Ознакомительная версия.
– Мы на этом поедем, – сказал Сергей утвердительно. – И на этом мы с тобой будем в большей безопасности, чем на той. – Он кивнул на «Вольво».
Рядом уже суетился Мурадик:
– Катайся, дорогой! Через три дня приедешь, переоформим, а я пока подыщу покупателя.
– Подыщи-подыщи, – поддержал его Дуло. – Только предупреждаю, если кто-нибудь увидит мою машину и спросит, на какой я уехал…
– Ни за что не скажу! – заверил Мурадик, вручая Сергею документы на «Опель».
Дуло взамен отдал документы и ключи от своей машины.
– Поставь ее куда-нибудь подальше, в угол или к глухому забору.
– Сделаю, – закивал хозяин стоянки и начал махать рукой еще до того, как они с Полиной отъехали.
– Теперь что? – мрачно спросила Полина.
– Будем искать ночлег. Только на этот раз без предъявления паспорта.
– Такое бывает?
– Да, в частном секторе.
– Ты знаешь, где он находится?
– Отыщем, – ответил Сергей, но уверенности в его голосе она не почувствовала.
Из города выехали в девять часов вечера. По дороге встретилась та же шашлычная, где ели вчера. Ненадолго остановившись, они перекусили, но на этот раз гораздо быстрее, потому что обоих тревожила мысль о ночлеге.
Потом они медленно поехали по трассе вдоль берега. Время от времени Сергей повторял:
– Смотри объявления типа: сдается дом.
– Или гостевые дома, – дополнила Полина. – Я уже поняла, пожалуйста, перестань повторять.
Минут пять они ехали молча. Потом он сказал:
– Там у Пушкина даже меня пробрало.
– Я же говорила, а ты смеялся. – Она провожала глазами рекламные щиты и указатели.
– Я не смеялся, – возразил Сергей, контролируя информационное поле на своей стороне дороги.
– Не верится… Перстень самого Пушкина! Последнее отдала бы, чтоб в руках подержать.
– Нынешний владелец перстня вряд ли последнее отдавал.
– Судя по ванной, у него много чего осталось.
– Откуда вообще он появился?
– Перстень? – Полина не отрывала глаз от дороги. – Хранился в Пушкинской библиотеке Александровского лицея, по-моему, в кабинете директора. В прошлом веке, году эдак в семнадцатом, его украл лицейский дядька и отдал старьевщику. Что было дальше, никто не знает.
– Дядьку нашли? Обвинение предъявили?
– А что толку? Старьевщик уже сбыл перстень с рук. – Полина невесело улыбнулась. – Представляю, какую смешную сумму он за него выручил!
– Времена были другие, – сказал Дуло. – Семнадцатый год… Тогда за мешок муки жизнью человеческой могли заплатить. Помнишь фильм «Ленин в Октябре»?
Полина посмотрела на него с любопытством:
– А ты помнишь? Лично я его даже не видела.
– Соплячка.
– Напоминаю: у нас разница в возрасте всего восемь лет.
Он заметил:
– А десять – это уже поколение. Так что, дорогая, как ни крути, мы с тобой люди разных формаций.
Полина захохотала и хлопнула его по руке.
– Смотри объявления, – напомнил Сергей. – И все-таки, откуда он взялся?
– Я же сказала…
– Нет, а если с самого-самого начала?
– О! Это очень интересная история! – воскликнула Полина.
Сергей был уже не рад, что затронул эту тему. Теперь он один контролировал объявления на обеих сторонах дороги.
– Я уже рассказывала тебе об одесских приключениях Пушкина.
– Это когда он соблазнил жену генерал-губернатора?
– Он ее полюбил, – уточнила Полина.
– Но она его бросила. – Сергей продекламировал несколько строчек на память: – «Как овдовевшая супруга, как друг, обнявший молча друга перед изгнанием его!»
– Молодец, – похвалила жена. – Так, глядишь, и обтешешься.
– Культурным человеком сделаюсь рядом с тобой, – подтвердил Дуло, продолжая перебирать взглядом надписи вдоль дороги.
– Тот год в Одессе был одним из самых счастливых в его жизни. Большой город, светское общество… И, заметь, в высших кругах было немало почитателей таланта поэта.
– И среди этих почитателей – много прекрасных дам, – со знанием дела подхватил Дуло.
– Много прекрасных дам, – повторила Полина, – светские рауты, опера, балы, морские купания…
– Интересно, где купались во времена Пушкина? В купальнях? – с неподдельным любопытством поинтересовался Сергей.
– Купальни появились позднее, в конце века. Во времена Пушкина публика купалась в открытой воде. И, кстати, это порицалось блюстителями общественной нравственности.
– Представляю, какие у них были купальники!
– Купальников не было. Были специальные платьица, – сказала Полина.
– А как мужики?
– Может быть, в нижнем белье… – Полина спохватилась. – Конечно, пляжи разделялись на мужские и женские. Как, впрочем, и купальни потом.
Сергей взглянул на экран навигатора.
– От города уже отъехали на семь километров, и ни одного подходящего объявления.
– Мы отклонились от темы, – заметила Полина. – Что касается самого Пушкина, то Воронцов писал в Санкт-Петербург, что он ничего не делает, проводит время в совершенной лености и только таскается с молодыми людьми, которые умножают его самолюбие.
– Думаю, так можно сказать о любом более или менее приличном поэте.
– То-то и оно! Вспомни Иосифа Бродского! На суде его за это просто распяли! – Спохватившись, она посмотрела на мужа и безнадежно махнула рукой. – Воронцовой той зимой шел тридцать второй год. По общему мнению, она была женщиной не первой молодости, но очень кокетливой и легкомысленной. Короче, Пушкин не мог в нее не влюбиться.
– Это что же получается? – Дуло что-то прикинул в уме. – Она была на год младше тебя?
– В те времена женский возраст определялся очень предвзято, – ответила строгим тоном Полина, и Дуло не стал развивать эту тему.
– Когда Пушкина выслали из Одессы, Воронцова на прощание подарила ему…
– …тот самый перстень! – догадался Сергей и сам себя похвалил: – Вот я молодец!
– Кстати, купив этот перстень, Елизавета Воронцова заказала его копию, поменьше, на свой палец. Во времена их бурной переписки, сразу после высылки Пушкина из Одессы в Михайловское, они скрепляли письма сургучной печатью с оттиском перстня. Впоследствии Пушкин считал перстень своим талисманом и связывал с ним свой поэтический дар.
– «Храни меня, мой талисман» – про него?
– Про него, – кивнула Полина. – Только при жизни Пушкина это стихотворение опубликовано не было.
– В школе мы учили его наизусть. Воронцова была еврейкой?
– Нет.
– А почему надпись на камне сделана на иврите?
– Какой купила, такой и купила. Перстень старинный, наверное, из-за этого. В те времена в Одессе можно было купить что угодно. Через Одесский порт велась оживленная торговля с Балканами, Средиземноморьем, Ближним Востоком. Сам город был наводнен чужеземцами. Помнишь, как писал сам Пушкин в «Путешествии Евгения Онегина»?
Я жил тогда в Одессе пыльной…
Полина замолчала, потерла висок и, вспомнив, продолжила:
Все блещет югом и пестреет
Разнообразностью живой.
Язык Италии златой
Звучит на улице веселой,
Где ходит гордый славянин,
Француз, испанец, армянин,
И грек, и молдован тяжелый,
И сын египетской земли
Корсар в отставке, Морали.
– Мне нравится, – заметил Сергей. – Но больше всего – про гордого славянина.
– Ты специально меня подначиваешь? – спросила Полина.
– Рассказывай дальше.
– В общем, ты понял… Евреев там было тоже навалом. Так что перстень ей мог продать кто угодно. После смерти Пушкина перстень достался его другу Жуковскому. Он, как потом писал, сам снял его с мертвой руки Пушкина. После смерти Жуковского перстень наследовал его сын, который, в свою очередь, подарил его Тургеневу. В конце концов, он оказался…
– У Виардо?
– Откуда ты знаешь? – удивилась Полина.
Сергей пожал плечами.
– Так… Просто на ум пришло.
– Короче, Полина Виардо после его смерти передала перстень Пушкинскому музею Александровского лицея…
– Откуда его спер лицейский дядька, – закончил за нее Дуло.
– Стой! – закричала Полина. – Давай назад, задним ходом!
Сергей сдал немного назад. На обочине к столбу была прибита табличка: «Сдается дом. Посуточно».
Дуло достал телефон и набрал номер, приписанный внизу. Женщина, ответившая на звонок, объяснила, как проехать к дому, и сама их встретила в распахнутых настежь воротах. Ни Сергей, ни Полина не стали осматривать весь дом, ограничившись одной спальней. Сергей заплатил за два дня, предупредив хозяйку, что они могут у нее задержаться.
Хозяйка ушла в полной уверенности, что их ждет ночь любви. Она была бы разочарована, если бы узнала, что, едва оказавшись в постели, оба мгновенно уснули.
Глава 20. Визит к антиквару
Утро за городом, на берегу Финского залива, – особенное, ни с чем не сравнимое утро. Полина распахнула окно, и в комнату ворвался терпкий морской воздух.
Ознакомительная версия.
