— А я ждал, что ты мне позвонишь еще на прошлой неделе.
— Позвоню?! Да я уже раз двадцать пытался дозвониться по твоему проклятому номеру! Ты вообще бываешь когда-нибудь дома? Что с тобой, Дик? Может быть, ты там уже справляешь медовый месяц с этой мамзелью Шервуд, а?
— Если ты шутишь, так мне вовсе не смешно, — обиженно ответил Квин.
— Хорошо, хорошо, молчу. Но ведь ты же связал меня по рукам и ногам. Я не осмеливаюсь даже позвонить в городскую полицию, чтобы навести справки... Я здесь, как лишай на дереве! Ну-ка, Дик, давай колись!
Квин рассказал Эйбу Перлу, как ему удалось узнать фамилию матери ребенка и ее адрес.
— Сейчас я ожидаю ее возвращения в город, а одновременно пытаюсь узнать что-нибудь о ее так называемом муже — Диммсдейле. Что тебе удалось выяснить о Семействе Хамфри? Как здоровье миссис Хамфри?
— Я ничего не мог узнать. Дуэйн держит язык за зубами лучше, чем ФБР. Я даже попросил одного своего приятеля — врача из Нью-Хейвена, который иногда направляет своих пациентов в санаторий Дуэйна и хорошо знаком с ним самим, попытаться осторожно навести справки. Однако бедняге Джерри удалось всего лишь узнать, что санаторий вызывал к миссис Хамфри какого-то крупного специалиста.
— А что тебе известно об Элтоне Хамфри, Эйб? Когда он возвратился после этого своего таинственного исчезновения в конце прошлой недели?
— Поздно вечером в то воскресенье. Кто-то из слуг, должно быть, сообщил ему, что доктор Дуэйн отчаянно пытался разыскать его, так как, по моим сведениям, Хамфри тут же повернул машину и уехал в Нью-Хейвен. Возвратился он лишь в понедельник утром.
— То есть в прошлый понедельник — двадцать второго?
— Да. На следующий день — во вторник — он покинул на зиму остров Нэр и переехал в Нью-Йорк. Сейчас в доме на острове остался только садовник, он же — сторож, по фамилии Столлингс.
Ричард Квин некоторое время молчал, а затем спросил:
— Эйб, а ты мог бы узнать, где Хамфри был в течение своего двухдневного отсутствия?
— Дик, что это за чертовщина? Ты напускаешь такой туман!
— Еще и не то будет, — улыбнулся Квин.
Однако на его лице, после того как он положил трубку, появилось озабоченное выражение.
В 4. 12 раздался телефонный звонок. Телефонистка сообщила, что Квина вызывает Вашингтон.
— Это то, что я ожидал, Джесси! — крикнул Квин. — Алло?
По телефону он разговаривал минуты две.
— Из министерства обороны сообщили, что в американской армии в Корее и вообще где бы то ни было нет ни офицера, ни солдата, ни новобранца, ни даже вольнонаемного по фамилии Артур Диммсдейл.
— Следовательно, она его просто придумала, — медленно проговорила Джесси. — Бедняжка!
— Мне бы хотелось, чтобы эта бедняжка наконец дала о себе знать, — сердито сказал Квин. — Мне бы хотелось, чтобы что-то вообще произошло!
В 4. 25, открыв дверь на звонок, Квин увидел старого приятеля — заместителя главного инспектора нью-йоркской полиции Томаса Ф. Маккея.
Если в голубых глазах инспектора Маккея было выражение настороженности, то этого никак нельзя было сказать про его поведение. Он заметил, что давненько не был у Квина, спросил, как его сын Эллери, похвалил Квина за то, что он со вкусом выбирает даже уборщиц — Джесси, после предупредительного взгляда Квина поспешно перебравшаяся со своими тряпками и шваброй в кабинет, даже вздрогнула от подобного «комплимента» — и перешел к делу лишь после того, как Квин предложил гостю что-нибудь выпить.
— Спасибо, Дик, но я нахожусь при исполнении служебных обязанностей.
— В таком случае я пойду с тобой без сопротивления, — пошутил Квин.
— Знаешь, Дик, ведь я могу с тобой разговаривать откровенно. Мы зашли в тупик с убийством Финнера. У нас абсолютно ничего нет, хотя мы расследовали несколько сотен возможных вариантов по материалам, полученным, главным образом, из его дела. Анализ всех этих его так называемых романов с девицами из ночных клубов тоже ничего не дал. Тут что-то неладно. От агентуры мы даже не имеем и намека на возможных виновников. Куда бы мы ни обратились (а обычно такое расследование мы заканчиваем не позднее чем через двое суток) — перед нами сплошная стена. Скажи, Дик, ты все нам рассказал в прошлое воскресенье?
Лицо Квина побагровело.
— Ты задаешь мне странный вопрос, Том!
На этот раз покраснел его приятель.
— Да, я понимаю. Всю неделю я размышлял над тем, следует ли мне идти к тебе. Дело в том, что в тот день у меня возникло странное ощущение, что ты мне не все сказал. — Было совершенно очевидно, что Маккей чувствует себя отвратительно, однако он не сводил с Квина пристального взгляда. — Это так, Дик?
— Я не намерен отвечать на твой вопрос, Том!
Некоторое время они молча и сердито смотрели друг на друга, и у Квина даже мелькнула мысль, что этим уклончивым ответом ему не отделаться. Однако Маккей неправильно понял волнение, прозвучавшее в голосе друга.
— Извини меня, Дик. Мне не следовало задавать такой гнусный вопрос человеку, который отдал лучшие годы своей жизни на благо Нью-Йорка. Прошу тебя, Дик, забудь, что я тебя об этом спрашивал. Ну, а теперь, прежде чем уходить, я с удовольствием выпью с тобой.
Сразу же после ухода инспектора Маккея Джесси вышла из кабинета, подошла к Квину, который с убитым видом сидел в своем большом кресле, и положила руки ему на плечи.
— Иначе вы поступить не могли, Ричард.
— Чувствовал я себя, Джесси, омерзительно. — Он сжал ее руку. — И тем не менее я не могу передать это дело полиции. Но, конечно, я сделаю так, когда закончу свое расследование! Сейчас же это наше с вами дело... Полиция ведь не хотела им заниматься!
Они уже поужинали и сидели в гостиной у телевизора, когда вновь раздался телефонный звонок Квин поспешно направился в кабинет, а Джесси выключила телевизор и взглянула на часы, которые показывали почти половину девятого.
— Инспектор? Докладывает Джонни Крипс.
— Да, Джонни. Джифин явился, чтобы помочь тебе сменить Анжело и Мэрфи?
—- Хьюз сейчас ведет наблюдение за входом в дом, а я звоню из аптеки на Бродвее. Она вернулась, инспектор.
— Да?! Ты уверен, что это та самая особа, которая нам нужна, Джонни?
— Минут десять назад она подъехала к дому — одна, в такси, с чемоданами, на которых наклейки с именем Конни Кой. Джифин слышал как швейцар в вестибюле, называл ее миссис Диммсдейл. Что мы должны теперь делать?
— Не показываться из укрытия и осторожно продолжать наблюдение, — ответил Квин. — Я иду к вам.
Они пошли пешком, так как находились всего в нескольких кварталах от этого дома. Инспектор Квин шел очень быстро, хотя вечер стоял душный и жаркий. Узкая юбка страшно мешала Джесси, но она согласилась бы скорее умереть, чем попросить Квина идти медленнее. Джордж Вирхаузер не появлялся.
— Странно, — заметила Джесси, с трудом переводя дыхание.
— Он уже закончил свою работу или обманут тем, что мы целый день не выходили из дома, — ответил Квин, пожимая плечами. — Да это и не важно.
Обе стороны 88-й улицы вдоль тротуара были забиты машинами. Джесси даже не могла себе представить, как Квин ориентировался, однако он остановился около одной из них, и, как только закурил, из машины послышался мужской голос:
— Все в порядке, инспектор.
— Джонни, а где Джифин?
— Где-то в доме. Если вы не хотите, чтобы швейцар видел вас, идите через служебный вход, вон с той стороны. Грузовой лифт работает без лифтера.
— Ты прямо читаешь мои мысли, Джонни.
Крипс засмеялся, и Джесси подумала, что было бы интересно увидеть, как он выглядит.
Инспектор медленно направился к служебному входу, плохо освещенному тускло горевшей лампочкой, и, подойдя к нему вместе с Джесси, остановился в тени. Недалеко от них прошла машина, а затем со стороны Вест-Энд-авеню показался полный мужчина, сопровождаемый женщиной, двигавшейся так, словно у нее болели ноги. Женщина, не умолкая ни на мгновение, громко ругалась. Мужчина, не обращая никакого внимания на брань, так же неторопливо вошел в подъезд, женщина за ним.
— Пошли, Джесси.
Джесси, спотыкаясь, спустилась по трем ступенькам в какой-то туннель, уходивший в темноту. Квин взял ее за руку и повел, нащупывая стену.
— Вот и дверь.
Они вошли в заставленный и плохо освещенный подвал, где пахло кислым. В кабинке лифта стоял бак с мусором.
Со скрипом и скрежетом кабинка начала подниматься. Джесси казалось, что этот шум слышен за несколько кварталов, однако Квин спокойно считал этажи.
— Ричард, почему мы пробираемся в дом тайком?
— Ну, мягко выражаясь, мы не в состоянии действовать открыто. Нам не будет хуже от того, что швейцар нас не увидит, — серьезно ответил Квин.
Лифт остановился, и они вышли на грязную лестничную площадку. Квин бесшумно закрыл дверь кабинки.
