Я принялась шарить рукой в темноте шкафа в поисках чего-нибудь интересного, сама не зная толком чего. И нашарила какую-то деревяшечку, на ней железочку, а в серединке что-то мягкое и странное на ощупь... Маленькое такое, как шарик... Нет, не шарик...
И тут другой рукой я зажала собственный визг – это же дохлая мышь в мышеловке, мамочка родная!
– Олег, иди ищи на кухне, а я тут еще в шкафу посмотрю! – объявила Света и направилась ко мне.
Ну, Таня, у тебя только один выход. Клянусь, мне это было сделать намного труднее, чем драться с тремя мужчинами одновременно! Я вынула дохлую мышь из мышеловки голыми руками и положила на дно у самой дверцы. Нашла на дне одну вешалку... и – когда Света открыла дверь шкафа, я подтолкнула мышь вешалкой к ее ногам!
Как я и рассчитывала, раздался оглушительный визг. В глубине квартиры раздался грохот, и притопал Абзац.
– Ты что, офонарела?
– Мышь! Мышь! – вопила Света, как будто это была не маленькая и дохлая мышка, а живая змея-гюрза или паук-тарантул. Света, конечно, та еще налетчица. Примерно такая же, как Абзац – знаток антиквариата. Приятно иметь дело с такими людьми!
– Тьфу, я подумал бог знает что! Прекрати визг. Совсем обалдела! Линять надо скорей, ничего больше не найдем. Главное – голова при нас! Пошли отсюда, валим, и к Дато первым делом! Брось ты этот шкаф!
– Да не полезу я в этот шкаф, откуда валятся дохлые мыши! – объявила атаманша тоном жеманной девицы.
И они принялись сматывать удочки. Ушли они также через входную дверь, а я стремглав помчалась в ванную мыть руки и дезинфицировать их дяди-Сениным одеколоном «Огни Москвы» – в голове маячили стенды с плакатами «Как не заболеть геморрагической лихорадкой».
Отмыв руки и убедив себя, что лихорадка от мыши мне уже не грозит, я тем же путем, через лоджию, покинула жилище, причем жиличке с первого этажа уже не смогла объяснить, почему я не вышла через дверь, и помчалась со двора.
Зеленый «Крайслер» в этот самый момент стоял на светофоре на перекрестке. Они ехали к Дато. Боже, неужели мне не суждено увидеть немую сцену! Абзацу придет конец, и я это не увижу!
Я выскочила на проезжую часть, рискуя жизнью и размахивая руками, как мельница. Остановилась разбитая «копейка» с молодым парнем за рулем.
– Можете следовать за зеленым «Крайслером»? Заплачу сколько надо!
Видимо, по моему лицу парень решил, что для меня это вопрос жизни и смерти и что заплачу я действительно сколько надо, и кивнул головой. Мне действительно сегодня помогала какая-то неведомая сила!
– Не дайте им нас заметить! – умоляла я гнавшего что есть сил водилу.
– Стрелять-то не будут? – спросил он с некоторой опаской.
– Да не будут, не будут. – И я объяснила: – Муж это мой с любовницей. Хочу их застукать на месте преступления!
Мое объяснение его вполне удовлетворило.
«Когда в вопросах семейных измен встают большие денежные ценности, дело принимает такой вот серьезный оборот», – думала я, подпрыгивая на ухабах.
По следам Абзаца мы выехали на окраину города, за окнами тянулись поселковые домушки. Я знала, что где-то здесь, на краю Поливановки, в огромном особняке живет одна из бывших жен Дато. У нее он и останавливался обычно в Тарасове.
Здесь машин уже не было, и нас могли сразу засветить. Я велела остановиться, вручила водиле пятьдесят долларов, и мы расстались ко взаимному удовольствию.
Дальше я пошла пешком, утопая в деревенской грязи. Вот где хороши галоши бабы Маши! Я торопилась поспеть к началу представления. Осведомившись у прохожего, где находится тут самый большой дом, узнала, что идти осталось недолго, и прибавила ходу. Вон показался и особнячок в типично кавказском вкусе: с полукруглыми оконцами, узорчатыми воротами и за высоким кирпичным забором. У ворот притулились белый «Лексус» и зеленый «Крайслер».
Я обошла забор вокруг и остановилась у задней стены дома. За забором слышался лай как минимум двух собак. Если я сейчас перелезу, они и вовсе осатанеют! У меня было чем их угостить! Одна моя знакомая собака, то есть собака одной моей знакомой, очень любила есть шоколад. Кто знает, может, и эти псины не откажутся от нетрадиционной собачьей еды, и я достала из сумки плитку белого шоколада. Плитка подтаяла – тем лучше. Я размяла через обертку шоколад в единую кашу и вылила туда содержимое ампулы с сонным ядом, скатала из шоколадной каши два шарика и полезла на забор, обдирая ладони о кирпичи. Подтянувшись на руках, увидела заднюю стену дома без окон и двух кавказских овчарок, плясавших подо мной и заливающихся лаем.
– Эй, собачки, нате-ка! – Я кинула им оба шарика. – Мои золотые!
Они кинулись подбирать и обнюхивать. Есть, съели! Кто говорит, что собаки любят только «Педди гри»?
Через пять минут две кавказские овчарки лежали в траве, задрав лапы. Проснутся они только через двадцать четыре часа.
Я прыгнула вниз на землю Дато. Меня уже ничто не остановит. «Макаров» у меня на месте, голова – тоже. А вот с другой головой будет сейчас история.
С боковой стороны двухэтажного особняка размещалось только два маленьких оконца на втором этаже. Обитатели дома не очень-то уважали солнечный свет. У стены кем-то любезно была приставлена лестница, ведущая на чердак. Туда я и полезла, не задаваясь вопросами, что буду делать дальше и как все получится. Достигнув уровня окон, я вся замерла от странного треска. Хлоп! Это опустились металлические жалюзи! Как мило со стороны хозяев. А я-то хотела засунуть в окно нос, спросить у них чего-нибудь вкусненького!
Нет, не очень-то все здесь гостеприимны. Ну да, может быть, хоть бесплатные зрелища устроят. Успеть бы только... Я очутилась на пыльном чердаке, заваленном всевозможным хламом, и огляделась. А домик-то ремонта требует, господин Дато. Хотя ему, видимо, не до обустройства дома своей бывшенькой. У него уже внуки в Америке в колледж поступили.
Я внимательно изучила дощатый пол. Он скрипел и местами кренился. Так, надо потише топать – подо мной раздавались смутные голоса. Именно там, видимо, и происходило главное представление, ради которого я столько вылазила вон из кожи. Я нашла в полу самую расшатанную доску, клещами, взятыми с собой, вытащила гвозди, и доска была снята со своего законного места. Под доской находилась оборотная сторона подвесного потолка. Голоса слышались яснее, но слов было не разобрать. Я легла животом на пол и приложилась ухом к образовавшейся щели. Оттуда доносился смутный рокот. Тогда я отверткой наковыряла в потолке, или в полу, несколько дырок. Будем надеяться, Дато не придет в данный момент в голову внимательно изучить потолок. Затем, изнывая от жгучего любопытства, припала глазом и ухом поочередно к дыркам в потолке. То, что я увидела и услышала, достойно увековечения.
На кожаных диванах расселись Дато и поляк. Перед ними стояли Абзац и Света со спортивной сумкой.
– Ты пришел нас порадовать? – спросил Дато, а поляк заерзал на месте.
– Я принес голову, – сказал Абзац, и его рыжая ряшка приобрела оттенок медного гроша.
– Мы, Дато, ее принесли, – вставила Света и задрыгала ножкой от нетерпения.
Дато привстал:
– Нэ врешь, Абзац?
Лысина поляка подо мной покрылась испариной, и он принялся нервно потирать ладошки, бормоча: «О Иезус-Мария!»
– Обижаешь, Дато! Как есть – голова. Я нашел.
И Светка толкнула его в бок.
– Ну, давай же, что смотришь тэперь? – С Дато в волнении слетела невозмутимая вальяжность.
Абзац полез в сумку, извлек оттуда нечто в пакетике и поставил на журнальный столик. Кшиштоф издал еле слышный стон и, не утерпев, сорвал пакет с головы...
Воцарилась такая гробовая тишина, что мне казалось, бандиты могли услышать бешеный стук моего сердца. При ярком свете электричества мой шедевр выглядел более чем странно, и Абзац, конечно, понял все в одну секунду. Он сделался белее мела и отступил назад. У Светы вытянулось лицо. Поляк по-бабьи сказал:
– Ох! – и затем визгливо завопил: – Это издевательство, я не допущу, чтобы всякая русская шваль вкручивала мне мозги!
Затем поляк схватил мою голову и швырнул ее в угол с криком:
– Ты мне ответишь за это, Дато, пся крев! Я уничтожу все твои счета, я уничтожу всех твоих людей в Европе и Америке, я не потерплю издевательств от твоих холуев!
Дато почернел лицом. В комнату ступили четверо бритоголовых ребятишек, двое подступили к Дато – это была его охрана, а двое встали навытяжку возле вопившего и брызгающего слюной поляка.
– Я покидаю твой дом, и запомни, Дато, – вот за что ты мне расплатишься! Вместо бесценной антикварной вещи ты мне подсунул крашеную башку бог знает кого! Ты хотел напарить меня! Тьфу на твой дом! – И Кшиштоф смачно плюнул на ковер Дато.
Грузин приобрел синеватый отлив лица, и я стала опасаться, как бы не хватил старика инсульт.
