– Понял. Попробую.
Мешечко осмотрелся по сторонам.
– Командир, притормози на остановке. Я здесь сойду.
– А ты куда? – удивился Вучетич.
– Я скоренько в Центральный ОВО проскочу. К Кузоватову.
– На фига?
– Да появилась тут у меня одна мыслишка. Надо бы проверить… Отлично, командир, самое то, спасибо.
Услышав это самое «спасибо», водила скривился как от зубной боли. Похоже, его худшие опасения начинали подтверждаться…
* * *
В половине девятого машина «тревожной группы» ОВО Центрального района зарулила во двор и остановилась у крайнего подъезда депрессивно-безликой «брежневки» по улице Димитрова. Последние минут пять езды Андрея не покидало странное ощущение дежавю, но лишь теперь, когда они остановились непосредственно возле адреса, Мешечко запоздало сообразил, что именно к этому дому он однажды подбрасывал Крутова. «Знакомый один живет. Приболел малость. Надо бы проведать», – отчетливо всплыли-припомнились Женькины слова.
– Приехали. Вот этот самый дом и есть, – мрачно сказал Кузоватов. – Третий подъезд, второй этаж. К слову, свет на кухне, похоже, горит.
Но не свет в окошке квартиры Димы Яснова, а припаркованный у третьего подъезда черный «Ниссан Тиида» привлек сейчас внимание Андрея: «Крутов уехал на машине Зечи, – сумбурно пояснила по телефону Ольга. – Номера и модель разглядеть не могла. Черная иномарка, седан».
– Заходим?
– Как скажешь, – пожал плечами комбат. – Парни! Выгружаемся и гуськом по стеночке.
Двое крепких «овошников», подхватив АКМы, проворно выскочили из машины и ломанулись к подъезду Яснова. К слову, одним из них по иронии судьбы оказался безмозглый увалень Канищев – тот самый родственник заболевшего профессиональным климаксом журналиста Трефилова, в свое время доставившего «гоблинам» немалую горушку хлопот.
Вслед за бойцами в адрес степенно прошествовали Кузоватов и Мешечко. Особо торопиться было некуда – если Женька и в самом деле сейчас находится в квартире бывшего сослуживца, половина дела, считай, уже была сделана…
…Для начала Андрей выкрутил из плафона лампочку, освещавшую лестничную площадку. Соседка тетя Маша оказалась актрисой никудышной, а потому вся гамма ее перепуганных чувств отражалась на старческом лице слишком уж зримо. Даже и для ограниченного обзора дверного глазка.
В темноте расставились: по стене нижнего пролета лестницы расположились Мешок с поставленным на изготовку стволом в руке и Канищев, а по стене пролета верхнего выстроились Кузоватов со вторым бойцом.
– Давайте, тетя Маша, с богом, – шепотом скомандовал Андрей.
– Я обычно своими ключами открываю, – запоздало вспомнила та.
– Ничего страшного. Если отзовется Женя, скажете, что ключи потеряли.
Дрожащей от волнения ладошкой тетя Маша втопила кнопку звонка квартиры № 117. Какое-то время спустя из-за двери донеслось короткое, настороженное: «Кто?»
«Женька!» – услышав, выдохнул Мешок. И непонятно было сейчас: с облегчением ли, с безнадегою ли?
– Женечка, это ты? Это тетя Маша. Открой, пожалуйста. Я ключи потеряла, никак найти не могу.
Щелкнули замки, и дверь наполовину приоткрылась.
«Пора!»
В одном прыжке перескочив несколько ступеней, Мешок сиганул на лестничную площадку, ударом ноги распахнул дверь настежь и, бесцеремонно отталкивая в сторону тетю Машу, одновременно направил ствол в стоящего в прихожей Крутова.
Пытаясь удержаться на ногах, соседка инстинктивно схватила Андрея за левый рукав, и тот чутка сдернул прицел: намереваясь попасть Жене в бедро, в результате он засадил ему пулю в правую голень. Что, впрочем, тоже результат: с расстояния, близкого к «упору», девятимиллиметровая пуля мало того что отшвырнула Крутова на пару метров вглубь прихожей, так еще и вертанула тело так, что Женька, не устояв на ногах, рухнул на пол, приземлившись головой к нападавшим.
В закрытом пространстве лестничной площадки звук выстрела прозвучал громоподобно оглушительно, разносясь пугающим эхом по этажам. Сердобольная тетя Маша, бессильно ойкнув, отцепилась от Андрея и начала сползать по стене, соскользнув на руки вовремя подпрыгнувшего к ней Кузоватова…
…Из глаз буквально посыпались искры – при падении Женя, до кучи, еще и болезненно саданулся затылком о паркет. Через пару секунд ему удалось восстановить подобие осмысленности во взгляде, и первым, что Крутов сейчас увидел, оказались армейские берцы пугающего размера. Причем правая нога едва не наступала ему на ухо, и от ноги этой воняло почище нашатыря – это старшина Канищев в темноте умудрился наступить на собачью какашку. И хотя боль в ноге была нестерпимой, в Женином мозгу тем не менее мелькнула сцена предстоящего охлопывания его ягодиц. То, что церемонию эту должен был провести именно тупоголовый, пахнущий дерьмом амбал Канищев, представлялось особенно унизительным. Поэтому Крутов с болезненным усилием сунул руку в задний карман джинсов, вытащил из него ствол и отбросил в сторону лестничной клетки. Демонстрируя подобным образом чистоту своих дальнейших помыслов и отсутствие необходимости персонального досмотра. После чего с немалым трудом перевел себя в положение полуприсева. Попросту говоря: встал на карачки.
– Извини, – Мешечко мрачно посмотрел на правую Женину штанину, которая начала густо намокать кровью. – Просто я знал, что взять тебя в открытом бою могло статься хлопотно. – Андрей оборотился к Кузоватову: – Геннадий Ильич! Позволишь нам пообщаться без свидетелей? Минут пять – семь, не больше.
– Говно вопрос, хоть всю ночь разговаривайте. Теперь-то уж чего? Спешить некуда, – с тоскою вздохнул комбат. – Канищев, Жохов! Займитесь тетей Машей!
С двух сторон поддерживая под руки соседку, «овошники» повели ее домой, а Андрей шагнул в квартиру Яснова и неплотно прикрыл за собой дверь. Проводив его взглядом, Кузоватов похлопал по карманам, достал пачку сигарет и, закурив, уселся на ступеньку, приготовившись ждать. Хоть бы и всю ночь. Тем более что сейчас было над чем поразмышлять…
…Андрей первым прошел в комнату и непроизвольно поморщился: в нос шибануло, а глаза неприятно защипало от лекарственно-больничного амбре, к которому густо подмешивалась смесь запахов плесени, мочи и еще какой-то не поддающейся опознанию тухлятины. На кровати у ближней к дверному проему стены спал на спине молодой, заросший двухнедельной щетиной парень с неестественно бледным лицом. Эта его бледность вкупе с витающими в воздухе «ароматами» грязными стеклами окна и засаленным потолком придавала комнате вид натуральной «покойницкой». Так что Мешку даже сделалось немного не по себе.
«Интересно, а он вообще как? Живой ли?» – неприятно мелькнуло в мозгу.
Оставляя за собой размазанный кровавый след, в комнату вполз Крутов, наскоро замотавший подраненную ногу сдернутой с вешалки в прихожей шмоткой. Правда, толку от нее было немного.
– Это Димка, – перехватил Женя изучающий взгляд Мешка. – В какой-то степени твой коллега. Правда, бывший.
– Я в курсе. А ТВОЙ, – сознательно сделал ударение Андрей, – коллега сейчас где? С Зечей всё понятно. А Бугаец?
– Бугая можете не искать. Только зря бюджетные средства́ потратите. Бугай с семьей… Короче, считай, что они уже за Доном. А с Дону выдачи нет… Вы бы его оставили в покое, а? У его дочери… Больна она… Там… херово все, короче.
– Боюсь, что это не в моей компетенции, – отрицательно покачал головой Мешок и снова посмотрел на неподвижно лежащего Димку. – Крепко спит. Даже от звука выстрела не проснулся.
– У него днем приступ был, так я ему лошадиную дозу обезболивающего вколол. Теперь только к обеду очухается, – морщась от боли, пояснил Крутов. Голова его куда-то уплывала, а потому сосредоточиться становилось все труднее и труднее. – Кстати, мне бы сейчас тоже… не помешало… Там, в тумбочке, упаковка с ампулами и шприцы… Ты бы не был столь любезен?
– «Марафету дайте!» – глумливо произнес голосом злодея из «Петровки, 38» Мешечко, но уже в следующую секунду устыдился сказанного. Запоздало сообразив, что, судя по состоянию Женьки, кость там, похоже, задета и боль, которую тот сейчас испытывает, была нестерпимой.
– Смешно, – безразлично констатировал Крутов. – Но я не за себя, а конструктивного диалога поддержания ради прошу. Ты ведь, кажется, о чем-то хотел поговорить?
Порывшись в тумбочке, Андрей достал початую упаковку пармедола и одноразовый шприц. Молча протянул их Жене, и тот, кивнув с благодарностью, торопливо принялся заниматься самолечением. Пока он укалывался, Мешечко подхватил единственный наблюдаемый окрест стул и, переместившись к окну, устало присел. Терпеливо ожидая, когда Крутова немного отпустит, он продолжал держать пистолет поблизости, опасаясь как бы Женька, часом, не выкинул какой-нибудь непредсказуемый фортель…
