на Светлану исподлобья.
– И он вам это сказал по телефону, который, вероятно, прослушивается?
– Ну я же не вчера родилась… Я ответила ему, что Роман, должно быть, думал о матери перед арестом, и положила трубку.
– Где он живет?
– В Вильнюсе, неподалеку отсюда.
Официантка принесла им кофе и положила на стол меню. Но Дженис была настолько погружена в свои мысли, что едва это заметила.
– Тогда он в опасности, – заключила она. – Мне необходимо узнать, что Роман ему написал. Мы можем с ним встретиться?
Светлана кивнула. Вытащив из сумочки ключи, она протянула их Дженис.
– Возьмите мою машину, я напишу вам адрес, это правда совсем рядом.
– Он же меня не знает, с чего ему мне доверять? Но я не хочу, чтобы вы ему звонили. Лучше отвезите меня к нему, – попросила Дженис.
– Это плохая идея. Вы считаете, что отцу Романа угрожает опасность из-за одного звонка, но мой визит сделает ему только хуже.
– За вами следят?
– Думаете, мы стали бы предпринимать столько мер предосторожностей ради этой встречи, если бы я не была в этом уверена? В моей квартире осталась похожая на меня женщина, чтобы ее силуэт видно было в окно. В самом начале я всюду видела агентов КГБ, по дороге в школу, в магазин, когда везла детей погулять в парк… Лучин согнал сюда своих приспешников, чтобы запугать меня и напомнить, что я должна молчать. И я молчала, с тех пор как мы сюда приехали, я ничего не сказала. Теперь я замечаю их реже. Но страх никуда не делся. Я боюсь не за себя, а за Николая. Если я сойду с намеченного ими пути, он за это заплатит. Я просто хочу, чтобы мой муж оказался на свободе и дети снова увидели своего отца.
Женщина закрыла лицо руками. Она рыдала.
– Именно поэтому я и здесь, – тихо сказала ей Дженис.
– Да, но теперь Роман под арестом…
Дженис пересела поближе к Светлане и молча обняла, утешая. Светлана взяла со стола салфетку и промокнула слезы.
– Простите меня. То, что случилось с Романом и Софьей, ваш приезд… Я совершенно потеряна.
– Как вам кажется, вы в состоянии отвезти меня к отцу Романа? Должен же быть какой-то способ встретиться с ним в безопасном месте?
– Думаю, да. В конце концов, особого выбора у меня нет, я должна вам помочь. Вы взяли с собой телефон?
Дженис разблокировала свой смартфон и протянула его Светлане. Та набрала номер, произнесла несколько фраз по-белорусски и вернула телефон владелице.
– Он будет ждать нас в церкви, куда я часто прихожу помолиться, это самое безопасное место. Поехали.
Женщины встали, официантка открыла дверь на кухню и кивком дала понять, что путь свободен.
– Из кухни можно выйти в переулок за рестораном, – объяснила Светлана. – Когда окажемся на улице, сразу садитесь в машину и ложитесь на заднее сиденье.
Дженис ужасно надоело ездить в неудобных позах, но тут уж ничего не поделаешь. Машина тронулась. Несмотря на то что Светлана постоянно поглядывала в зеркало заднего вида, водила она не так резко, как водитель фургона. Десять минут спустя она припарковалась перед православной церковью в неовизантийском стиле.
– Можно мне выпрямиться?
Светлана осмотрелась. На улице никого, ни единой машины поблизости. Колокольня Никольской церкви устремлялась в синие небеса, фасад купался в лучах яркого зимнего солнца. Женщины поднялись по ступеням и вошли в храм.
Они молча прошли до середины нефа. В полумраке послышалось покашливание. Сидящий на скамейке в полном одиночестве мужчина поманил их к себе. Дженис представилась, он пожал ей руку и тихо заговорил на безупречном английском:
– Роман написал какую-то бессмыслицу.
– Можно, я прочитаю его письмо? – спросила Дженис.
– Да, вы ведь ради этого и приехали, – ответил мужчина, доставая листок бумаги из кармана куртки.
Дорогие родители!
Я не смогу к вам приехать, как надеялся, и, боюсь, вернусь нескоро. Хочу попросить вас об услуге. Помните моего старого друга Ямми? Мама, ты часто меня привозила к его дому после полудня и сигналила, воспроизводя свой любимый мотив, чтобы он открыл нам дверь башни. Перед отъездом я оставил у него свою собаку, нужно ее забрать. Ямми не может за ней долго ухаживать. Пусть Флопи поживет у вас до моего возвращения. Я обещал Ямми, что заплачу ему за корм. Мы посчитали, что он обойдется ему в 540 рублей, и ни рублем больше. Отдайте ему эту сумму и позаботьтесь о Флопи ради меня, вы же знаете, как я его люблю.
Свяжусь с вами, как только смогу.
Не беспокойтесь обо мне.
Люблю вас,
– Мать Романа умерла пять лет назад, а собаки у него никогда не было. Не представляю, что все это значит. Может, они передали эту записку стюардессе, чтобы дать мне знать, что он жив, а может, Романа накачали наркотиками и он написал этот бред.
– А почерк точно его?
– Да, в этом я уверен.
– Не думаю, что его накачали наркотиками в полете, стюардесса заметила бы, что с ним что-то не то, и сказала бы вам. Она ничего вам не говорила об обстоятельствах, в которых он доверил ей эту записку?
Глаза отца Романа заволокло слезами. Он вытер их тыльной стороной ладони.
– Она сказала, что, когда самолет развернули, Роман подозвал ее и объяснил, в какой ситуации они с Софьей оказались… Он описал, что их ждет по прилете в Минск. Роман умолял ее о помощи… Стюардесса поклялась, что не могла ничего сделать. Тогда Роман попросил ее как можно скорее передать мне эту записку. Ночью самолет вернулся в Вильнюс. Должно быть, она почти не спала – чтобы сдержать слово, она приехала ко мне в семь утра.
– Вы не заметили, у нее был акцент?
– Нет, даже не знаю. Я в Литве всего пару лет и недостаточно хорошо владею языком. Кстати, мы вообще говорили по-английски, и она быстро ушла. Она была явно потрясена случившимся.
– Она ничего больше вам не рассказала? – спросила Светлана.
– Ничего такого, чего бы вы не слышали в новостях. Как только самолет остановился, в него ворвались вооруженные до зубов агенты КГБ. Они выгнали всех на улицу и тщательно обыскали самолет. Должно быть, хотели придать правдоподобия истории про бомбу. А потом согнали всех в зал. Через несколько часов самолет со всеми пассажирами, за исключением четверых, отпустили.
– Вашего сына, его спутницы и агентов КГБ, – со вздохом уточнила Светлана.
– Именно. И я уверен, что стюардесса не врала. Во всяком случае, на агента КГБ она совсем
