- Как вы относитесь к перестройке? Вы лично ощущаете ее, и в чем?
- Я ощущаю ее ежедневно. Даже в нашем Доме в Дубулты, перестроены, а вернее упорядочены сложности с приездом-отъездом, с междугородними переговорами и со многим другим, что, в общем-то, помогает писать. Беру я самый близкий и маленький пример, но в нем, как в капле воды, видны приметы перестройки во всей стране, что помогает и, надеюсь, еще больше поможет жить и работать.
- Ленин говорил: "Юбилеи - смешная нелепость". Вы за свою жизнь их пережили без счета... И вот недавно отметили свой собственный - 80-летие. Какой основной вывод относительно бытия вы сделали к этим годам?
- Свой юбилей я провел за письменным столом. Юбилей лишь напомнил, что надо спешить, дабы успеть сделать задуманное. А вывод... Все уже сказано и продумано до меня: не делай другому того, чего не пожелал бы себе...И я стараюсь этого придерживаться...
- Предположим, что изобрели эликсир молодости... С чего бы вы начали "вторую жизнь"?
- С того же. Подростком я пошел бы работать на строительство железной дороги, позднее был бы Дальний Восток, Комсомольск-на-Амуре. Если бы не прошел эту школу, я не стал бы писателем.
- Юрий Бондарев как-то сказал: "первая фраза - это камертон произведения и его ведущий колокольчик. Она должна заставить тебя писать дальше...". Расскажите о секретах своего творчества. Что значит для вас первое слово, первая фраза?
- У меня нет секретов творчества, как нет каких-то привычек, особенностей. Когда мне работается - хорошо, не работается - скверно. Тогда все скверно и пресно. Значит, яблоко еще не созрело. И не надо его рвать зеленым. А если сказать точнее: писательство - это и счастье и мука.
- Как вы отличаете высокохудожественное произведение от средне- и малохудожественного? Ведь линейки такой нет, все дело в чувствовании...
- Вот именно! Хорошее произведение читается, а плохое застревает в горле, как сырая картошка. Виктор Шкловский как-то сказал: "Чуден Днепр при тихой погоде". - Как жаль, что это написал Гоголь. Мне бы так написать".
- Кажется, Вольтер сказал, что в бессмертие направляются с небольшим багажом. Однако и бывшие и нынешние классики на этот счет другого мнения. Как вы относитесь к плодовитости иных литераторов?
- Излишняя плодовитость имеет другое имя - графомания. За последние годы появились, увы, многотомные собрания сочинений, которые, подобно слипшимся кирпичам стоят новенькими на полках. Деляги от литературы нанесли ей огромный вред. Сейчас, по-моему, в этом процессе тоже происходит перестройка. Графоманам будет труднее жить. Но они переключатся на Литфонд и будут его сосать по всем статьям. А вообще бы за издание серых произведений, когда автор использует высокий пост, я бы судил, как за кражу со взломом.
- Как вы "ищите" сюжеты для своих рассказов и повестей? Какое место в них занимает реальная жизнь?
- Только в реальной жизни можно черпать материал, из которого рождается литературное произведение.
- Какого писателя всех времен и народов вы поставили бы на первое место? И почему?
- Сервантеса. За нравственность.
- Кто из зарубежных писателей вам ближе всего по духу?
- Габриель Гарсиа Маркес.
- Какие мысли и ощущения вызывает в вашем сердце наибольшая печаль?
- Мысли об атомном безумии кучки врагов человечества.
- Сенека: "Разве всякий, если только он мужчина, не предпочтет, чтобы его сон прервала труба, а не флейты и тимпаны?" Видимо, речь идет о дефиците сильных мужественных чувств, об эмоциональной застылости, что присуще нашему обществу. Может ли литература что-то изменить в этом плане?
- Не только может, но и должна. Человек обязан совершать нравственные действия. Поступки. И не быть в ребяческом ожидании. Кажется, Роджерс сказал: "Даже если вы на верной дороге, но просто сидите на ней, вас все равно обгонят". Об этом и должна говорить литература.
- Что вы написали в нынешний приезд в Дубулты? Над чем работаете, чем порадуете своих читателей?
- В этот раз работал относительно мало. Закончил книгу "Давнее и недавнее".
- Какие надежды вы связываете со вступлением во "вторую молодость"? Во всяком случае, геронтологи утверждают, что именно после 80 лет начинается вторая молодость...
- Поживем - увидим... Но человек смертен, и это было бы еще полбеды. Плохо то, что иногда он внезапно смертен, вот в чем фокус! Так говорил Михаил Булгаков и с этим трудно не согласиться...
----------------------------------------------------------------------
ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ
Сделала известная писательница ВИКТОРИЯ ТОКАРЕВА будущему президенту России.
(Беседа с ней состоялась в Юрмале, в Доме творчества композиторов, в июле 1990 года).
Читать ее рассказы - это почти то же самое, что нежиться на золотом песке, у самого синего моря, когда нигде не болит, ничего не жмет и по всем счетам наперед заплачено. Словом сплошной кайф, упоение и непреодолимое желание дочитать до конца. А дочитав, не позволить ощущениям разбежаться - в них и с ними надо еще пожить. Затем, бросив их в ворох личных мыслишек и чувствований, хорошенько все перемешать, после чего аккуратненько упаковать и уложить в пустующую ячейку подсознания - авось когда-нибудь пригодится.
Печататься Виктория Токарева начала в 1964 году, о чем она еще расскажет в своем интервью, а пока мы сошлемся на Краткую литературную энциклопедию: "Для рассказов Токаревой, многие из которых отличаются четкостью психологического рисунка, тонким юмором, парадоксальностью и фантастичностью ситуаций, характерно отрицание ложного пафоса во имя утверждения истинных идеалов..." Вот так-то: "истинных идеалов", хотя бьюсь об заклад, ничего более "ложнопафосного", чем эта формулировка, для творчества Токаревой нельзя придумать...
В 1967 году она окончила ВГИК, за "проделки" в кино удостоилась Золотого приза на Х Московском международном кинофестивале (совместно с Р. Габриадзе) за фильм "Мимино". Она много пишет и много печатается. Ей не надо ждать милостей от издателей, теперь она сама ставит им условия, и они с детской радостью их принимают. Наверное, любое российское издательство считает за честь публиковать Токареву. Равно как и многие зарубежные... Словом, "природа дала ей тело, достойное души, и лоб, достойный быть увенчанным лаврами..."
Порой возникает неизъяснимое желание вернуться в прошлое. Правда, происходит это, как правило, не на пустом месте. Допустим, на глаза попалась недописанная страница. Само собой, слегка пожелтевшая. Старый листок календаря, фотография, магнитофонная кассета, на которой неразборчиво начертано "Июль, 1990, беседа с Токар." И возникает огромный соблазн еще раз вступить в реку ТОЙ жизни.
Лето. Юрмала, как курорт, еще не умерла. Жасминные ароматы пронизывают тенистые улицы, незримо ощущается очарование моря и до первых пограничных столбов еще лететь не долететь.
Мы, как и все в ту пору в Союзе, болели "ветрянкой гласности": хотелось говорить обо всем смело, прозорливо и...шумно. Манкировали условностями. Пренебрегали заповедями. Например: "Не сотвори себе кумира, ни подобия его". Но у каждого такой кумир был. Для разнообразия жизни, "назло", "из личных симпатий" и "личных предпочтений"... И у нас с Токаревой тогда тоже был свой кумир - Ельцин. Впрочем, как и 58,8 процента населения, жившего тогда на одной шестой части суши... Мы, безусловно, были неоригинальны. Но, по иронии судьбы, от "объекта обожания" мы находились на расстоянии вытянутой руки, значит, не могли оставаться беспристрастными. Однако годы - они ведь безошибочны: "образ" 90-го года мы накладываем на "образ" нынешний, и кое-что проясняется. Но для каждого по-своему и до нужной резкости. Вот почему беседа, которая состоялась между мной и Токаревой столько лет назад, сегодня может лишь воскресить в памяти какие-то размытые ощущения, мимолетные экспрессии - у кого-то связанные с разочарованиями, а у кого-то, как это ни странно, с непреходящими надеждами... И не будем пытаться выяснять - что и насколько у каждого из нас с тех пор изменилось, сколько унций веры ушло и сколько каратов любви прибавилось. Во всяком случае, как утверждает в одном из своих рассказов сама Токарева" "Женщины были прекрасны и таинственны. А мужчины умны. И казалось странным, что за стеной ресторана - совсем другая жизнь..."
В один прекрасный июльский день мне позвонила Виктория Токарева и попросила о встрече. Ее приезд в Юрмалу совпал с визитом тогдашнего председателя Верховного Совета РФ Бориса Ельцина, с которым я уже встречался (в санатории "Рижский залив" двумя годами раньше) и взял у него интервью. С тех пор оно зажило самостоятельной жизнью, имело широкий читательский резонанс, его перепечатали многие издания Союза и за рубежом. Дело доходило до курьезов: в ГДР, по приказу самого Эрика Хоннекера, был арестован тираж советского журнала "Спутник" (на немецком языке) - и только за то, что на его страницах появилось юрмальское интервью с "ревизионистом Ельциным".
