— Ты хорошо себя чувствуешь, Корин?
— Я рада, что ты позвонил, Джим. Я сегодня о многом передумала. Я была ужасно эгоистична. Я даже не спросила, есть ли какой-нибудь прогресс в делах полиции. Они ищут кого-нибудь?.. Я имею в виду убийцу Анджелы?
«Бедняжка Корин, — подумал он. — Смерть Джорджа она не хочет считать убийством».
— Пока самый главный подозреваемый я.
— О нет! Я думаю, они после первого допроса поняли, что ты ни при чем. Они не могут обвинить тебя.
— Они, конечно, учитывают и другие возможности. Может быть, они найдут что-нибудь. Но я позвонил не из-за этого. Как ты себя чувствуешь?
— Похоже, что вернулась к жизни, Джим. Только сейчас я начинаю понимать, что он исчез навсегда. Но я себя чувствую хорошо. Фред завтра уезжает и сестра тоже, а мама остается, а также родители Джорджа. Они хотят заняться делами магазина, ведь я в этих делах не разбираюсь.
— Долго пробудет твоя мама?
— До понедельника. Я уверена, что к тому времени я совсем приду в себя.
— Я могу что-нибудь сделать для тебя, Корин?
— Ничего, Джим. На следующей неделе, возможно.
— Ты молодец. Я еще позвоню тебе.
— Да, пожалуйста.
Он положил трубку.
Живучесть человека замечательна. Корин глубоко любила Джорджа, и его смерть явилась для нее сильнейшим ударом. Однако прошел день его похорон, и она уже возвращается к жизни. Еще месяц, и она станет прежней Корин. Через год мысли о Джордже не будут вызывать сильного волнения. Хуже всего, что она станет одинокой, но и это не продлится долго. Корин всего тридцать лет, так что для нее не все потеряно. Она еще будет счастлива.
«А я?» — Джим Дентон торопливо поднялся из-за стола, взял пальто и шляпу и вышел из редакции «Кларион».
В этот день газета вышла, но на улице лежали связанные пачки газет, которые никто не разнес по адресам. Он взглянул на часы. Начало пятого, а занятия в школе кончились в четверть четвертого. Значит, ребята решили отказаться от доставки газеты.
Ну и черт с ними. Пусть пропадает бумага.
Конечно, это их родители. Разве можно доверить невинным сыновьям работать на убийцу? Он цинично усмехнулся, подумав о дальнейшем развитии событий, возможно, начнут бить окна «Кларион» камнями. Или напишут на стенах грязные слова. Здесь и дома. А потом — кто знает? — может, придут к нему с веревкой.
Дентон пожал плечами и направился через площадь к зданию суда. Окружной прокурор и начальник полиции снова были вместе и сидели в кабинете Спайла.
— Хелло, Джим, — поспешно сказал Спайл.
Кросби промолчал.
— Привет, Эджи, — сказал Дентон и положил на стол Спайла пустой спичечный коробок, который нашел в барахле Анджелы. Кросби взял коробок, осмотрел его и покраснел.
— Что это значит?
— Если вы не знаете, то почему покраснели?
Окружной прокурор неожиданно сломал коробок и бросил в корзину для мусора.
— Я сделал то же самое, когда нашел на подушке записку Анджелы, — заметил Дентон. — Вы понимаете. Ральф? Такова человеческая натура.
Кросби поджал губы. Дентон засмеялся и повернулся к Спайлу.
— Ты разговаривал с Виаттом и Тревором, Эджи?
Начальник полиции мрачно кивнул.
— В охотничьем доме.
— Ну?
— Ну… — начал Спайл и закашлялся. — Конечно, Джим, я действую медленно. Я же не могу сразу начинать с обвинений. Я делал вид, что пытаюсь проследить передвижения Джорджа в ту ночь. Я делал вид, что мне известно о возможности появления Джорджа у них. Они отрицают это. Не мог же я сказать им, что Тревор изменился в лице во время разговора с тобой.
— Значит, ты вообще ничего не узнал?
— Ну, я видел там четыре охотничьих ружья. Два из них двенадцатого калибра.
— Это напрасная трата времени, — вмешался Кросби, — Анджела в ту ночь не встречалась ни с каким любовником.
— У вас есть основания для такого мнения, господин окружной прокурор? Вы считаете, что моя жена была выше этого?
— Я, кажется, чту память вашей покойной жены больше, чем вы!
Дентон достал из кармана записку, подписанную Куртом, и сунул под нос Кросби.
— Вещественное доказательство номер один. Узнаете почерк?
— Нет, — снова покраснел Кросби.
— Эджи знает. Не так ли, Эджи? — Дентон положил записку перед Спайлом. — Ты помнишь, как в школе передавал наши записки? Ты не можешь не знать этот почерк.
— Курт Оливер, — медленно сказал Спайл.
— Верно. Я случайно подумал о вещах Анджелы и нашел это там. Чисто исторический интерес, конечно. Курт не был у Виаттов, поэтому он не может быть человеком, с которым она договаривалась о бегстве. — Он выложил на стол следующую записку. — Вещественное доказательство номер два. Знаком почерк? — Кросби покраснел, а Дентон выложил картонное сердце. — Вещественное доказательство номер три. Записка написана Арнольдом Лонгом, вашим предшественником, не так ли? Вещественное доказательство номер четыре вы сами бросили в корзину. Я немало потрудился ночью. К счастью, она сохранила записки всех своих любовников. Их было двадцать шесть. С тех пор, как я на ней женился. До этого я не считал.
Краска сошла с лица Кросби, и он побледнел.
— Вы лжец, Дентон. Вы проклятый лжец.
— Я понимаю, вам стыдно признаваться, что вы были любовником проститутки. Увы, это так, Ральф. Я полагаю, другие это знали и не брезговали поваляться в грязи. Но не вы. Вы влюбились в нее. Вы все еще под влиянием своего чувства. Неужели до вас не доходит то, что давным-давно известно всему городу? Что моя жена и ваша одноразовая любовница была готова лечь под любого мужика?
— Вы… заткните… свой грязный рот! — рявкнул Кросби. Он с трудом пытался взять себя в руки. Спайл и Дентон молчали. Кросби достал платок и вытер лицо. На мгновение Дентон пожалел его.
— Послушайте, Ральф, — спокойно сказал он, — не думайте, что меня это радует. Не забудьте, что рогоносцем все же был я, а не вы. И только поэтому я оказался подозреваемым в ее убийстве. Но будь я проклят, если у меня когда-нибудь возникала мысль избавиться от нее подобным образом. Я не испытываю любви к электрическому стулу и не хотел бы оказаться на нем. Вы не хуже меня знаете, что она бросила вас ради нового любовника. И с этим мужчиной она хотела удрать от меня. Может быть, вы, Ральф, отбросите свои личные чувства и всерьез подойдете к этому делу?
Кросби встал и вышел.
— Ты нашел что-нибудь еще среди ее вещей? — после долгой паузы спросил Спайл. — Я имею в виду записки Норма Виатта.
— Нет, — хмуро ответил Дентон. — Но большинство записок я не мог опознать. Если хочешь, я отдам их тебе для проверки почерка. Хотя не думаю, что это нам много даст. От последнего любовника у Анджелы нет ничего.
— Откуда ты знаешь?
— Она расположила все в хронологическом порядке, и предмет от Ральфа Кросби — я имею в виду спичечный коробок — последний. Если бы она имела что-либо от других, это было бы сверху. Очевидно, парень был слишком осторожен.
— Возможно, хотя порядок мог и нарушиться. Принеси мне завтра все эти вещи, Джим. Я сравню с почерком Норма. Если необходимо, то проведем и графологическую экспертизу. Ты не возражаешь, если я все оставлю у себя? Я дам тебе расписку.
— Конечно, я тебе все отдам, Эджи.
— Вот и хорошо, Джим.
У двери Дентон остановился.
— Я звонил в Буффало, Джим, — сказал неожиданно Спайл. — В пятницу аппарат будет здесь. Ты готов к испытаниям?
— Конечно, шеф! — улыбнулся Дентон. — Ты умеешь действовать быстро, когда хочешь.
Он вышел на улицу. У него было такое ощущение, будто он неожиданно после темного леса очутился на залитой светом лужайке.
Дентон направился в редакцию «Кларион». Пачки лежали на месте. Часы показывали без двадцати пять. Он отпер дверь и внес газеты внутрь.
Потом позвонил в гараж.
— Джим Дентон. Вы не могли бы с кем-нибудь прислать мою машину к редакции.
— Простите, мистер Дентон, — услышал он в ответ, — но мы еще не исправили ее. Вы не могли бы подождать до завтра?
Было ли это еще одним результатом слухов? Он был уверен, что еще неделю назад машину редактора «Кларион» починили бы незамедлительно. Он пожал плечами и положил трубку. Пришлось идти пешком.
Ему это даже понравилось. Риджмор был красив в эту пору года, и Дентон мог спокойно любоваться им. Старые вязы сплелись кронами, и, несмотря на жару, на аллее было прохладно. Несколько лет назад в ноябре Риджмор погрузился в снег, и температура сильно упала. Скоро опять будет осень и зима. Может быть, это последнее лето в его жизни.
До дома оставалось совсем немного, когда путь ему преградил светофор. Пока он стоял на углу, рядом остановилась машина Мэтта Фаллона. Он сделал вид, что не заметил Дентона. Дентон почувствовал раздражение, но все же решил окликнуть:
— Мэтт, старина, привет!
