Дмитрий выбегал прочь. Вслед ему неслось:
- Волчонок!
Раздосадованный собственной невыдержанностью, отец доставал бутылку настоянного на спирте прополиса, наливал половину двухсотграммового граненого стакана и залпом выпивал терпкую, пьянящую жидкость. Уединившись, он разглядывал фотографию покойной супруги, умершей пять лет назад.
Рогожин-старший был из тех служак, на которых держится армия. Лямку тянул исправно, звезд с неба не хватал и никому не завидовал.
Звание капитана Иван Алексеевич получил досрочно. Неся боевое дежурство на командном пункте станции слежения, старлей Рогожин запеленговал пуск с территории Китая баллистической ракеты, выводившей на земную орбиту космический спутник "Великий поход-1".
Орден Боевого Красного Знамени вручили начальнику станции, охотившемуся в момент запуска на сайгаков и никакого отношения к пеленгу не имевшему, солдат-срочников отправили в отпуск, а Рогожину, как дополнительное поощрение, подарили наручные часы.
Скачков в его карьере не было. Капитанские погоны стали потолком служебного роста Рогожина-старшего.
Сын пошел дальше - дослужился до майора, но уже в другие времена, на других войнах, в другой армии, бывшей осколком той, которая некогда заставляла ежиться от страха потенциального противника и за океаном, и за Берлинской стеной, и за юго-восточной границей.
- Прощай, Ульча! - Дмитрий, прислонившись плечом к боку низенькой лошадки, держался рукой за стремя. - Уезжаю в училище поступать. Почтальонша вчера вызов принесла.
Древний старик, сидевший в седле как влитой, подставлял степному ветру лицо.
- Я буду скучать по тебе! - сказал подросток, опустив глаза, стыдясь признания.
Ульча мягко улыбнулся:
- Возьми! - на ладони старика лежала маленькая нефритовая фигурка Просветленного. - Помни, Дмитрий, - он погладил вздыбленные летним суховеем мальчишечьи вихры, - главное - не изблевать свою жизнь! - Степной философ, припав губами к лошадиному уху, что-то прошептал, и мохноногая коняшка неспешной иноходью понесла всадника к линии горизонта Великой Степи...
***
Стриженные под полубокс курсанты-первогодки Московского суворовского училища, построенные для утреннего осмотра, выворачивали карманы черных мундирчиков с красными погонами, показывая содержимое.
- Курсанту не положено иметь лишних вещей! - старшина второго взвода гоголем прохаживался вдоль строя. - Предупреждаю, салажата, залежей мусора в виде маменькиных писем, недоеденных гостинцев и прочей дребедени в ваших карманах не будет! Зарубите себе это на носу! Уловили?
- Так точно! - нестройными голосами вразнобой отвечали юные кадеты.
- Гражданские привычки остались за воротами училища. Вы в армии! торжественно провозглашал старшина. - Поблажек никому не будет! Стружку со всех буду снимать одинаково. - Напротив Дмитрия он остановился:
- Курсант Рогожин!
- Я!
- Что за хреновень, товарищ курсант, вы с собой таскаете? - Старшина брезгливо, двумя пальцами, выудил из предметов, лежащих на мальчишечьей ладони, фигурку восточного божества. - Амулет?
- Подарок учителя! - звонко, глядя в глаза старшине, ответил Рогожин.
- Безмозглый наставник вас обучал, товарищ курсант! Дарить предметы религиозного культа будущему офицеру Советской Армии может только законченный болван! - безапелляционно, с полной уверенностью в своих словах сказал старшина. - Сейчас же выбрось эту дрянь! - он бросил под ноги нефритовую фигурку.
Дмитрий подобрал Будду, ладонью смахнул несуществующие пылинки - пол в казарме был надраен до блеска.
- Разрешите оставить, товарищ старшина! Это подарок очень дорогого мне человека! - просительно, но без заискивания произнес он.
Бровь старшины изогнулась острым углом.
- Я повторять не собираюсь! - Он подошел к окну, отщелкнул шпингалет форточки и открыл ее. - Бросай!
- Не буду! - подросток исподлобья, насупившись, смотрел на армейского воспитателя.
- Ты это сделаешь! Сам! - утратив педагогический выговор, грубо, по-солдафонски рявкнул старшина.
- Нет! - рука мальчишки с зажатой в кулаке фигуркой спряталась за спину.
Старшина повертел головой, проверяя, нет ли в коридоре ненужных свидетелей.
Строй затаил дыхание.
- Рогожин, ты дубак? - старшина похлопал по щеке упрямого суворовца. Ты, дорогуша, из нарядов вылезать не будешь! Запомни, здесь я бог, царь и воинский начальник! Не залупайся, щегол! - он крутанул ухо строптивца.
От унижения и боли в глазах Дмитрия блеснула непрошеная слеза.
"...Не дай изблевать своей жизни!" - мелькнул в голове Рогожина завет мудрого кочевника.
Дальше изгаляться над собой он старшине не позволил, стремительно выбросив свободную руку вперед, к шее начальника...
Уткнувшись лбом в стену, стоя наподобие перекошенного ветром телеграфного столба, полупарализованный старшина с побелевшими от ужаса глазами шептал:
- Мамочка.., я в полной отключке... Больше, мальчик, никогда так не делай!
Старик Ульча передал Рогожину азы, простейшие элементы техники жалящего прикосновения.
Мастерство жалящего прикосновения, оттачиваемое веками буддийскими монахами, было забытым оружием, ушедшим в небытие вместе с пеплом сгоревших манускриптов, уничтоженных невеждами периода Гражданской войны в России, ублюдками-хунвэйбинами времен китайской культурной революции.
И только недоступные монастыри, затерянные в высокогорьях Тибета, чьи пагоды шпилями задевали облака, ревностно оберегали тайну искусства останавливать зло невооруженной рукой.
- Я недоучка, успевший лишь надкусить плод знаний! - говорил Ульча. Тьма отняла его, не дав напиться сладостным соком, дарующим силу и безмятежность, - в иносказательной, по-восточному витиеватой форме бурят сожалел о прерванном революцией и войной монашеском послушании, обращенном в прах дацане, о казненных учителях. - Тьма сгущается над миром, забытым Просветленным. Пускай те крохи, подобранные мною с ладони щедрого ламы Борджигина, настоятеля отошедшей в вечность обители, помогут тебе выстоять, не сорваться в пропасть у дороги, окутанной сумраком...
Взрослея, Рогожин все глубже проникал в подлинный смысл предостережений своего степного друга о тьме, правящей этим миром.
Слова, казавшиеся юноше сказкой, старинной, сплетенной из древних преданий, всего лишь сказкой, сочиненной кочевниками длинными зимними ночами, когда человеку так страшно и одиноко на беспредельной равнине, оборачивались жестокой реальностью: погибшими, искалеченными друзьями, госпитальной койкой, майором Василенко, зовущим в забытьи солдат своего батальона, предательством...
Глава 3
Молодой скандалист робко, бочком протиснулся в приоткрытую дверь палаты.
- Входи, землячок! - Майор Василенко приветствовал незнакомца вялым взмахом руки. - Ты из какой палаты?
- Я, собственно...
- Новенький? Передвигаешься самоходом? Сигареты есть? - Комбат бомбил парня вопросами. - Одолжи, земляк, курева. Отдам с процентами. Утром приятеля в буфет пошлю. Уши без табака пухнут.
Рогожин прервал его:
- Никакой силы воли у тебя, Никодимыч, не осталось. Легкие свистят, как пробитая камера, морда позеленела от никотина, а все туда же, соску подавай! - Одновременно он усадил гостя на стул:
- Плечо прошло?
- Покалывает немного, - признался молодой человек.
- Повращай рукой по кругу. Упражнение простое, но мышечную боль снимает, - порекомендовал Дмитрий.
Василенко, с исхудавшим лицом, обтянутым кожей, как у индийского йога, продолжал сыпать вопросами:
- Ранение предплечья? Осколок?.'. Пуля?.. Кость не задета?
- Да нет...
- Сквозное ранение? Везунчик! - позавидовал майор. - Пустяковая дырка. Слушай, а чего тебя в "Бурденко" уложили? - он подозрительно уставился на парня. - Может, ты блатной? Из какой части, где зацепило? - прокурорским тоном продолжил Василенко.
Смущенный напором строгого военного, распятого на растяжках, посетитель, слегка заикаясь, попробовал внести ясность:
- Я на секундочку зашел. Переговорить... - он стеснительно умолк, оглянувшись на Рогожина.
- Никодимыч, что ты налетел на парня? Он не из нашей конторы, - сказал Дмитрий, устраиваясь на своей кровати.
- Штатский! - разочарованно протянул Василенко, теряя интерес к гостю. - Родственник твой?
- Следователь, - ответил Рогожин, сбрасывая тапочки.
- Я стажер, - робко поправил парень, чувствуя себя не слишком уверенно среди офицеров.
- Так чем вызван столь поздний визит? - Рогожин внимательно взглянул на него.
Он пребывал в неведении, думая, что незнакомец - сотрудник военной прокуратуры.
- Вы Рогожин Дмитрий Иванович?
- Собственной персоной майор Рогожин, - кивнул Дмитрий.
- Арестовывать тебя пришел! - невпопад пошутил Василенко.
- Я Кириллов Вячеслав Владимирович, - представился молодой человек. Можно просто Слава... - с неожиданной доверчивостью добавил он.
