Под лестницей на площадке образовалась куча мала. Оставшийся на ступенях разрядил обойму своего «макарова» в железную дверь, где по его расчетам находился противник. Он и не подозревал, что я уже рядом. Когда «макаров» сухо щелкнул вместо выстрела, я встала напротив бандита и выполнила прямой удар в солнечное сплетение, в челюсть левой и затем в грудь правой. Пистолет выскользнул из повисшей плетью руки бандита. Я не дала бугаю упасть на пол, а, подхватив за шиворот, спихнула его с лестницы к друзьям.
Двумя прыжками спустившись следом, я схватила бандита, раненного в колено, и закричала ему в лицо:
— Говори, кто нанял, или замочу! Говори, тварь!
Испытывая страшную боль в простреленной ноге, бандит завизжал:
— Пусти, я все скажу!
Я прекратила издевательство:
— Говори!
— Киргиз, ну, узкоглазый один, попросил стрясти с одной тетки долг. Ну, мы и пошли.
— Как с ним связаться? — заревела я в лицо парню. — Быстро говори, или я тебе ногу оторву!
— Никак, он сам мне звонит. Мы в баре встретились. Хороший человек просил помочь. Почему нет? — простонал бандит, вырываясь из моих рук. — Мы ничего не собирались делать с хозяевами, если бы они отдали лимон, как договаривались с Киргизом.
Я ощупала бандита, нашла и забрала сотовый.
На улице завыли, приближаясь, милицейские сирены. Не тратя времени на дальнейшие бессмысленные разговоры, я применила к бандиту усыпляющий прием и побежала к двери Лисовских. Постучав, прошептала:
— Это Евгения, открывайте, все в порядке.
Мне открыли. Светлана с мужем сразу с порога завалили меня вопросами.
— Ничего страшного. Баба Люба подослала к вам опять каких-то лоботрясов с пушками, с ними и размяться-то по-человечески нельзя. — Подскочив к окну, я собрала трос, закрыла окно на все шпингалеты, отстегнула карабин от батареи, смотала и убрала катушку с тросом обратно.
— Что мы будем говорить милиции? — поинтересовалась Светлана. — Я слышала выстрелы. Вы кого-нибудь убили?
— Нет, это придурки, что к вам заявились, сами стреляли друг в друга в темноте, — сказала я спокойно, наливая себе воды на кухне. — А милиции скажете все, как было на самом деле. Вы сидели в квартире, слышали перестрелку, но выйти из квартиры побоялись. Вот и все. Про меня не распространяйтесь.
— Ладно, мы поняли, что к чему, — ворчливо сказал Геннадий Петрович. — Я вот только боюсь, что нам не поверят. Спросят, кто их так, а из мужиков только я да Станислав здесь. Возьмут и свалят на нас.
— Не сгущайте краски, — посоветовала я, поглядывая из-за шторы на улицу.
К подъезду подкатили несколько милицейских машин. Из них высыпали люди в форме и ринулись в подъезд. Долго ничего не происходило. Потом включили свет.
— Чувствую, начнется сейчас веселье, — пробормотал Станислав, глядя мне через плечо. — Ишь как забегали-то.
Минут через двадцать в квартиру Лисовских начали ломиться оперативники. Светлана открыла дверь и поинтересовалась:
— Что происходит в подъезде? Мы слышали выстрелы. Показалось, что прямо к нам в дверь стреляют. Не знали, что и делать.
— Правильно показалось, — мрачно подтвердил оперативник. — Это ведь вы вызывали милицию, сообщали, что к вам в квартиру ломятся.
— Да, я звонила, а что? — с непониманием спросила Светлана. — Я писала заявление в милицию. Нас с мужем избили на улице, потом угрожали по телефону, сожгли магазин, а сегодня вечером отключили свет, и какая-то девчонка стала просить впустить ее. Потом началась стрельба.
— Давайте сядем и обо всем спокойно поговорим, — предложил оперативник. — Вы по минутам подробно изложите, что происходило.
Оперативники прошли к столу. Нам было предложено назвать себя и причины, по которым мы находились в данной квартире:
— Вы ведь не все здесь живете постоянно? — хитро прищурился оперативник.
Я назвалась подругой Светланы.
К двенадцати подъехал следователь. Мне не пришлось даже напрягать память, чтобы вспомнить его фамилию, так как с Земляным мы встречались буквально несколько недель назад по ходу моего прошлого дела. Едва заметив меня, следователь подошел ко мне и попросил отойти с ним в сторонку поговорить.
— Ваших рук дело? — спросил он без вступления, как только мы остались наедине в соседней комнате.
— Конечно, нет. Как вы могли такое подумать? — напустила я на себя невинный вид.
— Револьвер можно посмотреть? — попросил он, ткнув пальцем в выпуклость кобуры под жилеткой.
— Вы, надеюсь, помните, что у меня имеется лицензия на ношение оружия? — Я вытащила револьвер, передала его Земляному и спросила: — Что, предъявить лицензию?
— Не надо. — Он оглядел и понюхал револьвер. Не обнаружив признаков, что из оружия стреляли, вернул его мне.
— Ну что, убедились? — Я улыбнулась, глядя Земляному в глаза.
— Не надо думать, что для меня главное наехать на ни в чем не повинных людей, — спокойно выдержав мой взгляд, ответил следователь. — Мне лишь не нравится, когда меня водят за нос. Что за бред? Зачем этим отморозкам в темноте стрелять друг в друга.
— Я-то почем знаю? — пожала я плечами. — Кому-нибудь что-нибудь показалось в темноте, испугались, а может, вообще обнаркоманились. Это ваша — работа докапываться до причин.
— Охраняешь Лисовскую от колдуньи? — не обращая внимания на мои слова, спросил Земляной.
— Откуда у вас такая информация? — спросила я спокойно.
Земляной не ответил. Он вытащил из пачки сигарету и, прикурив, предложил вернуться на кухню. Допросы продолжались до половины второго ночи. Так ничего и не выяснив, оперативники убрались восвояси. Бандитов из подъезда увезли кого на «Скорой», кого в милицию. Я предложила Лисовским укладываться спать. Станислав сказал, что тоже, пожалуй, поедет, потому что уже скоро вставать на работу, а он еще не ложился.
— Раньше десяти не приезжай, — предупредил водителя Геннадий Петрович.
Зевая, Светлана прикрыла рот ладонью и сказала:
— Я так измотана, что сейчас просто упаду замертво.
— А у меня голова трещит от вопросов, — признался Геннадий Петрович. — Строчат, как из пулемета. Под конец я вообще не помню, что отвечал. В мозгах каша какая-то. Завтра буду ходить, как пьяный.
Перебросившись еще парой фраз, мы пошли спать.
В шесть утра на улице царили предрассветные сумерки. Редкие люди, что работали в соседних городах, уже спешили на автобусную остановку. В зимнем спортивном костюме я выскочила на улицу и побежала заранее назначенным маршрутом. Десять километров зимой — это не то, что десять километров летом. Но несмотря на трудности я сделала, что намечала. После кросса я забежала на несколько минут к тете Миле. Та, привыкшая к моим ранним пробуждениям, уже не спала, поинтересовалась, как дела.
— Дела идут, — уклончиво ответила я и, заглянув в гостиную, увидела елку на крестовине. — Ага, елку уже без меня поставила.
— А что тебя ждать, — проворчала тетя Мила из кухни. — Так мы ее вообще лишь к сентябрю поставим. У тебя же постоянно какие-то дела. Прибегаешь только поесть, вся взмыленная.
— Почему только поесть, я тебя проведать забежала, — обиженно ответила я.
— Что, даже от блинчиков с грибами откажешься? — с подковыркой спросила тетя Мила. — И от курицы, фаршированной рисом?
— Гости от угощения не отказываются, а сегодня я гость, — ответила я. — Так что, тетя, накрывай на стол, а я пока в душ.
Позавтракав и выслушав все последние жизненно важные новости в стране и за рубежом, я предложила тете помочь нарядить елку.
— А ты не торопишься? — спросила тетя Мила.
— Мои проснутся не раньше девяти. — Я посмотрела на часы. — Двадцать минут у меня есть.
— Но за двадцать минут ты не успеешь, — попробовала возразить тетя.
— Я елку наряжаю и разряжаю, как автомат Калашникова — раз, два и готово, — самонадеянно заявила я.
— Ну посмотрим, — неуверенно сказала тетя.
Сначала мы передвинули елку на то место, которое указала тетя. Потом я прикрепила гирлянду, проверила — горит. Настала очередь игрушек. Из своей комнаты тетя Мила принесла коробку, развернула, начала вытаскивать по одной и подавать мне, поясняя при этом историю каждой. Некоторые игрушки достались ей в наследство от дедушки с бабушкой, практически антиквариат. Я торопливо развешивала их на ветки.
— А вот эта моя любимая, — пояснила тетя Мила, подавая какой-то невзрачный матовый шар с золотистыми снежинками на боках. — Женя, повесь ее повыше, только смотри не разбей.
— Вот не надо мне такое под руку говорить, — буркнула я, дотягиваясь до ветки рядом с макушкой.
Под ногой что-то хрустнуло. Я вздрогнула, испугавшись, что раздавила случайно оставленную на полу игрушку, посмотрела вниз, а сама задела матовым шаром ветку. Крепление игрушки оказалось ослабленным, и шар соскользнул. Я пыталась его поймать, но запуталась в гирляндах, едва не повалив всю елку. Шар упал и с хлопком разбился на сотню матовых искрящихся осколков.
