Наконец, попав в нее, он обернулся, обжигаемый сотнями взглядов: по улице неспешно шел одинокий прохожий. Приземистый, широкоплечий, закутанный клетчатым шарфом.
— Это ты? — не оборачиваясь, спросила сидевшая у секретера Бэль.
— Да, — ответил Ноэль.
Из-за резкого контраста с пронизывающим воздухом улицы, ему показалось, что в мастерской ненормально жарко. Перед урчащей печкой во всю свою длину вытянулась Ванда. Прищурив зеленые зрачки, она вытянула лапы в полном неги сне.
— Где ты был?
Он ответил не колеблясь:
— У Рэнэ.
Ну и хорошо, что удивится! Все, может быть, будет легче…
— А!
Но ничего больше не добавила, и в наступившей тишине, пока он ходил между кухней и накрытым столом, он вновь услышал голос, голос Рэнэ, спрашивающий: «А Бэль знает, что…?», а затем другой голос, свой: «Нет… По крайней мере, надеюсь, что нет».
Надеется, что нет? Значит, уверен в обратном.
— Есть хочешь?
— Нет.
Бэль, конечно, никогда особо общительной не была. Конечно, никогда не отвечала больше, чем на один вопрос из двух, да и то рассеянно, почти не открывая рта, чуть презрительно! И Ноэль, само собой, тысячу раз жаловался, что она не вторит его неприятностям, разочарованию, восторгу.
Да, неважно все это! Со дня убийства, наутро после убийства, лучше сказать с возвращения из Пон-де-л’Иля, что-то в ней изменилось. Манера украдкой глядеть на него, внезапно обрывающийся смех, молчание, в коем она замыкалась, ну прямо закрытая дверь, а главное — вопросы, которых она больше не задавала, нежные упреки «Ты больше не работаешь!» «Слишком много куришь…», которых она отныне не делала.
— Что поделывала? — машинально спросил Ноэль, устремив взор на открытый секретер.
— Ничего…
Ну, вот! Раньше бы она ответила, даже если при этом согрешила бы против истины: «Искала чековую книжку» или «Писала», или же «Старые бумажки сжигала». А теперь отвечала: «Ничего…» Как если бы само присутствие Ноэля вызывало в ней подозрительность и недоверие, как если бы связь между ними прервалась, как если бы… ну, да, как если бы их пути бесповоротно разошлись.
«Она знает!» — подумал он с возрастающим страхом. — Она знает!.. Потом одна догадка повлекла за собой другую: «Но тогда значит, если она узнала меня в тот вечер, то была у Вейля?.. А то бы, если бы не чувствовала себя виновной, у нее не было бы ни малейшего основания приписывать мне дошедшую до убийства ревность к Вейлю!»
— Есть чего выпить?
— Могу пива принести.
— А виски не осталось?
Это уже было на грани провокации. Две недели тому назад она бы возразила: «Спиртное тебе вредно. Лучше чайку заварю».
— Может и осталось… Посмотри-ка в буфете.
«Посмотри-ка в буфете!» И этого бы она раньше не сказала. Покорно, после того как он отверг бы ее возражения, она сама взялась бы за поиски бутылки, которую поставила бы перед ним с одним или двумя стаканами.
Сейчас она молча убирала со стола, и он вдруг осознал, что радио выключено и молчание ничуть не сдобрено приглушенной музыкой.
— Никто мне не звонил?
— Нет. По крайней мере, при мне.
— Ты поздно вернулась?
— Как всегда.
В конце концов он не выдержал. Сначала было ощущение находится в плену у себя самого, затем такое чувство, что он — пленник того незнакомца, что стоит на улице и прохаживается взад и вперед… Он встал.
— Схожу-ка за сигаретами.
Бэль была на кухне, а там громко лилась из крана вода. Она ничего не ответила.
Лихорадочно вновь натянул пальто, поспешно напялил шляпу, открыл дверь. На дворе было темным-темно. Мелкий, косой, подгоняемый ветром дождик ударил ему в лицо. На миг он поколебался. Но необходимо было выяснить до конца, узнать действительно ли… Он спустился по скользким ступенькам, едва касаясь пальцами мокрых перил, пересек двор, вошел в узкий входной проход, потянул на себя створку ворот…
Но не сделал и трех шагов по тротуару, как от стены оторвались две тени, одна справа от него, другая слева. Две колеблющиеся тени. Он решил не обращать на них внимания, ступил на мостовую.
— Месье Мартэн!
Он обернулся. Сердце его учащенно забилось.
— Просим прощения, месье Мартэн, но вынуждены попросить вас не удаляться от дома этой ночью.
«Вот он, глас правосудия!» — подумал он.
— Серьезно? А почему это? — сказал он, глядя на обоих мужчин без видимого волнения.
Оба одновременно развели руками.
— Приказ комиссара Марии, — просто добавил один из них.
— Но вы мне все-таки позволите сходить за сигаретами?
— Безусловно, месье Мартэн. Тут на углу табачный киоск, верно ведь?
Манера ограничить его поле свободы!
— Точно, — ответил Ноэль. — Может, сопроводите меня…?
Мужчина выразил некоторое замешательство и неприветливо отрицательно мотнул головой. Однако, когда Ноэль вошел в лавчонку и бросил взгляд назад через плечо, то увидел, что мужчина подошел ближе и наблюдает за ним сквозь стекло витрины.
«Попался! — горько подумал он, и на ум ему пришли книжные воспоминания. — Попал как кур на ощип!»
Тиски сжались настолько, что его арест — безусловно вопрос нескольких часов…
— Спокойной ночи! — бодро сказал он, проходя обратно мимо обоих мужчин. Толкнул входную дверь.
Но едва она захлопнулась за ним, как ему пришлось облокотиться на нее: ноги подгибались, он буквально задыхался. «Бледный, наверное, даже губы побелели», — подумал он.
Пересекая двор, направляясь к очагу света и тепла, пока еще являвшемуся его мастерской, он не мог избавиться от мысли, что проведет там последнюю ночь.
Пока его не было, Бэль включила радио, сняла фартук и снова сидела, склонившись над секретером. Едва он вошел, как она закрыла секретер, расстегнула платье и скрылась в ванной.
Он уселся на стул, словно человек, который уже чувствует себя чужим у себя же дома. Увидев, что потребованная им бутылка виски стоит на столе, не обращая внимания на поставленный рядом стакан, стал пить из горлышка.
Спиртное обожгло его. От этого стало лучше, кровь в венах потекла быстрее. И тут ему захотелось уронить голову на стол и заплакать, как ребенок. Ему казалось, что он слышит через стены и тишину, шаги стоящих на посту мужчин на улице. То удаляются, то возвращаются снова… Но это были не шаги, это было глухое биение крови в висках, в ушах, повсюду.
Появилась Бэль в комбинации.
— А ты что не раздеваешься? — спросила она, как всякий раз, когда уступала ему ванную.
Он покачал головой. Глаза его сверкали. Бутылку он не закупорил.
«Она, конечно, — подумал он, — станет задавать мне вопросы. И тогда…»
Но она с поглощенным видом уселась на край кровати и принялась штопать чулки.
— Я тебе говорил, что Клейна выпустили?
Сказал это почти невольно, неосмысленно. Он не мог, как она, выдерживать напряженное молчание, переполненное невыразимых мыслей, берущее за горло, душащее молчание.
Она подняла глаза:
— Нет, но это было неизбежно…
Неизбежно! И преспокойненько продолжала сновать иголкой, словно судьба Клейна ее никогда особенно не беспокоила.
— На улице двое мужчин стоят, — добавил он хриплым, неуправляемым голосом. — Два полицейских инспектора.
— В самом деле? — На этот раз Бэль даже глаз не подняла. — И что же они делают?
Он выпил глоток виски:
— Откуда мне знать. Но вообразить нетрудно… За домом следят.
Бэль встала и воткнула иголку в катушку, из которой ее вытащила.
— Не хотелось бы мне быть на их месте в такую-то погоду!.. — только и сказала она.
Фраза эта прозвучала совершенно неожиданно. «Самое невероятное, — подумал Ноэль, — что она в самом деле так думает!»
Теперь она кончала раздеваться, скромно отвернувшись к стене (пережиток долгих лет, проведенных в пансионе). Вытащила из-под подушки ночную рубашку, прикрылась ею, зажав в зубах, пока снимала трусики, как делала всегда… Но эти жесты вызывали у Ноэля в этот вечер, в этот последний вечер, новый интерес.
— Не можешь поймать другую станцию?
Он даже ушам своим не поверил. «Это бессознательность? — подумал он. — Или же она совсем далека от мысли, что…?»
— Это все, что ты можешь поймать?
Подошла к нему, оттолкнула, встала на колени. Тогда резко, внезапно, дождавшись все же пока она поймает подходящую станцию (в этом-то он весь!), обхватил ее за плечи и упал на колени перед ней:
— Бэль…
— Что?
Она взглянула на него с легким удивлением, «с деланным удивлением», подумал он, не больше, чем требовалось, чтобы дать ему понять, что он выбрал плохой момент для признаний или выражения нежности… И добавила, поежившись под легкой рубашкой:
— Мне холодно…
От того, что она опустила глаза, к Ноэлю вернулось все его мужество. Он обнял ее, донес до кровати, свалился на постель одновременно с ней, беспорядочно касаясь горящими губами ее шеи и груди.
