Я села за столик. Сережа встрепенулся и, пытаясь сохранить достоинство, начал:
— Вы не имеете права! Вы же юрист! Я ничего не нарушил! А вы не должны…
Я бы сама не поверила, если бы не засекла время. Его монолог длился двадцать две минуты. Я просто молчала. Наконец он выдохся и вопросительно уставился на меня. Скорее всего он сейчас спросит что-то типа «Чего вы хотите?»
— Это ведь еще не все, — тихо сказала я. — Я по долгу службы в военкомат заглянула, дело твое подняла…
Сережа насторожился.
— Там до сих пор справочка лежит о твоей тяжелой болезни. И никто так и не знает, что она подложная — чтобы в армию не ходить…
— Она настоящая, — смутился Сережа.
— Да? — удивилась я. — Конечно, настоящая, если не знать, что Лев Абрамович в Израиль уехал на месяц раньше, чем эту справочку подписал.
Сережа густо покраснел.
— У меня на тебя еще кое-что есть, — добивала я Сережу. — Не думай, что только ты компромат можешь находить. Я сама тебя даже и трогать не буду, а вот тем людям, которых ты уже обидел, моя информация может очень понравиться.
Теперь наш разговор складывался совсем по-другому, а его монолог был короче. Его глодал страх. Сережа изо всех сил пытался сохранить достоинство, но все, что он сейчас выдал, было, по сути, актом капитуляции.
— Меня это устраивает, — кивнула я. — Только не забудь про личные извинения.
— Конечно, — обрадовался журналист. — Я к ней зайду.
Он явно не хотел извиняться в общественном месте и поэтому так быстро предложил сделать это в комитете.
— Так как твои дела с Мухой? — еще раз спросила я.
Сережа позеленел. Он думал, что с этим покончено.
— А… почему вас это интересует? — сглотнул он.
— Я задала вопрос, — жестко напомнила я.
Сейчас я его просто ломала. Он выглядел вполне для этого созревшим, ведь до меня большую работу в этом направлении уже проделал Муха.
— Неважно.
— Сколько должен?
— Восемьсот баксов.
— И что — не у кого занять?
— Я уже на квартиру и так занимал, у кого мог, — сглотнул слюну Сережа. — Теперь — все.
— Когда отдавать?
— Завтра вечером.
— Если поработаешь на меня лучше, чем на Смирнова, я тебе их дам. Двести заплачу за работу и шестьсот дам взаймы на два месяца.
— Что делать надо? — совсем упал духом Сережа. Я думаю, он сейчас представлял, как я предложу ему обмазать дерьмом, предположим, главного «кормильца» — Смирнова… Или, не к ночи будь сказано, самого губернатора…
— Мне нужна антивоенная статья хорошего московского уровня с предвыборным уклоном. Без расчета на то, что ее напечатают.
Сережа сразу просек соблазнительность варианта. Это был тот самый случай, когда можно дать себе полную «творческую» свободу, без расчета на личные пристрастия редактора и необходимость кого-то жалеть или обходить.
— Вот перечень возможных ссылок, вот общая схема — ее можешь поменять… Главное — хлесткие заголовки, емкие формулировки и запоминающиеся сравнения. Убивать надо только наповал. Ты понял?
— Но здесь нет конкретных имен…
— Ты, главное, прояви полет фантазии. А фамилии я вставлю. На компьютере работаешь?
— Да.
— Завтра здесь в это же время я получу от тебя дискету, а через два часа, если мне понравится, ты получишь деньги.
Сережа закивал и, не прощаясь, сорвался с места. Я видела, что внутри он уже работал, придумывая самые хлесткие сравнения и самые убийственные формулировки.
На следующий день я даже не пошла на работу. Я ходила по городу, смотрела в человеческие лица и удивлялась тому, какие они все разные… Я встретила девочку с необычайно взрослым, мудрым взглядом, юношу, разглядывавшего мир с непосредственностью четырехлетнего малыша… Но большей частью мне почему-то попадались хмурые усталые лица, и я подумала, что это, наверное, потому, что им давно не приходилось ходить по самому краю, когда в тебе собирается каждая жилка и тебе уже не кажется, что потеря тридцати копеек или даже двух тысяч долларов — главная потеря в твоей жизни.
В 14.00 я получила дискету, принесла ее домой и бегло просмотрела.
В 15.30 я вынесла Сереже обещанные восемьсот долларов. В этой ситуации я платила своими деньгами. Рассчитывать на то, что кто-то, кроме меня, заплатит деньги за эту опасную затею, не приходилось. Долларов у меня оставалось все меньше и меньше. Некогда изрядная стопка банкнот, полученная, когда я продала трехкомнатную бабкину квартиру и купила эту, двухкомнатную, стала совсем тоненькой. Я вздохнула. Деньги, на которые у меня было столько планов, разошлись на удивление быстро, а главное, по мелочам. Я расстроилась, но тут же себя осадила. Ведь если я промахнусь, они мне не понадобятся даже на похороны.
Я потратила на редактирование текста восемь часов. Сережа был действительно талантлив и создал великолепную основу, но я должна была выверить воздействие каждого слова. Это была статья для одного человека — начальника управления ФСБ Федора Ивановича Шкуропатова.
Из последних рассказанных мне Громом новостей я знала, что Федор Иванович курирует сейчас выборы — по всей стране кандидаты, имеющие отношение к службе безопасности, должны пройти в Думу без сучка без задоринки. На это были брошены лучшие силы. В такой ситуации скандал Шкуропатову был не нужен, а эта статья и была сделана так, чтобы стать главным, самым страшным скандалом предвыборной кампании. Вставленная мною в материал фамилия «Камышин» тоже должна была сыграть свою разрушительную роль.
Затем я разместила в тексте отсканированные заранее фотоснимки и оценила общее впечатление. Оно было убойным. Каждый, кто прочитает эту статью, сделает единственный вывод: «Военные и разведка рвутся к власти, чтобы беспрепятственно поставлять наркотики в Россию». «Не очень порядочно, но к выборам — как раз!» — удовлетворенно усмехнулась я.
Еще три часа я потратила на перевод. Я знала, что психологически статья на иностранном языке сработает лучше, чем на русском, и собиралась отправить Шкуропатову оба варианта. В итальянском языке не было идиом, способных передать всю красоту и мощь Сережиного слога, но я старалась, и уже не жалела, что изучала итальянский, а не фарси.
Еще пятнадцать минут я шифровала текст. Теперь ни один, даже самый крутой компьютерщик не сможет без моей помощи расшифровать содержание статьи. Только наши советские дешифраторы могли бы справиться с этой задачей — и то часика за полтора.
Закончив, я вышла в Интернет под чужим паролем, выбрала наугад несколько итальянских «почтовых ящиков» и сбросила шифрованную копию файла. Когда в Москве получат оригинал, первое, что они сделают, — это обратятся в накопитель тарасовского ФСБ и выяснят, откуда именно послан файл, и когда обнаружат, что это секретариат одной из опечатанных милицией тарасовских фирм, то очень удивятся.
Выбор Италии был не случаен. Отечественные спецслужбы традиционно размещают свои заказные материалы именно в этой стране, и Федор Иванович должен отреагировать на этот мой выбор «правильно». Объяснять в такой ситуации ничего не надо, увольнение или даже арест всех замешанных в скандале «своих» — давняя и довольно сильная практика. Только так и можно спасти от обвинений систему.
Я немного подумала и засмеялась — мне пришла на удивление дельная мысль. Я пошарила по Интернету и за полчаса выбрала еще с полсотни адресов, разбросанных по всему свету, и поставила компьютер в автоматический режим. Теперь он будет методично рассылать мой файл по отобранным адресам, так что найти среди всего этого нагромождения истинного адресата станет просто невозможным.
Под конец я нашла «E-mail» шкуропатовского секретариата и сбросила статью в сеть. Все. Теперь я действительно сделала все, что могла.
Я пошла на кухню, механически приготовила себе капустный салатик, но попробовала и швырнула его в ведро. Глянула на часы: без пяти четыре утра.
Оставив на автоответчике просьбу подождать, я сходила в ближайший ночной магазин и купила импортного копченого мяса, рыбы, каких-то заморских плодов и бутылку водки.
Стоявший рядом кавказец горестно вздохнул:
— Разве это мясо?
— Это не мясо, — согласилась я. — Это — закуска.
— Вот у нас в Цагери — мясо, а это, финское, — трава…
Я молча пожала плечами, сложила продукты в пакет и направилась домой. Наверное, это было бы круто: притащить к себе домой и случайно встретившегося мужика, но сегодня я уже не хотела быть крутой — и так дальше некуда.
Я вдруг представила себе, как возвращаюсь в магазин, беру кавказца за руку и веду домой. Накрываю на стол роскошную индийскую скатерть, пока он там возится с едой… по-моему, у кавказцев мужчине можно… а потом — дивное застолье с хорошим вином… у него окажется с собой настоящее кахетинское… постель, и — о, чудо! — он оказывается великолепным любовником. Я влюбляюсь, как кошка, и тогда он говорит: «Поехали со мной в… это… а! Цагери! Я тебя познакомлю с мамой…» Мы приезжаем в глухие-преглухие горы, и он оказывается местным крутым бизнесменом… хотя какие, к черту, в глухих горах бизнесмены… Ну ладно, пусть… И никто никогда обо мне не вспоминает! Я буду есть настоящее мясо, нарожаю кучу маленьких, чернявых грузинских пацанов, и — такая любовь! Такая любовь!.. Ну да. А потом появится Гром… Тьфу, черт! Примерещится же такое!
