– Таня! Таня! Ты в порядке? Смотри на меня. Ты меня видишь? Я – Киреев. Ты узнаешь меня? На меня смотри…
Я попробовала сесть. Это мне удалось. Киреев сидел передо мной на корточках и поддерживал за спину.
– Что у тебя с головой? Ты ранена? Это твоя кровь? Или его?
Впереди, чуть дальше своих ног, которыми я не могла двинуть, лежало тело Виктора. Он лежал на спине, сложив руки на животе.
Острая боль в ногах, особенно в левой, не давала мне сосредоточиться.
Я подняла руки и ощупала голову, она вроде бы была цела. Но руки оказались в крови. Виктор, вероятно, все же успел выстрелить в меня. И пуля чиркнула меня по макушке. Так. С этим хоть разобрались, слава богу…
– Как ты здесь оказался? – спросила я Славку.
– Я позвонил тебе по телефону. Минут восемь назад. И услышал какой-то бред вместо твоего голоса. Я нисколько не сомневался, что не ошибся номером. Твоя личная жизнь меня, конечно, не касается, подумал я, и костыли тебе, конечно, не нужны, но – мне очень не понравился взгляд этого придурка… – он кивнул через плечо на тело Виктора, лежащего у него за спиной, – …который смотрел тогда на тебя в Театре эстрады, помнишь? Ну и подумал, что ничего со мной не случится, если я к тебе быстренько смотаюсь и выясню, все ли в порядке?
Он поднял меня на руки, опасливо поглядывая на мои ноги, которые опухали на глазах, и положил на кровать, с которой я свалилась во время удара.
– А по телефону мне голос совсем не понравился, и орал он какую-то дичь совершенную. Я и примчался. Подбегаю к двери – у тебя только на цепочку закрыто, дверь не захлопнута. Прислушался – в квартире тихо, но вроде как стонет кто-то. Пришлось твою цепочку отстрелить. Вбегаю сюда. И вижу…
Славка обвел руками мою спальню, предлагая мне представить, что же он тут увидел.
– Из-за кровати торчат ноги этого мужика. Я – к нему, и за ним тебя обнаруживаю. Без сознания. Тут не надо быть следопытом, чтобы догадаться, что это ты ему врезала. Ты сама – без сознания. Мужик стонет. В руках у него – пистолет. Ну что мне оставалось делать? Надел на него наручники, а сам принялся тебя в сознание приводить.
– Славик, когда будешь в следующий раз приводить женщину в сознание таким образом, поищи воды посвежее, я едва не умерла от вони…
– Ну, Танька, раз шутишь – значит, все в порядке! – повеселел Славка.
– Какое, к черту, в порядке! – воскликнула я, морщась от боли. – У меня ноги не шевелятся почти…
– Он на тебя напал? – спросил Славка, пропустив мимо ушей мою жалобу на боль в ногах.
Я была жива – это его сразу значительно успокоило.
Кто это такой вообще? – спросил он. – Вечно ты в истории попадаешь…
– А это, Славочка, тот, кого мы с тобой искали, – убийца Ирэн Балацкой. И всех остальных.
Славка свистнул.
– О черт! Это точно он, ты не могла ошибиться?
– Какой, к дьяволу, ошибиться, когда он хотел сегодня меня сделать пятой своей жертвой! – заорала я. – И вообще! Что ты пялишься на обнаженную женщину? Принеси мне халат из ванной!
Славка отскочил от меня как ужаленный. В ванную, однако, не поспешил, а присел к телу Виктора, внимательно на него посмотрел, потрогал веки.
– Он тоже вроде бы без сознания. Похоже, у него сломана шея. Чем это ты ему врезала?
– Ногой. И кажется, сломала ее при этом…
Славка с большим уважением посмотрел на мою порядком уже опухшую ногу и покачал головой.
– Немного потерпи, – сказал он, – я уже вызвал медиков.
– Так какого черта ты мне халат не несешь? – возмутилась я. – Сейчас люди приедут. Я эксгибиционизмом не страдаю…
Славка отправился в ванную.
– А ты уверена, что я найду здесь то, за чем ты меня сюда послала? – донесся до меня его приглушенный голос через коридор.
– Да, – крикнула я ему. – Ищи!
Я смотрела на лицо Виктора. Оно было спокойно, как лицо трупа. Человек, находящийся без сознания, все равно продолжает испытывать страдание от боли. И это отражается на его лице, не страдают только мертвые. А у Виктора было очень спокойное лицо. Умиротворенное, как после смерти. Но я не могла его убить, я четко это знала.
Едва только у меня мелькнула мысль, что он притворяется, как глаза его раскрылись и он посмотрел прямо на меня.
Вытянув вперед скованные наручниками руки, он сел, затем поднялся на ноги. Все это произошло достаточно быстро, я даже не успела крикнуть или что-то сделать.
Он смотрел на меня и улыбался. Очень уверенной, наглой улыбкой.
– Я тебя предупреждал, что ты сегодня умрешь, – сказал он мне хрипло.
Я завизжала, как простая обыкновенная женщина, а не какой-нибудь там крутой сыщик-детектив. А что же мне было делать? С опухшими ногами, которыми я двинуть не могла, без оружия. Славочка ведь пистолета мне не оставил… Я была безоружной бабой, на которую нападает мужчина. Я и визжала, как обычная баба! Но зато – громко. Славка наверняка услышал и подпрыгнул на месте…
Виктор быстро шагнул к низкому столику, на котором стояла его ваза, схватил ее сцепленными вместе руками и занес над моей головой.
– Сла-ва!
Мой вопль разнесся, наверное, не только по моей квартире, но и по паре соседних тоже…
Опустить вазу на мою голову Виктор не успел.
Ничего не видя, кроме взлетевшей надо мной «Парижанки», я услышала выстрел. Затем еще один. И еще.
Виктор так и умер – с поднятыми над головой руками. В последнем усилии меня убить.
Он рухнул плашмя, не сгибаясь и не опуская рук, прямо на журнальный столик.
Как ни была я потрясена его нападением на меня, я до того стремилась спасти вазу, что извернулась вся, пытаясь дотянуться до нее. Но тщетно.
Ваза вылетела из его рук, описала плавную кривую и ударилась о радиатор батареи парового отопления. Я в последний раз успела обратить внимание на ее странную форму, и она рассыпалась на мелкие-мелкие черепки.
Ирэн умерла окончательно.
Славка Киреев стоял в дверях с пистолетом в правой руке и моим халатом в левой. Он тоже провожал вазу в ее последнем движении.
Ночную тишину за окном прорезала сирена милицейской машины.
Мне, собственно говоря, осталось рассказать совсем немного. Еще об одной смерти, свидетельницей которой я стала. Но об этом – чуть позже.
…В мою квартиру вбежали оперативники. Началась обычная в таких случаях милицейская суета, защелкал фотограф, слава богу – не газетный, кто-то из следователей.
Славка успел передать мне халат, и этих «гостей» я встречала уже одетая вполне прилично. Мной завладели медики, появившиеся вслед за опергруппой.
Усатый толстый врач, осмотрев мои ноги, ни слова мне не сказав, не предупредив, резко дернул меня за правую ступню. Я от боли чуть снова не потеряла сознание.
– Спокойно, спокойно, – утешил он меня, – знаю, что больно. Зато одну ногу мы уже вылечили. Обычный вывих. А вот со второй вы еще долго помучаетесь. Нужно сделать снимок, здесь скорее всего – перелом.
Меня увезли в нашу вечно дежурившую 3-ю Тарасовскую горбольницу, сделали снимок.
Врач оказался прав. У меня оказался сломанным большой палец на левой ноге и еще какая-то маленькая косточка в ступне. Да… Прилично же я тогда ему врезала.
Короче, следующие три недели я проходила в гипсе. Впрочем, «проходила» – это громко сказано. Я, конечно же, торчала дома, передвигаясь по квартире скачками или с помощью костылей, которые мне на другой же день приволок Славка и преподнес с очень и очень ехидной физиономией.
Славка вообще заботился обо мне, как мать родная. У меня иногда возникало странное ощущение, что он вроде моего мужа, что ли. Привозил мне продукты, готовил сам, таскал мне тарелки в спальню, мыл посуду… Разве только – белье мне не стирал. Хотя однажды я его все же заставила отнести в прачечную ворох грязного белья.
Славка, конечно, был мне очень благодарен. Ведь это только благодаря мне он стал героем дня. Победителем маньяка-убийцы. У него брали интервью телевизионщики, его фотографии напечатали все тарасовские газеты.
Я, слава богу, осталась в тени во всей этой истории. Первое время Киреев буквально не вылезал из моей квартиры, отгоняя от нее назойливых репортеров, и орал на них по телефону. Моя роль в милицейских отчетах и официальной версии была ограничена и значительно смягчена. Я была представлена в глазах общественности как очередная случайная жертва, которую маньяк себе наметил. А доблестная тарасовская милиция во главе с майором Киреевым его выследила и обезвредила.
Дней через десять настойчивый интерес ко мне со стороны местных журналистов спал и сменился прочным и успокоительным равнодушием. Что было для меня предпочтительнее любой, самой бешеной, популярности. Мне при моей профессии лишняя реклама совершенно ни к чему.
…Я долго размышляла над своей ролью во всей этой истории. Кто из нас кого нашел – я Виктора или он меня. И что это он говорил о моей профессиональной несостоятельности? Конечно, он меня опережал каждый раз на шаг, на полшага.
