я на мгновение задумалась: нужно решить, пять или семь?
В конце концов, нажала на семерку.
И не ошиблась: раздался негромкий щелчок, и часть стены плавно отъехала в сторону.
– Как это тебе удалось? – удивленно спросил Горыныч.
Мне совершенно не хотелось посвящать его в тайну бокала, и я отмахнулась:
– Сейчас не время задавать вопросы. Нужно скорее уходить, пока не очнулся Феденька и не вернулись его сообщники!
– Что-то ты, девка, слишком сообразительная… – прищурился Горыныч, и снова стал похож на старую черепаху. – Что-то я не пойму, кто ты такая…
– Не хотите – можете здесь с Федей оставаться, а я уж пойду! – прервала его я. Очень мне не понравился его взгляд.
– Да нет, я с тобой… – Горыныч кивнул и решительно шагнул в темный проем.
Я последовала за ним.
Дверь у нас за спиной вернулась в прежнее положение, и мы оказались в глубокой темноте.
Я не растерялась, достала свой телефон и включила подсветку.
И очень вовремя это сделала: мы находились на узкой площадке, с которой уходила вниз крутая железная лестница. Так что, если бы я шагнула вперед, запросто могла бы сверзиться с этой лестницы и сломать себе ноги, а то и шею.
Теперь же я стала осторожно спускаться по лестнице, светя перед собой телефоном – другого пути здесь просто не было.
Горыныч, кряхтя и охая, брел за мной.
Вскоре лестница кончилась.
Теперь мы находились в узком темном коридоре с отсыревшими кирпичными стенами и потолком, которым на вид было не меньше полутора веков.
– Где это мы? – проговорила я, невольно понизив голос и боязливо вглядываясь в темноту.
– А, я знаю где! – отозвался из темноты Горыныч. – Ведь этот торговый центр перестроен из старого склада знаменитого дореволюционного виноторговца, купца первой гильдии Савелия Бочкарева. У него здесь были большие винные погреба и другие помещения. Я слышал, что в них можно попасть, но видеть прежде не приходилось. Кстати, говорят, что Савелий Бочкарев где-то в этих погребах спрятал клад и он до сих пор не найден.
– Клад меня сейчас не очень интересует, – проворчала я, – мне бы найти какой-нибудь выход наружу, к свету и воздуху…
Действительно, здесь было не только темно, но сыро и душно. Что, собственно, неудивительно.
Пока у нас не было вариантов, и мы пошли вперед по коридору.
При этом я очень беспокоилась, что мы можем столкнуться с Ламией и ее длиннолицым приятелем… Хотя времени прошло порядочно, они далеко впереди. А вот если Феденька за нами устремится…
Но будем надеяться, что после удара табуреткой цифры кода выветрились у него из головы.
Мы шли и шли по коридору.
Казалось, прошло уже больше часа, но, когда я взглянула на время, которое показывал тот же телефон, с удивлением увидела, что прошло всего пятнадцать минут с тех пор, как мы покинули комнату в торговом центре.
Ну да, в экстремальных обстоятельствах время удивительным образом растягивается…
В какой-то момент я задумалась и вздрогнула от крика Горыныча, который шел за мной, буквально дыша мне в затылок и чуть не наступая на пятки:
– Стой!
Я застыла на месте, моргнула… и только тогда поняла, что в полу коридора передо мной зияет глубокий провал, и, если бы мой спутник не остановил меня, я упала бы туда…
Я посветила в провал телефоном – но он был такой глубокий, что голубоватый свет не достиг дна.
– Спасибо, – проговорила я внезапно охрипшим голосом. – Похоже, вы опять меня спасли…
– Похоже, – усмехнулся Горыныч.
Провал занимал почти всю ширину коридора, по сторонам от него оставались только два узких карниза шириной в один кирпич. А в конце карнизов кирпичи обвалились, и у каждого был узенький мостик шириной в одну доску и сбоку приделаны перильца.
Если мы хотели двигаться дальше, нужно было перебраться через пропасть по одному из этих карнизов.
Мне ужасно не хотелось это делать – но другого выхода просто не было.
– Главное, не смотри вниз! – проговорил Горыныч, который думал о том же, что и я.
Я закусила губу и осторожно шагнула на правый карниз, который показался мне немного надежнее.
Все равно, он был такой узкий, что нога едва помещалась.
Прижалась спиной к кирпичной стенке и медленно-медленно двинулась вперед – боком, отставляя правую ногу и затем приставляя к ней левую.
Горыныч, к моему удивлению, не стал дожидаться меня и таким же манером двинулся по второму карнизу.
«Главное, не смотреть вниз!» – мысленно напоминала я себе слова Горыныча.
Но глаза сами норовили скосить в темноту…
Я увидела… точнее, я как раз ничего не увидела внизу, кроме бездонной темноты.
Зато от испуга чуть не потеряла равновесие.
Левая нога чуть не соскользнула с карниза… при этом я нечаянно столкнула маленький камешек. Он полетел вниз, в темноту, и бесследно исчез там.
Я уже думала, что он упал на что-то мягкое и поэтому не издал при падении ни звука… но в это время откуда-то из глубины до меня донесся плеск.
Выходит, камешек так долго летел… какая же там страшная глубина!..
Вот уговаривала же себя не смотреть вниз и уж тем более не прислушиваться, но не смогла себя преодолеть. Против воли я представила, как оступаюсь и лечу вниз. А лететь долго, стало быть, я успею понять, что меня ждет внизу (ничего хорошего) и…
Вот за каким чертом я потащилась искать этого Горыныча? Скучно мне было, зато теперь ох как весело!
Думая так, я двумя большими шагами достигла конца карниза, схватилась за перила, и тут слабая гнилая палка надломилась и выскочила у меня из рук, я едва успела прислониться к стене и удержать под мышкой сумку. Собственно, там не было ничего ценного, что не подлежало бы восстановлению, кроме бокала.
Когда восстановилось дыхание и ноги перестали дрожать, я заставила себя посмотреть на мостик. Нечего было и думать перейти его без перил, возможно, он такой же гнилой.
Я посмотрела на Горыныча, который деловито выламывал перила со своего мостика, бормоча, что ничего палка, крепкая.
Потом он обошел провал с противоположной стороны и встал так, чтобы мне было не дотянуться до палки.
– Да давайте же ее скорей сюда! – крикнула я.
Но Горыныч смотрел на меня как-то странно, потом убрал палку подальше и спросил свистящим, «змеиным» голосом:
– Как, говориш-шь, ты меня наш-шла?
– Что за шутки? – возмутилась я, нашел, понимаешь, время выяснять отношения, когда я вот-вот в пропасть упаду.
– Это не ш-шутки… – сказал он, и до меня дошло, что он и правда
