— Какие показания? — развеселившись, что смогла довести следователя до белого каления, полюбопытствовала я.
— Вас нашли на месте преступления! — рявкнул Кирилл Федорович Поляков.
— Ну и что же? Ваши ребята там еще дольше, чем я, отирались, — резонно заявила я, с искренним наслаждением наблюдая за переменой в лице Полякова.
Его нездорово-бледная кожа заливалась багровым румянцем, отчего лицо отнюдь не становилось привлекательнее. Даже вокруг глаз появилась сеть красных морщин. А я в глубине души сожалела о своих словах: неужели обязательно надо доводить человека до такой степени ярости? Ведь теперь он ни за что не выпустит меня просто так. Я и раньше не вызывала у следователя теплых чувств, о чем же сейчас говорить? Тем не менее начало разговора положено, пусть и не самое удачное, и изменить ничего не удастся. А значит, продолжим экзекуцию.
— Ты что мне мозги полощешь? — заорал Поляков.
А я вставила примирительно:
— Мы с вами на брудершафт не пили, так что будьте любезны, обращайтесь ко мне на «вы».
— Вы… Вы какого… делали на даче? — послушался Кирилл Федорович, чуть-чуть сбавив тон.
— Посмотрите, пожалуйста, в левом кармане куртки, — попросила я. — Может быть, поймете.
Следователь выудил из указанного кармана запаянную в пластик бумажку и, по мере того как вникал в суть текста, белел. Но не от страха — бешенство его переходило в новую стадию. Я даже слегка заволновалась: как бы он не порвал мою лицензию на частную сыскную деятельность. Впрочем, бог с ним, пусть рвет, ведь это всего лишь копия.
— Сы-щи-ца? — с великолепным презрением воскликнул Поляков. И замер, обдумывая свою следующую фразу.
Я тем временем вставила миролюбиво:
— Частный детектив Татьяна Александровна Иванова. Веду расследование смерти гражданина Перцевого по заказу своего клиента, договор с которым подписан, все по правилам.
— А где же ваше разрешение на обыск места преступления? — сменив интонацию гневную на вкрадчиво-опасную, осведомился Кирилл Федорович.
— Это был не обыск, — в тон ему откликнулась я. — Всего лишь осмотр территории, на которой, вполне возможно, произошло убийство. И если бы мне удалось обнаружить нечто полезное, я бы обязательно пришла к вам сама, без помощи сотрудников в милицейской форме.
Поляков поморщился, устав выслушивать наш с ним обоюдный бред. И буркнул:
— Ладно, не хотите общаться — посидите в камере, может быть, тогда поумнеете.
«Да куда мне умнеть-то?» — подумала я, но не сказала. Бедный следователь и так из последних сил с собой борется. Я покорно поднялась, ну тут уж требовательно рявкнула:
— Мне надо позвонить!
— Ну звоните, — кивнул на телефон Поляков. — Ведь не отстанете. Только потом — сядете и будете сидеть до прояснения дела.
«Щаз-з, как же, разбежалась», — снова подумала я. И, набрав номер Кириного телефона, объяснила ему ситуацию. Выслушала, конечно, вполне заслуженные упреки и обещание помощи. После чего положила трубку на рычаги. Она стукнула-звякнула, словно дверь в прежнюю, относительно беззаботную жизнь закрылась. И развернулась к следователю со словами:
— Я готова.
Дальнейшее, честно сказать, не является пределом мечтаний одинокой и привлекательной женщины. Меня втолкнули в камеру, в которой, несмотря на солнечную жару улицы, царил полумрак, еще более усугублявший прохладу. И еще здесь пахло затхлостью, дешевой косметикой и парфюмерией.
В камере было три кровати, на одной из которых развалилось нечто. То есть в обычной жизни это «нечто», по всей вероятности, было ночной бабочкой, причем даже не лишенной привлекательности. Что-то располагающее чувствовалось в приятных чертах довольно юного лица и широко распахнутых глазах. Вот только лицо моей соседки по камере, разукрашенное синяками, ссадинами и царапинами, словно использованное в качестве боксерской груши, выражало тоску и немо-глухо-слепую ярость. Злость девушки в данный момент была направлена на меня — на мои длинные стройные ноги, на красивое, не изуродованное «ласками» ничьих кулаков лицо.
— А-а, с-сучка! — нежно встретила сокамерница, едва сопровождающий расцепил наручники на наших руках и, вдавив мои лопатки в грудную клетку, запихнул в камеру. Дверь злобно лязгнула за спиной, и металлический скрежет заставил меня еле заметно похолодеть. Не то чтобы я боялась даму-соседку. Вот еще! Просто эта особа вполне может успеть разукрасить меня своими когтями. И как я тогда работать буду, спрашивается?
— Привет, — сказала я, улыбнувшись. Даже довольно искренне. Потому что ждать вызволения осталось недолго — Киря спешит на помощь! После чего закурила, выбив из пачки сигарету и чиркнув зажигалкой. — Чего орем? Меня Таня зовут.
— Твари вы все. — Сокамерница вскочила на ноги и, странно подпрыгивая, попыталась осторожно подобраться ко мне.
Что ей от меня надо? Ладно, если бы здесь было перед кем свою крутизну демонстрировать. Но только передо мной? Не понимаю.
— Кто «все» и почему ты так решила? — ловко уклонившись от направленных к моему лицу цепких пальцев девицы, поинтересовалась я.
А та восторженно уставилась на невесть как сохранившуюся в моих пальцах сигарету.
— Дай закурить!
Непредсказуемое создание с разукрашенным лицом, видно, сменило гнев на милость. Девица уселась на койку и выжидающе посматривала на меня.
— Лезть больше не будешь? — как к хулиганистому ребенку, обратилась я к ней. И опустилась на нары напротив, ощутив под собой жесткое нечто, иронично называемое матрацем. В узкое зарешеченное окошко лился дневной свет, лучи свободы квадратились на пыльно-сером каменном полу.
— Да нет, наверное, — миролюбиво пообещала девица. И заявила с претензией: — Меня Лариса зовут. А тебя Таня, ты сказала.
Я кивнула и поделилась сигаретой.
Последующие часа полтора-два прошли в мирной беседе. Лариса оказалась девочкой неглупой, в СИЗО она попала по невезению и из-за сволочи сутенера, который ее подставил — привез в нехорошую компанию, сам же смылся. И единственное, что меня напрягало, — дело стоит, я же сижу. На неудобной поверхности, в довольно-таки холодной камере.
Наконец мое ожидание завершилось — дверь, лязгнув, распахнулась, и в проеме показалось встревоженное лицо Кирьянова.
— Володька! — вскочила я навстречу, а он хмуро бросил:
— Пошли уж, заключенная!
— Пока, — бросила я Лариске, вручила ей пачку с остатком сигарет и последовала за Кирей.
Он молча печатал шаг, и даже широкая спина честного мента выражала неодобрение моим поступкам. Ну да ладно, с Владимиром я разберусь несколько позднее, главное — сейчас отсюда поскорее выбраться.
Мы вошли в кабинет Полякова, который при нашем появлении нахмурился, что превратило его физиономию почти в зверскую. Кирилл Федорович что-то бубнил, обращаясь к Кирьянову, тот отвечал, но я, если честно, в их разговор не вслушивалась — меня гораздо больше волновала необходимость забрать машину от дачи Перцевого.
В итоге я подписала какую-то бумажку и вышла «на свободу с чистой совестью», сопровождаемая подполковником Кирьяновым.
— Я даже не буду спрашивать, кой черт ты поперлась на ту дачу несчастную! — воскликнул Киря, усаживая меня в свою машину. — Танька, но чтобы ты была настолько неосторожной! Могла бы ведь подумать, что место преступления будет под наблюдением. Тем более что труп не найден!
И он продолжил «прочищать мои мозги», я же откинулась на сиденье и с наслаждением закурила, ощущая свободу. Куда хочу — туда лечу!
— Киречка, с меня пиво, — пообещала я, когда словесный поток подполковника немного иссяк. — И помоги мне забрать машину.
— А где ты оставила машину? — подозрительно поинтересовался Владимир. Предполагал, вероятно, что возле городского морга или на месте разборки братков, где много крови и трупов, потому что так тоже бывало. Я вкратце рассказала ему о своих похождениях, заострив внимание на доверчивости выцепивших меня ментов. Киря засмеялся, и конфликт был исчерпан. После чего мы поехали за моей бежевой «девяточкой».
— Как ты умудрилась до такой степени насолить Полякову? — Он прямо кипел, когда я заговорил о тебе. Пивом не отделаешься, с тебя еще и раки.
Естественно, я согласилась.
* * *
Пересев за руль своей машины, которая, к счастью, оказалась никем не потревоженной, я помчалась вслед за Кириной, размышляя о перспективах дела. Прежде всего надо решить, через кого Перцевой передал бумаги в фирму «Спешл Техно». А значит, мне предстоит вплотную заняться его связями.
А помимо этого надо узнать, не заказывал ли Перцевой новые очки. У него достаточно слабое зрение, и раз уж Андрей разбил свои очки на даче, он должен был приобрести новые. Конечно, надежда маленькая и робкая, как первая травинка, пробившаяся сквозь пласты лежащего на весенней земле снега. Все равно лучше это, чем совершенно ничего. Может быть, мне и повезет.
