В доме было пусто, что Полли вполне устраивало. Свидетели, следившие за каждым ее шагом, ей надоели. Наверное, Бенни ушла в церковь. Утром она упомянула, что сегодня ее очередь ухаживать за цветами. Полли не поверила своим ушам. Если бы Господь создал ее такой же глупой и уродливой, как Бенни, она не стала бы служить у его алтаря. Чихала бы она на него с высокого дерева. Если не хуже.
Освежившись, Полли решила посидеть где-нибудь на воздухе. Сначала она подумала о береге ручья, протекавшего под мостиком в нескольких метрах от церкви Святого Ансельма. Мысль опустить ноги в чистую проточную воду была соблазнительной. Но далеко Полли не ушла. Смесь густого запаха лаванды и сладкого аромата жимолости, росшей на крыльце, заставила ее передумать. Она села на деревянное сиденье, больше напоминавшее полку, поставила ноги на противоположную полку и на мгновение едва не пожалела, что завтра уедет в Лондон.
Но дело есть дело. Во-первых, нужно было решить, когда безопаснее вернуться в Костон и забраться в контору Бринкли и Латама. Во сколько стемнело вчера? В половине девятого? Или в начале десятого? Во сколько закрываются пивные? А вдруг какой-нибудь пьяница заметит, что кто-то открывает дверь, в которую не имеет права входить?
Во-вторых, хотя Полли могла приходить в Эпплби-хаус и уходить из него когда угодно, учитывая возможность будущей беседы Бенни с родителями, было бы трудно объяснить им причину своих ночных похождений. Она решила позвонить с домашнего телефона на свой мобильный и инсценировать беседу с другом, который случайно оказался в здешних краях и приглашает ее выпить. Нет, к ней домой он не придет. Они встретятся в сельском пабе. Собственная находчивость заставила Полли громко расхохотаться. Она допила кока-колу, бросила банку в кусты, посмотрела на часы и вздохнула. Предстояло убить еще три часа. В мире, покое и аромате трав не осталось ничего притягательного. Наоборот, было смертельно скучно. Деревня, черт бы ее побрал…
Она подумывала забрать приемник из комнаты Бенни и послушать Эмму Би, но решила не наглеть. На самом деле Полли хотелось станцевать чарльстон и выпить стопку водки.
И тут произошло то, что заставило ее забыть досаду. Из дома напротив вышла Джудит Парнелл, села в старую серую «мазду» и поехала направо — видимо, в Костон. Полли следила за ней, открыв рот. До города по меньшей мере шестнадцать километров. Даже если у Джудит там всего-навсего пара мелких дел, после которых она сразу вернется назад, это займет не меньше часа. За такое время можно свернуть горы.
Полли медленно пошла по бетонированной дорожке к дому, который назывался виллой Тревельян, и обогнула его, миновав заросли дельфиниумов, источавших нежный аромат.
Задняя дверь с ручкой в виде львиной лапы была такой же тяжелой и прочной, как передняя. На двери висел почтовый ящик. Полли на всякий случай постучала, но намеренно сделала это слишком тихо. Потом нажала на ручку и вошла.
Когда дверь закрылась, солнечный свет исчез. Девушка очутилась в маленьком коридоре с тремя дверьми, выкрашенными белой краской. Полли долго стояла, сдерживая дыхание, а потом негромко спросила:
— Здесь кто-нибудь есть?
Ответа не последовало. Может быть, ее не услышали? Хотя мысль о предстоящей встрече доставляла ей огромное удовольствие, Полли была не прочь выдержать паузу. Она не переставала мечтать об Эшли. Короткого обмена улыбками под неусыпным присмотром жены ей было мало.
Полли представила себе эту встречу. Изящный и содержательный диалог, после которого они прикоснутся друг к другу. Интересно, какой повод они найдут для этого… Но она была уверена в одном: Эшли будет очень рад видеть ее.
А если возникнет неловкость — хотя с какой стати? — она скажет, что хотела пригласить его и Джудит в Эпплби-хаус выпить по бокалу вина перед ужином. Просто и прозрачно. Она знала, что Джудит откажется, и рассчитывала на понятливость Эшли. Парнелл догадается, что это всего лишь предлог. Если слегка повезет, к моменту ее ухода они достигнут понимания, после чего увертки и ухищрения больше не понадобятся.
Полли открыла дверь слева и очутилась на кухне. Мешкать она не стала — кухня есть кухня, — но заметила, что обстановка там бедноватая. Буфеты недавно покрасили, но сделали это неумело. Полли вернулась в коридор и нахмурилась. Стремление пускать пыль в глаза казалось ей хуже бедности. Бедность должна быть честной и не иметь ничего общего с трусливым стремлением поддерживать видимость. Просто смешно… Но по зрелом размышлении Полли решила, что бедность — это даже преимущество. В конце концов, разве в наши дни люди не тоскуют по простоте? Открой любой журнал и увидишь какую-нибудь знаменитость в искусственных лохмотьях, оседлавшую африканское сиденье для родов на захламленном чердаке где-нибудь в Клеркенуэлле [41].
Заставив себя забыть о том, что она сама сидит без гроша, Полли открыла вторую дверь и на этот раз оказалась в маленькой и чрезвычайно запущенной гостиной.
Хотя на покоробившихся полках стояла масса книг, между ними зияли пустоты. Когда-то красивые желто-белые обои выцвели, а в паре мест были слегка порваны. В углу красовался темный прямоугольник от пола почти до потолка; видимо, там много лет стояли дедушкины напольные часы. Полли заметила и другие пятна разного размера, оставленные когда-то висевшими там картинами. В центре потолка, с которого свисала единственная лампочка с простым льняным абажуром, виднелось несколько отверстий, из которых еще торчали дюбели.
Полли стала гадать, что там висело раньше, и решила, что это была люстра. В большом бюро из ореха и стекла стояли всего три вещи: серебряная солонка, блюдо из темно-синего стекла и чудесные фарфоровые пастух с пастушкой в костюмах стиля Ватто [42].
На крышке бюро стояла большая цветная фотография. Эшли и Джудит плыли на пароходе и смеялись; их волосы трепал ветер. Рукава кардигана Джудит были завязаны на шее, а сам кардиган раздувался как парус. Она пожирала взглядом Эшли, который смотрел куда-то вдаль.
Увидев его, Полли затаила дыхание. Чудесная улыбка, золотистая загорелая кожа, мускулистые плечи… Какой контраст с женой! Грубые черные волосы, толстая шея, нечистая смуглая кожа. Настоящая девка-чернавка. Кроме того, Джудит была очень маленькой, по грудь Эшли. В общем, карлица. Полли, с презрением смотревшая на плотную и коренастую Джудит Парнелл, едва не подпрыгнула, когда позади раздалось какое-то щелканье. Она резко обернулась, но никого не увидела.
И тут до нее дошло, что звук доносился из последней комнаты, находившейся под лестницей и немного превосходившей размерами собачью конуру. Полли сделала два шага (третьего не понадобилось) и осмотрелась по сторонам. Монитор с маленьким экраном, компьютер, дисковод и клавиатура на столике, напоминающем ломберный. Древний принтер «Эпсон», кружка с ручками и «Файнэншл таймс». Телефон, автоответчик и факс на широком подоконнике.
Может быть, Эшли лежит в постели? Наверное, спит, иначе он отозвался бы. Ну что ж… Ни под каким видом Полли не поднялась бы наверх. Это было бы очень неудобно. Просто нагло. Речь шла о флирте, легком и ни к чему не обязывающем. Она хотела пококетничать с Эшли, а не открывать на него охоту.
Девушка снова вышла в коридор и тут увидела его в дальнем конце сада. Парнелл держал на сгибе локтя белую фарфоровую миску и собирал малину.
Сила собственной реакции потрясла Полли. Сухость в горле, сердцебиение, тошнота… Ощущения были незнакомые, неприятные и даже пугающие. Она застыла на месте. Пока что ничего не случилось. Еще можно уйти. Пройти по дорожке, миновать чугунные ворота, пересечь улицу, скрыться в Эпплби-хаусе и ни разу не оглянуться назад. Закончить все раньше, чем оно началось. Разумное решение.
Но Полли, всегда получавшая то, чего хотела, не была склонна к здравомыслию, а тем более к самопожертвованию. Тошнота прошла, сменившись возбуждением, и девушка была готова пройти в сад, как вдруг заметила какое-то движение. У самой земли, между двумя первыми рядами кустов, виднелся большой круг из белых и голубых полос. Внезапно круг пошевелился, и Полли узнала в нем заднюю часть Бенни Фрейл.