Да и после обыска мужских удобств я начала сильно сомневаться в том, что к падению Инессы Львовны за борт кто-то приложил руку. Ведь как я раньше думала? Первый час ночи. Всего несколько часов назад «клетчатый» убрал Алешу Сидорова. Нервы напряжены, любая случайность кажется опасностью. Он идет к туалету, где, как я предполагала, у него тайник, в котором спрятан груз.
Почему в туалете, а не в собственной каюте?
Да потому, что он уже боится оставлять контейнер возле себя. Он не уверен, что охранник с «Мадемуазели» пошел за ним в кусты случайно, проверить, куда запропастился пассажир и не случилось ли с ним чего худого. (В противном случае, заподозрив в Алексее контрразведчика, курьер на «Мадемуазель» уже не вернулся бы.) Но, как ни крути, «клетчатый» все равно не знал, как ему аукнется исчезновение члена команды, – видел ли кто, как охранник потопал за ним в кусты, и так далее, и на всякий случай решил разделить себя и груз. Он напряжен, он испуган и прячет контейнер в месте общего пользования.
То есть вроде бы все правильно и логично, но тут на арену выступает пьяная Инесса Львовна. Причем не просто выступает, а с угрозой громкого скандала.
А шум курьеру противопоказан. Если бы он не погорячился, не спрятался с перепугу и не заперся в кабинке – что в любом другом случае опять-таки логично, – он спокойно объяснил бы свой интерес к ящику за зеркалом, например, клептоманской привычкой создавать запасы из чужой туалетной бумаги или розового мыла.
Но он заперся. А вместо нормального пассажира мимо туалетов прошла пьянющая Инесса Львовна.
И что оставалось курьеру? Ждать развития ситуации, когда ненормальная скандалистка действительно поднимет на ноги половину корабля?
Нет. Курьер не мог рисковать и привлекать внимание к себе и возможному тайнику, так как теперь, на ходу, исчезнуть с «Мадемуазели» становилось проблематично. Только вплавь, только воруя спасательный круг.
И, выйдя за Инессой Львовной на палубу, увидев, как нетрезвая женщина перевешивается через ограждение и разглядывает что-то на нижней палубе, он решает проблему просто – бьет Марченко под основание черепа и перекидывает за борт.
Впрочем, относительно «бьет и перекидывает» я шибко уверена не была. Несколько лет назад мою подругу сбила машина, и она сильно приложилась головой об асфальт. Так вот – несколько минут предшествующих аварии начисто исчезли из ее памяти. (Что, к сожалению, помешало работникам ГИБДД установить виновника происшествия.) После консультации с врачами моя подруга узнала, что, оказывается, кратковременная потеря памяти – дело вполне обычное. Если что-то чаще всего и стирается, так это как раз минуты и секунды непосредственно перед ударом.
Но шишки на голове Инессы Марковны все же не было. Только болезненное ощущение. И судить о том, возможно ли ударить человека по голове и не оставить следов, я не могла. Так как не имею к судебной медицине никакого отношения. Мне оставалось только оперировать фактами – момент падения Инесса забыла абсолютно. И после него, что немаловажно, мадам Марченко вела себя крайне правильно. Она не стала бегать по кораблю, рассказывая страшилки о «белой даме», не стала сваливать вину за свое падение на происки злоумышленников, а сидела тихонечко в своей каюте и ждала, пока улягутся страсти.
А страсти эти, сиречь сплетни, бушевали долго. Думаю, у «клетчатого», как у лица наиболеезаинтересованного в этом вопросе, была возможность детально разузнать о том, как представляет себе происшествие пострадавшая сторона. Наверняка он ловко посплетничал с пассажирами и командой, выразил сочувствие супругу и вскоре – успокоился.
Остался на «Мадемуазели».
Ведь получалось так, что Инесса Львовна либо была в стельку пьяна и все забыла, либо не придала значения своим подозрениям.
Именно так я думала до тех пор, пока не обследовала туалеты и ящик за зеркалом. Но теперь, убедившись, что ничего подозрительного в означенных местах нет, уверенности во мне сильно поубавилось. Из всех вопросов на повестке дня остались только два самых бессмысленных: «Что, черт побери, творилось в туалете той ночью?! И почему в нем кто-то заперся?»
Но для ответов на эти вопросы мне требовался еще один доверительный разговор с участницей событий.
Я дошла до двери каюты номер четыре, постучала тихонько и, услышав «Войдите!», перешагнула порог.
Инесса Марченко сидела в кресле спиной к окну (или иллюминатору?) и скучающе читала дамский роман про кипарисы с пальмами и страсти. Увидев меня, книжицу она отложила и, кажется, обрадовалась:
– Софья, какой сюрприз! Устала затворничать?
– Туполев спит, – кратко пояснила я и села в кресло напротив.
Мы поговорили о погоде, здоровье и мужчинах, выпили гранатового сока, и я начала старательно изображать смущение. То есть ерзать, прятать глазки и отвечать невпопад.
– Ты хочешь меня о чем-то попросить? – минут через несколько догадалась Инесса Львовна.
– Да. Только не знаю, как приступить.
– Начни с главного, – предложила Марченко и, отхлебнув сока, прищурилась со вниманием.
– Тогда начну так, – «приободренно» вступила я. – Несколько лет назад исчез муж моей двоюродной сестры. Причем исчез не просто так, а со всеми совместными капиталами…
– Мерзавец! – припечатала Львовна.
– Согласна. Так вот. Сестра, ее Мариной зовут, подала в розыск, но мерзавца так и не нашли. И вот представь, на этом корабле я встречаю типа, очень похожего на Стаса!
– Да ну!
– Точно. Но этот тип – плотный и лысый. А Стас был кудрявый и худой.
– Так, так, так… Уж не на Тараса ли ты намекаешь? Хохол-аграрий…
– В точку. Он.
– Господи, так сообщи охране! Преступник на борту! С этим не шутят. Он же в розыске?
– В розыске-то он в розыске. Но я сомневаюсь.
(По большому счету, сомневалась я не только в аграрии Тарасе. Секретарь лорда Каментона вызывал во мне те же чувства. Только этим двум мужикам мне пока не удалось примерить на фотографиях очки и кепи. Я, безусловно, пыталась пририсовать им означенные предметы в воображении, но получалось плохо. То клетчатая кепка сползала, то очки вбок уезжали, то пакля из волос никак на уши не ложилась. Я страдала, страдала, мучилась, мучилась и решила прибегнуть к помощи Инессы Львовны как лица наиболее пострадавшего от происков «клетчатого». Она уже из-за него за борт отправилась, уже стыда натерпелась, так что в помощи, думаю, не откажет.)
– Так он похож или нет? – снова прищурилась Львовна.
– И да, и нет. Мне нужно его сфотографировать и отправить по «мылу» сестре. Пусть сама решает, он это или нет. И сама, коли что, скандал поднимает. Мне, знаешь ли, скандалить как-то не с руки. Вдруг это не он? Еще подаст в суд за дискредитацию имени честного бизнесмена. И вообще, скандалить – стыдно.
– Я что-то не понимаю. Он похож на твоего Стаса или нет?! Говори прямо.
Я вздохнула и пустилась врать дальше:
– Понимаешь ли, Инесса, я этого типа видела только один раз. Пять лет назад, когда на свадьбу приезжала.
– А сбежал он когда?
– Через два года после свадьбы.
Инесса протянула руку к своему фотоаппарату, который я на столик между нами положила, быстро пролистала электронный фотоальбом и нахмурилась:
– Везде отворачивается.
– Вот! То-то и оно! Я сама пыталась пару раз поймать его объективом, но он, гад, всегда успевает отвернуться!
– Он тебя узнал, – безапелляционно заявила мадам.
– Скорее всего, – пригорюнилась я и по-коровьи вздохнула. – Я-то за эти годы не сильно изменилась…
Инесса покрутила в руках фотоаппарат, поразмышляла немного и выдвинула гипотезу:
– Знаешь что? Если бы мне моего Макса предъявили по единственной фотографии – ухо крупным планом, я бы его и по уху опознала. Пошли сестре эту фотку – здесь Тарас даже кончиком носа попал, она его опознает.
– Инесса, – вкрадчиво пустилась втолковывать я, – ты своего Макса, может быть, по уху и узнаешь. Но пойми, пять лет назад и даже три этот гад пышную шевелюру носил. А теперь бритый ходит, что, согласись, сбивает с толку. Так что мне не ухо, мне весь аграрий нужен.
– И что ты предлагаешь? Ведь этот гад и пластическую операцию сделать мог… Денег-то хоть много утащил?
– Много, Инессочка, ох много. Маринка тогда большое наследство получила.
– А если попросить у него паспорт? И отксерить?
– Как?! Как попросить у человека паспорт?!
– А через капитана?
– Ты что! Я же сказала – сомневаюсь! Вдруг этот Тарас честный хлопец, а я на него напраслину возвожу, а?
– Да. Действительно. И что ты предлагаешь?
– Я хочу попросить тебя об одолжении. Ты у нас дама общительная, веселая, – я могла бы добавить «беспардонная», – и все давно привыкли, что везде с фотоаппаратом ходишь. Так не могла бы ты «случайно» зацепить объективом нашего агрария?
