Николай Трофимович товарища генерала понимал. И о себе понимал: сам виноват, что работать плохо не умеет. С нерадивых работников какой спрос? А с него спрашивают. Поскольку кое-что в подчиненном ему управлении получается. И дальше будет получаться. Потому что только от хороших работников положительных результатов ждут. Но их-то, результатов, пока и не было.
Вот по этой-то причине Николай Трофимович самолично влез в дело «сумасшедшего пейнтболиста-киллера» с головой. Задвинув, к стыду своему, другие более важные дела. А что оставалось делать? Если начальство трясет, так все равно толковой работы не получится по прочим направлениям. Зато под это дело полковник несколько единиц оперсостава из главка выбил. И то хлеб.
Оперативники управления во главе с майором Мелешко, как говорится, землю рыли. Но все равно ни времени, ни рук, ни ног не хватало. Сам полковник Барсуков был вынужден работать с фигурантами. Сегодня, например, работал с Анатолием Косолаповым, пострадавшим от пейнтболиста слесарем-сантехником шестого разряда, насквозь проспиртованным мужичком с хитрым взглядом и жилистыми руками. Сантехник в разговоре с полковником держался с достоинством пролетария, отвечал на вопросы по некотором размышлении, хотя и не без пьяного многословия. «Посадить бы его в „трезвяк“, — с тоской думал Барсуков, — да ведь по трезвости он и вовсе говорить не сможет».
— Итак, давайте выясним одну вещь, Анатолий Анатольевич, — терпеливо говорил полковник. — Кто из ваших друзей-приятелей, мог так жестоко над вами подшутить? А может, соседи на вас зуб точат? Или недовольные клиенты?
— Товарищ полковник! — укоризненно восклицал Косолапов и бил себя в грудь. — Соседи мои меня уважа-а-ют. А уж тем, кому я там чего по должности своей… так это ж… ну-у. Я ж единственный слесарь на весь микр-р-район. Они мне всегда, здрасьте, мол, вам, Толяныч. Не зайдете ли, это, к нам на брудершафт… в смысле чаю, не желаете ли…
— Понятно, — помрачнел Барсуков. — Уважают. А вот у меня тут документы на столе лежат. Отражающие совсем иную картину. Жалобы на вас, Анатолий Анатольевич. Вот, например, гражданке Крупниной вы унитаз меняли. А после этого она соседей с нижнего этажа залила. Прямо скажем, не свежей водицей. Это как понимать?
— Как клевету, товарищ полковник! — снова восклицал Косолапов после задумчивой паузы. — Работаю я качественно. Она, может, ведро с водой уронила ненароком, когда пол мыла. Дык что же — Косолапов виноват?
— Да нет, Анатолий Анатольевич, — сказал полковник. — Комиссия установила — некачественная работа сантехника. Ну, ладно, оставим в покое ваши профессиональные качества. Вот у меня еще один документ имеется. Гражданин Еремеев, столяр вашего жилуправления, неделю назад обратился в районный отдел милиции с жалобой. Как вы думаете, на что он жалуется?
— Ерема? — морщил лоб сантехник. — Жалуется? В милицию? Он что — завернулся? Он ведь мне тогда, товарищ полковник, сам первый по ряшке прошелся. А я че? Я стоять, как конь статуированный, должен?
— Понятно, — кивал Барсуков, над челом которого уже ходили тучи. — А хочешь, гражданин Косолапов, я тебя на триста шестьдесят часов посажу? По совокупности — и за унитаз, и за избиение гражданина Еремеева. Ты думаешь, что тебе все с рук сойдет, потому что ты единственный сантехник в районе? Так я уже договорился с твоим начальством, что они двух новых сантехников на работу возьмут. Вместо тебя. А тебя уволят за несоответствие. И покатишься ты на все четыре стороны. И учти — я тебе не участковый. Я полковник УВД! Слово свое держу!
Тут с Косолаповым произошла некоторая метаморфоза. Сначала он застыл в той позе, в которой находился, когда полковник произносил свой грозный монолог. Даже глаза его застекленели как у «коня статуированного». Барсуков всерьез испугался, не случился ли со слесарем-сантехником какой-нибудь горячечный припадок. Через некоторое время Косолапов ожил, и взгляд его приобрел вполне осмысленное выражение. Трезвое выражение, прямо скажем.
— Товарищ полковник! — воскликнул он, вполне отчетливо выговаривая слова. — Я ведь давно вину свою осознал. За что же меня на триста шестьдесят часов?
— Осознал? — угрожающе произнес Барсуков. — Тогда напряги свою память и вспомни, кто из твоих знакомых спортсменов-снайперов точит на тебя зуб. Сегодня они в тебя из игрушечного ружья выстрелили, завтра, возможно, из настоящего…
— За что? — закричал Косолапов. — За унитаз?
— Этого я не знаю, — строго заметил полковник. — Сам думай — за что. И главное — кто.
Косолапов задумался надолго. Николаю Трофимовичу показалось, что тот опять впал в ступор. Но торопить сантехника не собирался. Наконец, «Толяныч» пришел в себя.
— Нет у меня знакомых снайперов, — проговорил он трезвым голосом. — Все, конечно, в армии служили, но откуда мне знать, стреляют они сейчас или нет. Тем более из игрушечных пугачей. Серьезные люди из пугачей не стреляют.
— Ты не об этом думай, — сказал полковник. — Думай, кого обидел в последнее время серьезно.
— Покаяться, значит… — хмыкнул Косолапов.
— Я тебе не священник, — проворчал Барсуков. — Покаяние мне твое не требуется. Мне преступника отыскать надо.
— Преступника? — оживился Косолапов. — Ну вот, например, Бараевы на меня сердиты очень. С Восьмой Советской. Глава семейства тут дня три назад меня за грудки хватал и глазами своими черными ел. Лопотал еще по-своему, наверное, матерился. Этот точно стрелять умеет. Они все там умеют.
— Кто — они, и где — там? — разозлился полковник.
— Ну, эти, с Кавказа… Понаехали, сами крана починить не могут. А Косолапов виноват. Я и попросил-то у них всего тридцатник.
— Ясно, — перебил его Барсуков. — Дальше.
— Колька Клеточкин убить грозился, — нехотя произнес слесарь. — До аванса подождать не может, гад. Он из армии недавно вернулся, стрелковые навыки не утратил. Еще… это… Нюся на меня в последнее время… сердится. У ее сына игрушек этих, стрелялок — куча.
— Сколько лет ее сыну?
— Ну, пять. Или шесть…
Барсуков схватился за голову и мысленно застонал. От беседы с потерпевшим не было никакого толку. По сути дела, любой из жильцов участка, обслуживаемого Косолаповым, мог лелеять свою праведную месть. Плюс друзья-собутыльники. Плюс подружки. Список можно составить внушительный. А дальше что? Вызывать психолога, чтобы тот, познакомившись с каждым, сказал, кто из них не поленился бы поехать в Парголово и утолить мстительную жажду? Почему было не подстрелить сантехника в городе, как прочих?
«Ах, Боже ты мой! — вдруг спохватился Николай Трофимович. — У этого человека были какие-то дела в Парголово. Может быть, он даже там тренируется. Увидел желанную мишень и не стал откладывать». Он достал из папки несколько листков бумаги и протянул Косолапову.
— Иди в приемную и пиши список, — приказал он слесарю. — Подробно имена, отчества, фамилии, адреса, все, что помнишь. Всех своих друзей, знакомых и клиентов. Даже близких друзей. Понял?
— А друзей-то зачем? — пробормотал Косолапов.
— Узнаю, что кого-то из них в списке нет, дело закрою, — пригрозил Барсуков. — А тебя все-таки на триста шестьдесят часов посажу. За дачу ложных показаний.
Ну, а как еще с такими Косолаповыми разговаривать? Которые даже не знают, что полковники УВД никого посадить в принципе не могут. А теперь даже и задержать без высочайшего соизволения суда…
Отпустив сантехника, Николай Трофимович позвонил в отдел информации и попросил подготовить справку обо всех владельцах дач и домов поселка Парголово, о членах парголовского пейнтбольного клуба, о людях, работающих в этом поселке и даже, чем несказанно удивил начальника информационного отдела, заказал список покойников, похороненных на парголовском кладбище и их ныне здравствующих родственников. Но не только списки затребовал Николай Трофимович. А велел еще сравнить фамилии из этих списков с фамилиями людей, когда-либо имевших отношение к пейнтболу. «Информационщики» схватились за головы, ибо полковник грозным тоном приказал сделать работу срочно, подключили резервы в лице курсантов-практикантов, отменили перекуры и обеденный перерыв, но к вечеру данные лежали у Барсукова на столе.
Список совпавших фамилий был небольшим. Открывался он фамилией Арнольдова Артура Арнольдовича, который руководил подростковым пейнтбольным клубом в поселке Парголово. Артур Арнольдович проживал в этом поселке в собственном доме, имел официальный статус пенсионера, кроме того, являлся постоянным членом команды элитного клуба «Викинг». Николай Трофимович взял другой список — с каракулями Косолапова — и стал искать фамилию Арнольдова. Но то ли слесарь не мог вспомнить о своих встречах с таковым, то ли этих встреч и не было вовсе. Вторым в списке шел Сергей Васильев, шестнадцати лет от роду, у которого в Парголово проживала бабушка. Сергей также являлся членом команды «викингов» и учился в школе, которой, как вспомнил полковник, руководила потерпевшая Илона Олеговна Майская. «Так-так-так», — с азартом подумал Барсуков, потер ладонью о ладонь и обвел фамилию юноши красным фломастером. В косолаповском перечне Васильев не фигурировал, но, поразмышляв немного, Николай Трофимович решил, что конфликт между ними мог произойти где-нибудь на улице. В списке значился и еще один «викинг» — Денис Романцов, оказавшийся заместителем директора парголовского сельскохозяйственного кооператива. Бывший член клуба «Белые волки» Станислав Константинович Семин имел в Парголово летний домик, а прописан он был как раз на территории, обслуживаемой Косолаповым. В записях слесаря-сантехника Семин имелся, полковник обвел и эту фамилию фломастером. Завершал список, подготовленный информационным отделом, Яковлев Андрей Павлович, занимавшийся в пейнтбольном клубе Московского района. Мать Андрея Павловича была похоронена на парголовском кладбище. Кроме того, старательные «информационщики» отметили, что несколько лет назад этот гражданин был освобожден из мест не столь отдаленных, где отбывал наказание за хулиганство. Полковник поставил напротив его фамилии знак вопроса и, еще раз взглянув на список, стал барабанить пальцами по столу. Конечно, думал он, не обязательно его версия о «привязке» преступника к поселку Парголово верна. Возможно, хулиганствующий снайпер специально «вел» Косолапова до поселка, а не бабахнул в городе, чтобы запутать следствие. Но связь «Васильев — пейнтбол — Майская — Парголово» настораживала его чрезвычайно. Кроме того, парню всего шестнадцать. Именно в таком возрасте совершаются глупые, бесшабашные поступки. Что же касается Семина, то его знакомство с Косолаповым несомненно. Однако вряд ли он посещает свой летний домик зимой.
