Унумганг кивнул. Он сказал, что ему необходимо идти домой: жена должна позвонить и сообщить, когда ее можно забрать из санатория. Она наотдыхалась и решила закончить курортный сезон. А кроме того, он хотел вечером посидеть за компьютером.
Но я-то прекрасно поняла, почему он столь спешно ретируется. Он боялся, что я втяну его в новый спор.
Впрочем, я бы с большей охотой послушала его дебаты с Пат или Августой. Те гораздо компетентнее меня в женском вопросе и быстро заткнули бы Унумганга за пояс с его Бог Отец здесь. Бог Отец там.
Чтобы как-то успокоиться, я стала перелистывать копию. Неужели первое письмо действительно написала Хильдегард, а не Вендлгард? Послание было адресовано епископу Генриху фон Люттиху. «Но ты, о Генрих, добрый пастырь… И как орел смотрит из поднебесья, так я слежу за тем, как ты призываешь на родную землю свет, ты можешь осветить эту гору». Я вернулась к началу письма: «Эта гора была невидима из-за тени, которая затмевала животворящий свет. Потому что Сын Всевышнего еще не снизошел к миру. Но утренняя заря осветила мир, и все народы увидели зеленые склоны гор…»
Я мало что понимала в искусстве дешифрования, то есть абсолютно ничего. Я не могла взять в толк, почему Вендлгард использовала письмо Хильдегард для маскировки (в качестве ключа). Что требовалось утаить? Я повнимательнее вгляделась и нашла в рисунках нечто весьма любопытное. Цветы и травы просто бросались в глаза. Это выделение указывало на бога плодородия и его мать, богиню солнца, или свет приносящую. Не намекала ли автор письма на старый миф о богине и ее полубоге? Может быть, так, при помощи цитат и рисунков, Вендлгард стремилась поделиться с Незими тайной своего рождения? Мне надо было сделать прорыв во времени, а не зацикливаться в нем. А может быть, все лейслингинки в честь своей духовной матери носили имя Вендлгард? Так сказать, чтобы род Вендлгард не прерывался. Поэтому-то пастор и нашел в церковной книге упоминание о Вендлгард, только не о той, что писала Незими, — о ее духовной дочери.
* * *
Мне было любопытно, что выяснила Августа, если только не потратила время на флирт с пастором. Да и мысли о Пат не оставляли меня: удастся ли ей подвести под свои гипотезы теоретическую базу?
Едва я подумала о коллегах, как заметила, что по направлению к моему дому движется привидение.
Лишь оно могло столь долго ползти вниз с горы и передвигать ноги, как в замедленном кинопоказе. При ближайшем рассмотрении это оказалась Пат. Я испугалась, что она пройдет мимо, встала перед дверью и начала сыпать в миску кошачий корм. Шум заставил Пат обернуться.
Я разулыбалась ей и спросила на американский манер, как у нее сложился день. Она буркнула в ответ. Похоже, у нее не было сил ворочать языком. Я всполошилась и пригласила ее в дом:
— Судя по твоему виду, тебе нужно срочно что-нибудь выпить.
Она кивнула, ввалилась в прихожую, грохнулась на скамеечку и тотчас принялась развязывать шнурки на ботинках.
Многолетний походный опыт позволил мне понять по выражению ее лица, что она натерла громадные мозоли. Без лишних вопросов я организовала нам обеим виски со льдом и небольшим количеством воды.
Мое появление со стаканами в руках было весьма своевременным. Разбитые в кровь пальцы и пятки, от которых кожа буквально отслаивается, — картина не для слабонервных. Мы синхронно сделали по большому глотку, и я сбегала за настойкой арники, чтобы продезинфицировать раны. Я предупредила Пат, что щипать будет страшно и лучше еще раз глотнуть виски, но она сказала, что больнее, чем сейчас, быть не может, и пообещала терпеть.
И все же она заорала. Я велела ей пройти в комнату и полежать, пока настойка не впитается, потом заклею раны пластырем.
Хорошо изучив ее обувь, я поняла, что случилось. Пат сегодня утром купила в Бад-Аусзее туристические ботинки, не совсем подходящие по размеру, и тотчас надела. Я знала из собственного опыта: вещь за такую цену при примерке кажется настолько удобной, что хочется сразу использовать по назначению. Тем не менее и эти ботинки следовало разносить.
Похоже, Пат не отказала себе в удовольствии проделать путь от отеля до своей «Унзинниге Киры» в новых ботинках, да еще без остановки. Наверное, она жутко голодна. Я поторопилась с ужином.
Особенность виски состоит в том, что оно сначала необыкновенно быстро возбуждает, а затем резко расслабляет человека. Я готовила салат с креветками и омлет, когда Пат приковыляла в кухню и начала рассказывать о своей вылазке. Она, облазив все вдоль и поперек в намеченном районе, так и не смогла найти место, которое можно было бы вообразить в качестве площадки для постройки церкви. Не исключено, что ландшафт за последние несколько столетий коренным образом поменялся. Надежда обнаружить остатки собора не оправдалась.
Кое-что в ее речи насторожило меня. Я не сразу поняла, что именно. За ужином мы молчали. Пат проглатывала пишу, почти не пережевывая. И минералку она пила, словно умирала от жажды.
Утолив голод, она продолжила повествование. На нее произвели большое впечатление особенности местного ландшафта: сосны, кроны которых доставали облака, бурелом, преграждавший дорогу, как стена. Мне было знакомо чувство, пережитое ею в лесу, — постоянное ощущение, будто за тобой кто-то наблюдает.
Пат вынула из сумки карту и показала мне, каким путем пробиралась из Оберлюпича к нам, описала каждый встреченный утес: как издали он казался удобным для монастырского житья и как разочаровывал вблизи.
Она рассказывала, что птицы сопровождали ее повсюду, сначала сойки, потом появился ворон и устроил такой спектакль, что захотелось повернуть назад. Но когда она достигла цели своего путешествия, ворон перестал раздражать ее.
— Значит, «Кира» происходит от «киррен»,[27] — заключила она.
Я была абсолютно не согласна с подобным толкованием, но взяла его на заметку.
Отдохнув, Пат приобрела профессорский вид.
— У тебя есть Гримм?
— На какую букву?
— «К», естественно!
Я принесла словарь на кухню. Пат буквально вырвала том у меня из рук, я начала прибирать на столе.
— Ха! — рявкнула она так внезапно, что я едва не выронила солонку. — Как я и предчувствовала!
Не знаю, какую роль играли предчувствия в ее жизни, но для меня проще искать объяснения тем или иным вещам, чем терять время на эмоции.
— «Киррен» имеет два значения, весьма далеко отстоящие по смыслу друг от друга.
Пат не замедлила процитировать оба значения. Оказалось «киррен» — это не только «успокаивать, усмирять», но и «кричать, взывать от страха или голода; высокий, пронзительный крик, плач». И невероятное множество утесов?
Вдруг я осознала, что задело меня в рассказе Пат. В этом районе утесов очень много, но лишь там, где имелись обрушения скальной породы. Я бросила взгляд на карту. А не было ли в средние века на юго-западных склонах Зандлинга соляных разработок?
Я принесла настольную лампу, и мы принялись смотреть под Михльхальбергом, именно так назывался старый очистной забой. Наш вопль, раздавшийся минуту спустя, вполне можно было охарактеризовать словом «киррен».
В 1546 году, через три года после завоевания Константинополя Мехметом II Завоевателем, на этом месте в штольне завалило тридцать шесть горняков. Я содрогнулась, вообразив их мучительную смерть. Надо бы порекомендовать издателю нашей карты писать «Кира» через два «р». Мы не сомневались, что решили загадку данной точки на карте.
Я откупорила бутылку вина. Открытие следовало обмыть. Мы заработали право на удовольствие. Единственное, что меня никак не устраивало, это несовпадение столетия. В XVI веке лейслингинки уже ушли в небытие. По крайней мере в источниках исчезли упоминания об их монастыре. Но может быть, еще какие-то Вендлгард продолжали существовать. Я изложила Пат свою идею насчет фамилии Вендлгард.
— Очень надеюсь, что Августе удалось что-то раскопать у пастора. Это непременно приведет нас к новым успехам.
Пат ухмыльнулась довольно скептически и позволила себе заявить, совсем ненаучно, мол, Августой движет матка. До сих пор мне казалось, что цивилизованные люди в подобных случаях выражаются сдержаннее: «Она думает тем, на чем сидит». Но я не стала протестовать, просто притворилась, будто не заметила хамскую выходку.
Пат сообщила, что никогда не считала историческую Вендлгард формой проявления европейской богини. Мало того, она допускает, что Вендлгард жила раньше или позже VIII столетия.
Представления Пат о жизни в монастыре как о естественной показались мне слишком американскими. Она называла группу лейслингинок сообществом единомышленниц. Я имела терпение отстаивать позицию, что обоснование «единомышленники» в нашем районе было вынужденным.
Воспоминание о том, как я, дитя войны и послевоенной разрухи, мерзла в старом красивом, но неотапливаемом интернате, рисовало мне жизнь монахинь в чрезвычайно непривлекательном свете.
