После визита Бальгана она поняла, что уже не заснет, — сон как рукой сняло, поэтому налила себе чашку крепкого кофе и взяла из пачки, забытой Бальганом, еще одну сигаретку. Ей противно было трогать то, чего касался Бальган своими липкими потными ручками. Закурила и стала размышлять. Как ни старалась она думать позитивно, но мысли так и тянули ее в отчаяние.
Стала обдумывать свое положение и ничего утешительного в нем не находила. Вот так все и вышло, как и шипели вокруг ее недоброжелатели: мол, из грязи да в князи вылезла, за это когда-нибудь придется заплатить сполна. Предсказывали, что вот выйдет она в тираж, испишется — никуда не денется со своим романтизмом, придется ей спонсора искать, с денежными мешками на тусовках обжиматься, как девочки-однодневки из всяких девчачьих групп.
Да, Бальган прав, хорошо детям богатых и знаменитых родителей, тех за уши на вершину мира тащат и в спину пихают, подкрепляя статус финансовыми вложениями, а вот если ты сам себе дорогу пробиваешь, столько гадостей на своем пути придется встретить, что не запачкаться почти невозможно. Или пачкайся, как все, или отойди в сторону — без тебя найдутся желающие испачкаться ради славы и денег.
Татьяна не знала, что делать. Она видела пару раз Сметанина по телевизору — типичный такой холеный олигарх, в том смысле этого слова, как его понимает народ, но улыбчивый, даже обаятельный. А с чего это она решила, что он полезет к ней с поцелуями? Может быть, все дело концертом только и ограничится. Но Бальган же недвусмысленно намекнул, что нравится она Сметанину именно как женщина, недаром он сам разглядывал Татьяну утром, как заезжий туркмен собор Василия Блаженного. Небось еще и думал: мол, чего этот Сметанин в ней нашел — ни груди достойной, ни роста. Гад этакий!
Татьяна вошла в ванную и глянула на себя в зеркало. Рыжие ее кудрявые непричесанные волосы торчали в разные стороны, а на лице был наложен размазавшийся макияж, который она и смывать не стала — так устала, что подумала, проснусь, в ванну залезу и все смою. Вспомнив о ванне, она повернула краны, налила в воду ароматизаторы и пену, а сама села на краешек.
Нет, не то чтобы раньше ей не делали всяких недвусмысленных предложений. Сколько угодно их поступало, но никто никогда не смел ей вот так в ультимативной форме приказывать — или ты поедешь на виллу, или контракт будет расторгнут! В контракте, между прочим, нет строки, что она должна со всяким встречным-поперечным в постель ложиться! Пусть сам Бальган со Сметаниным и спит, раз ему деньги так нужны.
Скинув белье, она погрузилась в теплую и мягкую воду, и в голову ей пришла известная пословица, которую она однажды от самого Бальгана и слышала: «Тяжела и неказиста жизнь российского артиста». Так оно и получается. На Западе, выпустив три хитовых альбома, которые разлетелись миллионными тиражами, она бы и себя до конца своих дней обеспечила, и детей своих, и внуков, а в России приходится пахать, пахать и пахать. Потому что «пираты» воруют, потому что прихлебателей вокруг кормится немерено, потому что на Западе ротация бесплатна почти на всех радиостанциях, а у нас только для проформы бесплатна, а пока не заплатишь — никто твою песню крутить не будет.
Да еще и деньги-то неизвестно от кого не возьмут — все только по личным связям делается. Журналисту дай на лапу за то, чтобы статью про тебя тиснул, на телевидении дай, чтобы в программе какой-нибудь засветиться, и везде — дай, дай, дай. А если тебя по «ящику» не показывают — ты не «звезда». Вот и приходится артисту «чесом» заниматься — давать по два-три концерта в день, деньги зарабатывать. Фонограммщикам-то хорошо, что им — прыгай да рот разевай, а вот если вживую поешь, как Татьяна, то тяжело все это дается.
Мобильный телефон, который она, встав с кровати, по привычке включила, из коридора запиликал ритмичной танцевальной мелодией. Это была мелодия, которую Святогор сам написал. Хорошая мелодия, только продать ее никак Святогор никакому артисту не мог. Раскрученные «звезды» предпочитали у известных композиторов хитами «затариваться», хоть и были те хиты иногда обыкновенной «штамповкой», а Святогор известным композитором не был. А неизвестным исполнителям Святогор сам своего детища отдавать не хотел — жалко было.
Татьяна выскочила из ванной нагишом, облаченная лишь в воздушную пену, как Афродита, рожденная из волн, и схватила трубку.
— Звоню тебе уже с самого утра, — торопливо проговорил в трубку Святогор, — не могу до тебя дозвониться! А дело срочное, просто не терпящее отлагательств! Мне Анжелика вчера вечером позвонила, сказала, что сегодня она согласна со мной встретиться, обсудить условия нашего дела, ну, помнишь, того, что ты предложила?
Как же не помнить — они якобы хотели продать Анжелике только что записанный альбом Алмаза и поймать ее на этом. Но Татьяна рассчитывала в этой операции на своего отца, который помог бы им Анжелику и ее подельников задержать и прищучить. А он, как назло, уехал на Украину. Татьяна замерзла в коридоре, поэтому нырнула обратно в пену ванны прямо с телефоном. А потом сообщила Святогору, что ее отца в Москве нет. Звукооператор поначалу сник, ведь сам он был не боец, но быстро сориентировался и сказал, что можно привлечь к этому делу Бальгана, ведь у него тоже есть знакомые бандиты, которые когда-то били его соседа алкаша-физкультурника Гришу, а в крайнем случае, можно и Гришу позвать — он мужик крепкий, как-никак учитель физкультуры.
— Вот Гриши нам не надо! — воспротивилась Татьяна. — Он нам все дело испортит, лучше уж правда к Бальгану обратиться. Но это мы позже решим. И что еще полезного тебе твоя возлюбленная Анжелика сказала, когда дозвонилась до тебя?
— Спросила — правда ли я хочу сделать то, что я хочу сделать, — ответил Святогор, — и что меня на это подтолкнуло?
— Надеюсь, ты не сказал ей, что и я, и Бальган знаем, что это ты с ней на пару музыкальный материал спер? — поинтересовалась Татьяна.
— Нет, не сказал, — ответил Святогор, — я ей сказал только, что мне на тебя и на Бальгана плевать, что я хочу ее увидеть, что до сих пор люблю ее, в общем сыграл роль влюбленного болвана, готового на все ради своей возлюбленной. Знаешь, я уже понемногу начинаю ее ненавидеть за предательство. Правду говорят — от любви до ненависти один шаг…
— Ты не отвлекайся, Ромео, — перебила его Татьяна, — расскажи лучше, где вы договорились встретиться и сколько денег ты попросил у нее за альбом Алмаза?
Святогор ответил, что они договорились созвониться по этому вопросу сегодня вечером, в девять часов. И добавил, что попросил он у нее за этот альбом ни много ни мало — ночь любви, только и всего. Татьяна обалдела от неожиданности — звукооператор пустился в импровизацию и мог загубить все дело.
— Я сказал ей, что всего за одну ночь рядом с ней я готов отдать свою жизнь, а не какой-то там чужой альбом, и мне кажется, она поверила, что я схожу по ней с ума, — продолжил Святогор, — впрочем, так оно и есть. Анжелика спросила: у меня ли музыкальный материал Алмаза? Я ответил, что да. Тогда она пообещала подумать до девяти вечера над моим предложением и дать мне ответ. Номер ее телефона у меня не определился, остается только ждать звонка. Так что будем делать, если она позвонит и назначит встречу?
Татьяна не знала, что делать, — после сегодняшнего разговора ей не хотелось обращаться за помощью к Бальгану, но, похоже, другого выхода у нее не было — отец-то уехал. Наверняка ведь Анжелика притащит с собой на встречу своего сутенера, а совладать с ними двоими Татьяне и тщедушному Святогору будет трудно. А вообще Святогор хорошо придумал с ночью любви. Заманил бы он лучше к себе домой Анжелику, да и запер там в своей комнате. Ведь сутенер ее наверняка не потащится к Святогору домой, если Анжелика заплатит такую цену за товар, который стоит не одну тысячу долларов. Татьяна посоветовала Святогору склонить Анжелику пойти «расплачиваться» с ним в его квартиру, а сама пообещала связаться с Бальганом. Когда Святогор отключился, Татьяна набрала номер мобильного Бальгана.
— Ну что, одумалась, детка? — голосом тягучим, как жвачка, сладко спросил продюсер, не дав ей даже слова сказать. — Решилась спеть для олигарха?
— Пошел ты в задницу, болван! — рассерженно сказала Татьяна и телефон отключила.
Ей отчаянно захотелось поплакать. Ну зачем же папа так не вовремя уехал? И почему Анжелике так просто лечь в постель с кем попало ради денег, а ее тошнит и лихорадит только при одной мысли об этом?
Поезд «Москва—Львов» приближался к своей конечной станции. Гоша Граммофон с угрюмым видом пялился в окно на зеленеющие сады окрестных хуторов, попивая заказанный себе одному у проводницы кофе, и хлопал заспанными глазами. Краб, который проснулся по армейской привычке в шесть утра и уже давно позавтракал, смотрел на попутчика, не отрываясь. Гоша старательно этого не замечал, отправляя в рот запасенные еще из дома галеты и откусывая большие куски от остывшей курицы гриль.
