— В тот день между вами ничего не произошло?
— Ни в тот, ни в последующие дни. Но мы стали разговаривать. Точнее, она сама, надписывая конверты, постоянно переводила разговор на одну и ту же тему. Начав, остановиться уже не могла. Фернанда призналась, что при виде мужчины теряет голову. Даже объяснила, что при этом чувствует, что с нею происходит. Ее знакомство с мужчинами началось в ту пору, когда ей исполнилось тринадцать лет. Первым был один господин, который почти каждый вечер стоял у дверей их школы, а потом шел следом за девочками, выходившими из здания. Фернанде приходилось идти вместе со всеми, но однажды под каким — то предлогом она ушла из школы раньше. Убедившись, что ее преследуют, возле пустыря остановилась. Мужчина, похоже, растерялся. Это был всего лишь эксгибиционист, не намеревавшийся ничего предпринимать. Стоило Фернанде прикоснуться к нему, как он скрылся, раздосадовав ее. Потом он не раз появлялся и в конце концов осмелел, но довести дело до конца не решался.
— А вам не приходило в голову, что все это она попросту выдумала?
— Иногда у меня складывалось такое впечатление. Почти каждый вечер она сочиняла какую-нибудь новую историю. В четверг, вдоволь наговорившись, она встала и, не выдержав, приподняла подол: «Если ничего другого не умеешь, то хоть поласкай меня». Так это у нас и произошло.
— Без затруднений?
— Напротив, — произнес Альбер, опустив глаза. Спустя мгновение он прибавил: — Все было совсем иначе, чем прежде. Я сам дразнил ее, требуя новых рассказов. Когда она выходила из кабинета Горвица, я просил ее подробно обо всем рассказывать. У меня и в мыслях не было жениться на ней или сделать ее своей подружкой. Я думал, что все это не приведет ни к каким последствиям. Она рассказывала мне о приключениях, которые случались с ней чуть ли не каждый вечер, всегда это оканчивалось одинаково. Но однажды нас едва не застали врасплох, но Фернанде все было трын-трава.
— Вы ее обнимали?
— Нет. Она тоже избегала объятий.
— А вы не испытывали желание причинить ей боль, как Анаис?
— Не думаю. Там было все иначе. Анаис олицетворяла солнце. Кожа у нее была теплая и смуглая. А Фернанду я всегда видел при скудном освещении. Ноги у нее были бледные и влажные. Единственным желанием у меня было, помнится, испачкать ее. Я был доволен тем, что она такая, какая есть, что валяется с кем попало. Возможно, я ее презирал. Не знаю. Но одновременно я презирал и самого себя. Мне казалось, что я тоже испачкан, как и она. Вы понимаете меня?
— Пожалуй, да. У вас пропало стремление вступать в связь с другими женщинами?
— Когда мне доводилось встречать хорошенькую девушку, я брал реванш у Фернанды. Она это сознавала и спрашивала у меня: «Что она собой представляет?…» Потом Горвиц неведомо куда исчез, и мы оба оказались на улице. Я поинтересовался, что Фернанда собирается предпринять. Она боялась нищеты, но, как ни странно, мысль выйти на панель пугала ее еще больше.
«Я не уплатила за жилье за прошлый месяц, — призналась она. — Рассчитывала уплатить в конце этого месяца». «Теперь тебя выставят на улицу?» — спросил я.
Обратите внимание, я не знал, где она живет. Раза два или три она приходила ко мне в номер, но на ночь не оставалась. Я уже решил, что она мне врет, а в действительности живет у родственников.
«Во всяком случае, пока не подыщешь себе жилье, можешь ночевать у меня», — предложил я.
В то утро подморозило. Мы стояли у витрины лавки часовщика на бульваре Бон-Нувель. Помню, лицо Фернанды аж посинело от холода.
«Это идея, — ответила она просто. — Но со мной не всегда будет весело».
Час спустя она пришла ко мне с чемоданом, куда сложила все свои пожитки. Хозяин постучал в дверь и стал возмущаться, пришлось пообещать ему платить больше.
Вечером, когда я захотел овладеть ею, она меня оттолкнула. Поскольку я настаивал, она, к моему удивлению, сначала рассердилась, а потом расплакалась. Долгое время из нее нельзя было вытянуть ни слова.
«Неужели ты не понимаешь, что я сама себе противна? — вырвалось у нее наконец. — Ты думаешь, я это делаю по своей легкомысленности?»
Почти всю ночь мы с ней проговорили. Она жаловалась, точно маленькая девочка, и в конце концов уснула в моих объятиях…
Бош не смел поднять головы, догадываясь, что у него написано на лице. Он страшился увидеть усмешку, пожимание плечами.
Профессор помолчал.
— Она снова устроилась на работу?
— Оба мы взялись за поиски работы. Первой ее нашла Фернанда. Устроилась в типографию на улице Круассан, я ходил ее встречать. Естественно, там и мужчины работали, я к ним ревновал.
— А до этого вы ее не ревновали?
— Во всяком случае, я не отдавал себе в том отчета… В одном еженедельнике я опубликовал статью, заплатили немного, потом нашел работу в политической лиге, но лишь на время выборов. Удалось устроить туда и Фернанду. Мне становилось не по себе, когда я не видел ее рядом, особенно когда не знал, чем она занята. Меня она не стеснялась. Очевидно, мужчины чувствовали ее желание. В отличие от большинства женщин, она не была ни кокеткой, ни ломакой. Мужчины понимали, что могут ею распоряжаться, что никаких последствий не будет, и этим пользовались.
— Вы страдали?
— Не стану притворяться, что страдал с самого начала. Все сложнее. Я вам уже говорил, для меня это был черный период. Куда мы только не бегали, чтобы раздобыть немного денег! Жили одним днем. Бывало, не знали, на что пообедать. Квартиру на улице Бержер мы нашли в то самое время, когда работали в лиге. Квартира находилась недалеко от театра, по вечерам по тротуару разгуливали продажные женщины. Фернанда оборачивалась и внимательно разглядывала их: «Думаешь, они хоть что-нибудь зарабатывают?» Так продолжалось около года. Летом положение наше ухудшилось. Выборы закончились, а найти работу во время каникул было невозможно.
Однажды субботним вечером Фернанда домой не вернулась, появилась лишь в понедельник утром еле живая. Я ей ничего не сказал. Не хотел, чтобы она заметила, что я переживаю.
«Один тип увез меня на машине в Дьепп, — заявила она без всякого смущения. — Два раза ела омара, а ночью мы с ним на пляже развлекались».
— Именно тогда вы решили на ней жениться?
— Намерение это возникло не сразу. Когда она отсутствовала, я страдал физически. Рассказав мне некоторые детали, во время одного из приступов отчаяния Фернанда воскликнула: «Береги меня, дорогой! Умоляю, береги! Я знаю, я не подарок, но я так их ненавижу, если б ты знал! Без тебя мне было бы хуже. Недалек тот день, когда меня найдут в ручье или вытащат из Сены».
— Она пыталась покончить с собой?
— Раза два, не меньше. Я имею в виду те случаи, когда я испугался по-настоящему. Первый раз — перед свадьбой.
Хотя с деньгами у нас стало полегче. Я опубликовал несколько статей, одну из них в солидной газете, поместившей материал на первой странице и с моей подписью. Однажды, вернувшись часов в шесть вечера, я нашел ее лежащей неподвижно на кровати. Вокруг нее, словно возле усопшей, лежали цветы. На одеяле я обнаружил записку: «Забудь меня. Я тебя не стою. Я очень тебя любила».
Мне показалось, она не дышит. В отчаянии я позвал на помощь. Соседка сразу же заметила на столике пустую упаковку из-под веронала и, не дожидаясь врача, засунула в рот Фернанде пальцы и наклонила ей голову. Забавная история. Соседка была акушеркой. По ее словам, основным ее ремеслом были аборты.
Когда приехал врач, необходимости везти Фернанду в больницу уже не было, я остался дежурить возле нее. Под утро она смогла говорить. Говорила таким же тоном, что и в ту ночь, когда я впервые увидел ее плачущей.
Голос у нее был не такой, как всегда. Я один слышал его, узнавал прежний взгляд, то испуганное выражение, какое у нее было и в прошлый раз.
«Напрасно ты помешал мне, Альбер. Ты пришел слишком рано», — сказала она.
— А не может статься, что Фернанда рассчитала и время, и дозу веронала с тем, чтобы вы успели вовремя прийти ей на помощь?
— Я тоже об этом тогда подумал. Не раз меня охватывало сомнение.
— Чем же она объяснила свой поступок?
— Выяснилось, что она больна. И меня заразила. В тот самый день ей сообщил об этом врач. — И Альбер простодушно прибавил: — Мы с ней вместе лечились.
— В тот период она вела себя сдержанно?
— Более-менее. Но по крайней мере раза два, я знаю это наверняка, она встречалась с мужчинами, не сообщая мне об этом.
— Не успев вылечиться?
— Да. На Рождество я уехал в Гро-дю-Руа.
— Чтобы испросить у матери благословение на брак?
— Уезжая, я об этом еще не думал. Но когда оказался вдали от Фернанды, я решил любой ценой помешать ей оставить меня.
— Она грозилась вас оставить?
— Нет. Но это могло произойти. Совсем не зная Фернанду, мать отказала мне в благословении. Тогда я попросил Фернанду приехать на Новый год и пошел встречать ее на вокзал. Вместе сели в автобус. Я умолял ее вести себя в Гро-дю-Руа пристойно и быть поприветливей с матерью, поскольку решил, что все равно женюсь на Фернанде.
