, но мужчину? Мужчину ты этого запомнил?
— А мне надо?! — таращил Баранов водянистого цвета глаза на полицейских и теребил длинный сальный хвостик на затылке. — Он попросил, денег дал, а мне че, жалко, что ли?
— Боже мой!!! — простонал едва слышно Володин и скрипнул зубами. — Мельник, давай ты! А то я его сейчас задушу…
У Валеры получилось чуть лучше. Но все равно, все, на что удалось разговорить парня, так это, что кроссы у мужика были классные, тачка супер, а молодой или нет, он не знает.
— Я паспорт у него не спрашивал, — кривил он тонкие губы в ухмылке.
— Ну, волосы седые, черные, белые? Стрижка, хвост, как у тебя?
— Хвоста не было, не белый точно, и не негр. Тачка классная.
— Цвет-то хоть помнишь тачки? — скрипел уже и Мельников зубами. — Белая, черная?
— Черная, — кивнул Вова Баранов, несказанно их порадовав. — Джип, это точно. И кроссы класс! У нас у Стэйка такие, больше ничего не знаю, — выдохнул с присвистом Баранов и глянул на мать, ища поддержки.
Мать стояла с ремнем в дверном проеме, выразительно потирая указательным о средний палец, требуя отдать сокрытые от семейного дохода средства.
— Что за Стэйк? — машинально спросил Володин.
— Сашка Стеклов, этажом ниже живет, — быстро ответила за сына мать и принялась теснить их к двери. — Дома он, можете зайти. Только папаша у него из крутых! Они весь этаж выкупили, все три квартиры. Вряд с вами говорить станет.
— Без адвоката? — уточнил Володин, переступая порог.
— Он сам адвокат, — хмуро изрекла мамаша Баранова и громко хлопнула дверью.
Семейство Стекловых было все в сборе.
Мать — моложавая крашеная блондинка со следами неоднократных вмешательств пластических хирургов на подбородке и скулах.
Отец — средних лет мужик с обширной лысиной и громадным, как бочка, пузом. И двое их детей — дочь-студентка и сын-школьник. Семейство пило чай со свежеиспеченными ватрушками. Гостей встретило враждебно и говорить поначалу отказалось.
— Какое вы имеете право?!
Кипятился папаша-адвокат. И все порывался потрясти у них перед носом своей адвокатской ксивой. Володину пришлось ужом ползать, чтобы задобрить, умаслить, разжалобить.
— У нас и вопрос-то пустяковый, — уверял он, клятвенно прижимая руки к темной рубашке на груди. — Просто надо посмотреть кроссовки вашего сына и все!
— Господи! Бред какой-то! — орала из кухни мамаша. — При чем тут наш сын?! При чем тут его кроссовки?!
Володин попытался было объяснить без особых подробностей, но только все еще больше запуталось. Пришлось запираться с ним в прихожей и рассказывать все начистоту.
— Вовка сказал, что на мужике были точно такие же кроссы? — Папаша-адвокат нежно погладил лысину. — Хм-мм… Вовка, он хоть и туповат, но врать не станет. Сашка!!!
Сашка вынырнул из кухни, где витал невероятно аппетитный аромат свежей сдобы и какого-то духовитого чая. Застыл возле отца, с неподдельным интересом рассматривая гостей.
— Кроссовки твои где?
— Которые? — Саша, полноватый белобрысый подросток, смотрел на Мельникова во все глаза. — А я вас знаю!
— Да ладно! — фыркнул Мельников.
— Да! Я видел вас по телевизору.
— Когда? — не мог вспомнить тот.
— Когда вы маньяка ловили. Это давно было, осенью еще, вы тогда чела на тачке поймали. И просили всех, кто что-то видел или знает про него, звонить по телефону.
— Было дело, — кивнул Валера. — Ты нам лучше кроссовки свои покажи, которые Вовке Баранову нравятся.
— А-аа, понял.
Саша метнулся к огромному, во всю стену зеркальному шкафу. Зеркало медленно отъехало влево, голова подростка нырнула внутрь.
— Вот они. — В руках Саша держал пару очень пыльных, стоптанных на внутреннюю сторону кроссовок ярко-синего цвета. — Классные кроссы, кожа натюрлих, только жарко в них сейчас.
— Почему они у тебя в грязи, Александр?! — обозлился тут же папа-адвокат. — Ты знаешь, какие деньги за них уплачены?! Я в евро за них платил! Их в наш город завезли всего пять пар!
— Уверены?! — тут же вцепился в эту новость Валера.
— Не уверен, — после паузы дернул шеей папа и отослал своего сына обратно к ватрушкам. Кроссовки папа швырнул обратно в шкаф. — Но не везде такие купишь, поверьте. Сеть итальянских магазинов у нас ими только торгует и все. Не те сраные бутики, что понтуются и цены гнут, а торгуют, пардон, дерьмом, а настоящие точки! С настоящей обувью!
— Карточка магазина есть?
— Где-то была…
Папа-адвокат ушел к маме и имел там с ней долгую беседу. Надо полагать, пересказывал ей беседу, мама зловеще шипела что-то, но карточку магазина все же отдала.
Ознакомительная версия.
