— Пятью, — вставил Демяша.
— А, еще Юля, — протянул Воронин и косо посмотрел на Савичева. Тот вспыхнул и подошел вплотную к скульптурной группе Воронин — Дементьев.
— Если что-нибудь с ней случилось, я тебя убью, — сказал он массажисту.
— Меня? — протянул президент «Сатурна».
— И тебя тоже, тварь! — рявкнул Савичев и быстро прошел в комнату, где валялись связанные Косой и Санек, на диване лежала затянутая пледом Юля, а в креслах развалились Симонов и Красницкий.
— Леха! — радостно вскинулся вратарь, увидев Савичева, влетевшего в комнату. — Все хорошо?
— Какой идиот связал ее? — заорал Савичев, разрывая плед на длинные кривые полосы.
— Какой ты нервный, однако! — заметил Симонов. — Ну кто же знал, что ее не надо связывать?..
— Алеша… — сказала Юля, — вот ты и пришел.
Она обхватила его шею обеими руками и коснулась губами его губ.
— Как в плохой американской мелодраме, — прошептала она, — но ты вернулся.
— Можно сказать, что я и не уходил, — одними глазами улыбнулся он.
— Я люблю тебя.
— Не говори так, сейчас не время и не место, — серьезно произнес он, срывая с нее последние полосы пледа.
— Но что мешает мне сказать, если я люблю тебя… в том числе здесь и сейчас, — не отрывая глаз от его сурового лица, сказала эта странная девушка. И тогда он рассмеялся и обнял ее, чувствуя, как все та же красноватая дымка всплывает перед глазами.
— Ну конечно, — послышался вдруг голос Воронина, — я так и думал, что голубки спелись.
Его только что ввели в комнату и заботливо направили к лестнице на второй этаж.
— И этих наверх, — приказал Суворов, кивнув на Косого и Санька.
Красницкий и Симонов грубо, пинками, подняли двух связанных молодцов и повели к лестнице.
— Я знала, что все так и будет, — сказала Юля, — потому что иначе… — она перевела взгляд на свое отражение в зеркале напротив и как-то по-детски сказала:
— Ну вот… ты мне платье порвал.
— Это, наверное, Демяша, когда тебя пледом укутывал, — виновато откликнулся Савичев.
— Нет, я знаю, что это ты.
— Ну хорошо, пусть я, — согласился он.
— Ведь вы не будете убивать его? — Юля рывком села на диване и пытливо заглянула в глаза Савичева, отчего тому стало как-то не по себе.
— Кого?
— Дядю, — ответила она. — Или папу.
Дядя — Воронин Вадим Николаевич, папа — Конышев Иван Всеволодович, четко отметил про себя Савичев, и ему неожиданно стало неосознанно плохо. Он сам не понял, почему не может оторвать глаз от ее пристального немигающего взгляда, в то же время страстно того желая.
— Никто никого убивать не будет, — стараясь казаться холодным, ответил он. — Мы не твой папа и не твой дядя.
— И не твоя мама и не твоя будущая жена… или как там у вас?.. — насмешливо закончила она.
Он резко поднялся с дивана.
— Поговорим позже, — сказал он, делая шаг по направлению к лестнице.
— Ну что ж, ты сам сказал это. Но не знаю, как и быть, Алеша… ведь позже ничего не будет для нас. Быть может, поодиночке мы и сможем что-то значить… особенно ты, но вместе… — она покачала головой. — Никогда.
Савичев встревоженно глянул на девушку.
— Пойдем туда вместе, — властно выговорил он и потянул ее с дивана.
Он поднялся на второй этаж и подумал, что эту сцену он уже где-то видел: Суворов, неподвижно сидящий в кресле, с хищно улыбающимся Климовым слева и Ставрогиным справа, а напротив, в свете бра, — ошеломленные, испуганные лица Воронина и Косого. Чуть поодаль, в углу, сваленные как дрова, находились еще четверо — Эдик, Санек и третий бандит, с таким трудом обезоруженный Климовым и Ставрогиным, по кличке Карась, а также многострадальный Сидор.
Над всей этой кучей возвышались Красницкий и Симонов, причем последний — наверное, по привычке — не убирал пистолета, внушительно наставленного на братву.
— А, Савичев, очень кстати, — серьезно сказал Суворов, — я уже думал посылать за тобой. Все-таки амурные дела могут и подождать. А вот с этими разобраться надо немедленно.
Савичев с Юлей прошли через всю комнату и уселись на низком диване у окна — чуть в стороне от общей скульптурной группы. И тут Савичев вспомнил, что напоминала ему эта сцена. Точно так же, но не связанный и без такого солидного сопровождения, здесь стоял он сам, и на месте Суворова тогда был Воронин.
— Что ж, роли поменялись, — резюмировал он вслух, — так что, Вадим Николаевич, вживайтесь в роль, для вас новую и непривычную.
Никто не удивился словам Савичева, а Климов многозначительно добавил:
— И вероятно, последнюю.
— Честное слово, — заговорил Воронин, в упор глядя на Суворова, — честное слово, это забавно, если бы не было так грустно. Ладно они, мальчишки, но вы, Александр Иваныч, вы такой же президент хоккейного клуба, как и я, и устраивать такой показательный суд инквизиции по меньшей мере несолидно…
— Хватит попусту сотрясать воздух, — тяжело облокотившись на ручку кресла, почти с усилием выговорил Суворов, — все эти ваши словесные упражнения — это, конечно, замечательно, но пора говорить о деле.
— Вам не кажется, уважаемый Вадим Николаевич, что вы слишком зажились на этом свете? — встрял Климов.
— Тихо, — оборвал его Суворов, — говорить буду я. Господин Воронин, я думаю, настало время ответить на ряд вопросов. Прежде всего: кто и каким образом инициировал устранение Савичева от игр и отмывание денег посредством сплавления его за рубеж?
— Я не обязан отвечать на ваши вопросы, — угрюмо произнес Воронин, — вы не следователь, а я не подсудимый. Если вы подозреваете меня в криминале, отдайте это дело в ведение прокуратуры, а судов Линча устраивать нечего!
— Ну ты прямо как ребенок, — недобро ухмыльнулся Суворов. — Причем нахальный ребенок. Демяша, ну-ка, иди сюда.
Массажист, уныло сидевший на пуфике и что-то мрачно пережевывающий, встрепенулся и подкатился к Александру Ивановичу.
— Вот этот паразит не хочет с нами говорить. С его стороны это по меньшей мере невежливо, а?
— Угу, — процедил Демяша, пренебрежительно глядя на Воронина.
— Но он заверяет, что и дальше будет вести себя тем же манером, и требует расследования в прокуратуре.
— Свежо питание, а дезинфицируется с трудом, — откомментировал тот и шагнул к Воронину.
— Лучше отвечайте на все, что спрашивают, — доверительно посоветовал с дивана Савичев, — а то с Дементьевым шутки плохи, не так запоете!
Демяша подступил к Воронину и меланхолично приобнял того за узкие покатые плечи.
— Кто, когда и как? — снова медленно повторил Суворов.
Воронин замотал головой.
— Вы не имеете права! — закричал он. — Я буду жаловаться в…
Суворов махнул рукой Демяше, и гипотетическое название места, где он собирался искать управу на разошедшегося почетного президента ХК «Кристалл», превратилось в глухой стон, а потом в вопли дикой боли.
— Ну? — спросил Суворов, и массажист чуть ослабил захват.
— Я не могу, — клацая зубами, выговорил Воронин. По лбу его заструился пот, побагровевшее лицо перекосилось судорожной гримасой внезапно наплывших, как снежная лавина, страха и боли, — они… они убьют меня.
— Кто?
— Ни за что! — выкрикнул Воронин. — Тогда конец всем… не только мне.
— Ах, что за тайна! — сказал с дивана Савичев. — Загадочное имя Ивана Всеволодовича Конышева, в просторечии Кондора, крестного отца задольской мафии… это действительно секрет!
— Вы его не знаете… — прохрипел Воронин, корчась под очередной нежностью Демяши. — Кондор… он страшный человек… я вам не советую связываться с ним…
— Как мне надоело это словоблудие, — устало сказал Суворов, — Симонов, покажи ему, что и с нами не стоит говорить невежливо… а уж тем более поступать, как со скотами!
Симонов, не сходя с места, вскинул пистолет и выстрелил в ногу Воронина. Пуля попала в бедро и, прошив его насквозь, продырявила ковер и ушла в деревянный настил пола.
Вадим Николаевич стиснул зубы и осел, глядя на свою покалеченную ногу, по которой, все нарастая, расползалась дикая, непереносимая боль, а на ткани светлых брюк быстро ширилось, тяжелея и набухая, темное пятно.
— Следующий будет в твою тупую голову, если ты упорно не желаешь говорить, — произнес Суворов, — подумай, было бы из-за чего подыхать, а так…
— Хорошо, — тихо выговорил Воронин, — я скажу… Только дайте мне выпить чего-нибудь покрепче. Водка в холодильнике.
— Вот и добре, — сказал Суворов и кивнул Симонову:
— Дима, принеси-ка сюда водки и пару стаканов.
И, повернувшись к Савичеву и Юле, оцепенело застывшим на диване, спросил:
— Значит, ты и есть та самая девочка… которая помогла Савичеву отсюда соскочить?
Юля подняла голову и перехватила горящий ненавистью… нет, даже не ненавистью, а какой-то болезненной, недоуменной неприязнью, взгляд Воронина. И она ответила легко и четко:
