Ознакомительная версия.
«Зарница» традиционно проводится среди «Черных гротов», это зона достаточно пологих, лысеющих редкими елками холмов, тут все видно на просвет, мало подножной растительности, бегать ребятне легко и безопасно, насколько это вообще уместное понятие в тайге. За скалистыми уступами удобно расположились «штабы» противников, и есть масса интересных гротов для поиска призового флага, а за холмами — большая поляна, где установили полевую кухню. Лучшего ландшафта для «Зарницы» и не найти! Но есть одно очень опасное место, это «Черная скала», она пониже нашей «Красной горки», но ее доброжелательность обманчива; под пологим, поросшим кустами носом начинается пропасть с острыми остовами, как рана в земляной коре, огрубевшая каменным дном невероятной глубины. Территория «Черной» еще накануне игры со всех сторон огорожена красными лентами, стоп-флажками и привозными бордюрами — никто даже случайно не может забрести в это гиблое место. Но это новичкам нельзя, а мне можно! Чтобы я была здесь и не забралась на «Черную» скалу»? Да такого еще ни разу не было! Вид на долину Маны тут открывается совершенно зашибенный, и прок в этом есть — сразу видно, что внизу происходит, где сосредоточена игра, и куда мне нужно двигаться, чтобы искать жертвы этой искусственной войны. Не все дети рождены с благом внутри, с самостным равновесием, многие, несмотря на цепь перерождений, сиюминутно глупы, бестолково азартны и не способны осознать край дозволенного сердцем, потому и пострадавших детей бывает так много. Но пока игра набирает оборот, у меня есть час покоя; «двенадцатый» отряд в полном составе под нашим бдительным присмотром, сидят тут на бревнах и пенечках и жуют печенье, на свежем воздухе есть детям постоянно хочется.
Егор устроился как старичок-лесовичок и удивительные сказки рассказывает про наши места, про все волшебное, что спрятано в этой земле. «Гелен Аму» только звучит как сказка, но для Егора это история его рода, а для меня надежда, что у «жизни» на нашей планете все еще есть шанс. Если «Гелен Аму» историческая реальность от «начала времен», недоступная современности в силу своей древности, временной перекрученности, то и смысл происходящего в том, чтобы завершился «цикл», и тогда мы все, наконец, увидим свой настоящий дом. Мы создаем здесь жизнь для самих себя век за веком, физическое создано для воплощения духовного, и все в этом мире принадлежит телу и духу одной, той, что дала жизнь всем нам — Гелен Аму, Белой матери, так ее звали староверы. И речь идет не о мифическом существе, а о женщине из плоти и крови, и наша повседневная жизнь реальна так же, как и та, что нам дала ее! «Белой матери» и служит каждый рожденный здесь, на этой земле, исток народа «Гелен Аму» в ней. Здесь, в тайге в немыслимо далекие времена стоял город, который принадлежал роду «первородцев», это был их дом, они уходили отсюда в мир, строили города и цивилизации, несли знания и культуру своим народам и возвращались обратно, всегда возвращались домой, как и она, «Белая». И если есть возможность найти начало и распутать этот клубок «перевертышей», то он только тут, это место великой надежды… Про «Гелен аму» я знаю все, что только возможно было узнать от Ани, мамы Егора, она родилась в роду «первородцев», так называли себя староверы, все они считались не просто носителями этой культуры, а хранителями «Белой», так они ее называют между собой. И мама Егора не просто верит, что тут есть «древний город», она знает, что глубоко под землей — исток первой культуры; но я тоже знаю это, иногда чувствую, как город словно вибрирует под моей рукой, напоминает мне о себе, мол, пришло время, миру пора «не верить», а «знать», что все мы «одно», «одно целое», и во всем, что вокруг нас, есть глубокий первородный смысл. И сильнее всего вибрирует «Красная горка», под ее хребтом спрятан храм «Белой», ее святилище, место ее силы, исток ее сущности, ключ к другим мирам — это знаю только я.
Егор рассказывает сказку малышам, они открыли рты и забыли про печенье, им нравится история и идея быть побратимом со всем и всеми, не отделяться от всего, что вокруг, не консервировать себя на поверхности сознания, а бесстрашно нырять глубже и жить оттуда, где мы «одно». Малыш от рождения соотносит себя сразу со всем миром: он и свет, и птица, и море, и ветер, и мифическое существо, и котенок, и рыбка, и все те, кто гибнет и страдает — тоже он… Детей, чутких к истинной реальности, рождается все больше, стоит дать им путеводный клубок, и они сами придут куда надо, без догм и правил, в них неискоренима потребность чувствовать буквальность вечности. Малыши вообще не знают о своей конечности, для них границ нигде нет и единственное, почему они здесь, в этом месте времени и пространства, это необходимость быть рядом с теми, кому они принадлежат своим единством, держит тут только любовь…
Слушать истории под текучий голос Егора я могу хоть тысячу следующих лет, так он меня успокаивает и примиряет с тем болезнетворным, что не дает дышать. И его голос уже не здесь, звучит эхом в моих мирах — знакомый, близкий, основополагающий звук, как первое движение и знание, он толкает вперед, когда я уже не могу никого спасать, он заставляет меня «быть». Этот голос как душевный раскат — не дает мне спать, прятаться в себе, тащит и тащит наружу от самой себя, той глубокой, которая стремится затянуть меня обратно. И я остаюсь «наверху», в гуще физической жизни… и готова быть тут снова и снова: где его голос, там и я. Приросла я к пню на котором устроилась, стала его отростком, и так мне это по нутру — быть частью живого духа тайги, но дети уйдут, и я заскучаю, затоскую по их искрам и счастьем брызгающим мечтам, не могу я без них. Подняла себя с трудом, обошла Егора, похлопав его по спине, мол, «не прерывайся, я пошла», он мне руку пожал в ответ, и я поплелась в гору за холмы и, конечно, на «Черную скалу».
Намеренно обошла все предупредительные заграждения и по пологому склону пробираюсь, выше и выше; почему меня так нестерпимо тянет наверх, куда-нибудь, где небо «рукой достать» и так просто потрогать горизонты? Когда открывается такой исполинский панорамный вид, будничное кажется не просто мелочным, а несуществующим по равенству с такой пространственной безмерной перспективой. Протягиваю руку и трогаю «Красную Горку», что раскинулась через долину напротив, она сейчас вся в моей ладони, и если смотреть с этой точки на тот день, когда «Гелен Аму» перестанет быть сказкой для детей, а станет реальностью, я держу руку на этом самом месте, где стоит этот город, его башни и храмы видны далеко и только кажутся миражем; каждый, кто живет сегодня, является частью этого миража…
Но пора отключаться от «безвременного», бегло смотрю вниз и вижу, где сосредоточена игра, теперь мне понятно, в какую сторону идти, я развернулась, хотела начать спуск по тропинке вдоль обрыва на восток, как метнувшаяся тень задела меня сильным толчком в поясницу, крутанув в сторону пропасти, и из безопасной зоны я мгновенно потекла с землей в низину мыса, а там все, все… Хватаюсь, хватаюсь за кусты, а они не удерживают меня, слабые… Но что-то тащит наверх, за мою косу как за веревку что-то тянет и выволакивает наверх пока неведомая мне сила. Коса зацепилась за куст, боль дикая, но остроспасительная; в какой-то момент земляные кучи начинают сыпаться сверху и под тем, кто меня тащит и пыхтит, я так и не вижу, кто это. Теперь мы стекаем уже поточной кучей с землей и кустами, но вдруг происходит рывок, и еще один, и вот я под рукой Женьки Маслова, он тянет нас еще выше и выволок, держась за подземный корень исполинской сосны, мы уже выложились на тропе у края обрыва… Лежим, дышим, грязные, в земле, мой скальп ноет от натуги; Женька все еще на мне, так он меня и выволок, подтянув под себя, закрывает мне рот и нос и сейчас убьет своим нутром. Накачанный адреналином он полез ко мне целоваться! Скидываю его, слабенько так, уж насколько хватило сил, и отползаю под спасительницу-сосну, это она нас своим корнем вытащила:
— Ты со мной скатился! Чуть-чуть осталось и рухнули бы… — отираю лицо от земли, все еще тяжело дышу, но улыбаюсь, хочется смеяться от счастья, а может, от адреналина.
— Ну не упали же! Совсем спятила!? Ты че творишь?! — он тоже вытирается руками, которые в земле и становится еще грязнее, в глаза не смотрит, кажется, ему неловко, что он полез ко мне целоваться.
— Меня кто-то толкнул? Ты видел? — поясница ныла от удара, надо было мощно меня пихнуть, чтобы я вылетела в пропасть, стояла я совсем не на краю…
— Слушай, мне показалось? Что-то точно мотнулось, но я только поднялся и не понял, куда ты делась, а там уже не думал… — он тоже стал улыбаться, все-таки такое дело — заново родились!
— Да уж, прямо чувствую, что лежу уже внизу… Пришлось бы кран вызывать, там такая расщелина! Ты видел сам-то куда полез? Ты за мной пошел!? — как он вообще тут оказался?
Ознакомительная версия.
