— Твою мать! — пробормотал я наконец, рухнув на сиденье.
Софи не сводила глаз с дороги. Она по-прежнему гнала машину со страшной скоростью, словно погоня все еще продолжалась.
— Ладно, Софи, теперь можно расслабиться.
Она испустила глубокий вздох и сняла ногу с педали акселератора. Затем посмотрела в зеркальце заднего вида. Языки пламени полыхали уже совсем далеко от нас.
— Кто это был, как вы думаете? — спросила она. — «Бильдерберг» или «Акта Фидеи»?
— Не знаю, но готов держать пари, что именно эти типы сбросили в пропасть моего отца.
Она закрыла глаза в знак согласия. Мы надолго замолчали, погрузившись в свои мысли и свои страхи. Машина въехала в маленький городок Кабрьер.
— Остановимся здесь? — спросила она.
— Не знаю.
Я и в самом деле не мог ни о чем думать. Руки у меня дрожали. А руки Софи конвульсивно сжимали руль.
Она медленно припарковала машину у тротуара. Мы были в самом центре городка, в тени больших деревьев, посаженных вдоль невысокой стены из серых камней.
Шум мотора еще отдавался на улице. Но я слышал только, как стучит мое сердце. Я сглотнул слюну.
— Давайте поедем прямо в Париж, — спокойно предложила она, не отводя взгляд от дороги.
— Что?
— Вернемся домой!
— А как же ваши заметки?
— Все в моем ноутбуке. Он в багажнике.
— А как же мой ноутбук? — воскликнул я. — Мы оставили его у вас!
Она пожала плечами.
— Там мои сценарии! — не сдавался я.
— Попросите своего агента прислать их вам по мейлу.
— А как же мой мотоцикл? — продолжал я все более жалобным тоном.
Ее губы постепенно сложились в улыбку.
— Это не смешно! — обиженно сказал я. — Кстати, если бы мы поехали на мотоцикле, оторвались бы от них намного быстрее и проще!
Она расхохоталась. И вскоре я последовал ее примеру. Напряжение внезапно спало. Мне вдруг захотелось орать во все горло.
— Заплатите кому-нибудь, чтобы вам его переслали.
Я вздохнул:
— Софи, не знаю, как мы выберемся из этого дерьма! Те два типа, которые нас преследовали, Скорее всего, мертвы, ваш дом стоит открытым нараспашку, мы слиняли, никого не предупредив, короче, даже слепой увидит, что мы по уши во всем этом замешаны! Жандармы от нас не отстанут.
— Всему свое время. Сейчас надо сделать так, чтобы нас не убили, согласны? Потом займемся жандармами. К тому же это еще одна причина, почему нам не следует здесь оставаться. Как вы сказали, они от нас не отстанут, а нам нужно подумать.
— Софи, мы вляпались в настоящее дерьмо! — настойчиво повторил я.
— Лучше быть в дерьме, чем в могиле. Эти два типа хотели убить нас!
Она снова взялась за руль, и машина тронулась с места.
Я привалился к спинке кресла и сжал ладонями виски. Несомненно, она была права. У нас не было другого выбора. Но признать это было тяжело.
Я потер затылок, потом поглядел на сидевшую рядом Софи. На женщину, которая спасла мне жизнь. С висков ее стекали капли пота, но она была красива, изумительно красива в мерцающем свете приборной доски.
— Спасибо, — пробормотал я.
Она улыбнулась и взяла меня за руку, всего на несколько секунд. Я почувствовал себя таким уязвимым!
— Где вы научились так здорово водить?
Повернув голову, она взглянула мне прямо в глаза:
— В Ливане. Расскажу в другой раз.
И она вновь устремила взгляд на дорогу.
— Вы уверены, что надо ехать сразу в Париж? Сейчас почти три часа ночи. Ваш драндулет несколько раз стукнули, не выдержит он восьми часов дороги… Как вы думаете?
— Мы сделаем остановку, выпьем кофе. А драндулет мой и не такое видывал.
Я смотрел на Софи, вытаращив глаза. У нее на все был ответ. Иногда мне казалось, что она считает меня мальчишкой. В общем, она была не так уж неправа. В любом случае удар она держала гораздо лучше.
— В этой машине есть CD-плеер?
Она кивком показала на бардачок. Открыв его, я увидел авторадио и несколько дисков.
— «Супертрамп», «Лед Зеппелин», Барбара и… «Грииз», — объявил я. — Выбор небольшой, но разнообразный. Признаюсь, мне очень нужна музыка. Начнем с «Лед Зеп»?
— Я бы очень удивилась, если бы вы выбрали что-то другое! — насмешливо бросила она.
— Слушайте, это же ваши диски!
— Ну и что? Я имею право посмеяться над тем, что вы выбрали именно этот диск, — не уступала она.
— Почему это смешно?
— Потому что такой тип, как вы, и должен слушать «Лед Зеппелин». Держу пари, что у вас полная коллекция альбомов «Дип Перпл», «Блэк Саббат», «Рейнбоу» и всей этой компании!
Я поморщился.
— Нет, с «Блэк Саббат» вы ошиблись… Вас это раздражает? — спросил я, чувствуя себя слегка задетым.
— Вовсе нет. И вот вам доказательство: у меня самой в бардачке лежит диск «Лед Зеппелин»! Но ведь «Харлей Дэвидсон» и тяжелый рок всегда ходят рука об руку, верно? Одно дополняет другое…
— Я слушаю не только тяжелый рок! — с обидой произнес я. — Я обожаю «Генезис», «Пинк-Флойд»… Ижлена, Брассенса… У меня разнообразные вкусы!
— И очень современные! — усмехнулась она.
— Не вам это говорить! Самый свежий диск в вашей коллекции — «Супертрамп»!
— Верно… Да, к жалкому поколению мы принадлежим, правда? Но в чемодане у меня есть более современные вещицы. Впрочем, чемодан остался в Горде.
— Не повезло!
— Ладно уж, ставьте «Лед Зеппелин»… — бросила она и включила авторадио в знак завершения разговора.
Темный горизонт Воклюза уходил все дальше под звуки гитары Джимми Пейджа, и вскоре я уперся лбом в стекло, устремив взгляд в темноту. Глаза мои наполнились слезами. Я отворачивался от Софи, чтобы она не видела меня. За последние дни я уже дважды плакал. Я решил списать это на счет стресса и усталости, но в душе сознавал, что во мне совершается некий глубинный перелом. Возможно, мне придется в конечном счете похоронить не только отца…
Когда Роберт Плант завершил последнюю песню альбома и его пронзительный вибрирующий голос умолк, мы уже выехали на национальную автостраду. Я с переменным успехом боролся со сном. Странная это была ночь. И у меня остались от нее только обрывки воспоминаний, потому что я время от времени засыпал. Автозаправки, транзитные сборы, кофейные автоматы — все это перемешалось у меня в голове. Взгляды людей, битая машина, наши ошарашенные лица… Когда мы исчерпали запас дисков, Софи решила включить радио FIP, что еще больше усилило впечатление нереальности всего происходящего. В ночной программе этого радио звучит довольно странная музыка. Глаза у меня слезились от борьбы со сном, от слепящего света мчащихся навстречу фар, от дыма сигарет Софи. В разговорах наших возникали долгие паузы. Мы дважды менялись местами, уступая друг другу руль, но я оказался не способен развить такую же скорость, как она.
Солнце уже всходило, когда мы подъехали к Парижу. Белый дымок из печей мусоросжигателя в Иври, нескончаемый поток машин на окружной, клочья тумана над синеватыми крышами домов, рекламные панно, граффити, железная дорога внизу. Встреча по всей форме. И две высокие башни — Эйфелева и Монпарнасская — словно подрагивали внутреннем воздухе, любовно оглядывая город, как две добрых старших сестры. Всегда на своем посту.
Софи хлопнула меня по плечу, чтобы вывести из оцепенения.
— Какой отель вы предпочитаете? — спросила она. — Я бы предложила вам остановиться у меня, но боюсь, это небезопасно.
Мне так хотелось спать, что ее вопрос достиг моего сознания какими-то окольными путями.
— Хм, какой предпочитаю… Мне все равно. Такой, где утром можно лечь в постель…
Она улыбнулась:
— Я знаю тихий и приятный отель в седьмом округе, но он довольно дорогой.
Я взглянул на нее:
— Софи, у меня полно денег.
Она расхохоталась:
— Значит, мы можем позволить себе два отдельных номера?
Я сдвинул брови:
— Если вам так хочется…
— Я пошутила! — бросила она, положив руку мне на плечо.
Я не знал, над чем она шутила… забавляла ли ее цена, которую надо было уплатить за два отдельных номера, или сама мысль о том, что от нашего решения зависит, будем ли мы спать в одной комнате. Я не стал в это вникать. Все равно Софи издевалась надо мной с того момента, как я, на свое несчастье, влюбился в нее, невзирая на ее гомосексуальные пристрастия. Я знал, что и дальше так будет.
Мы попали в утренние парижские пробки и до отеля добирались почти целый час. Вскоре мы уже лежали рядышком, в одинаковых кроватях двухместного номера на последнем этаже отеля «Турвиль», и старались забыть о смерти, которой чудом избежали на дорогах Прованса.
Когда в середине дня я проснулся, Софи сидела за деревянным столиком в другом конце комнаты. Солнце просвечивало широкими полосами сквозь светлые занавески. Снаружи доносился отдаленный шум парижских улиц. Номер был большой и роскошный, в песочных тонах, с охряными драпировками и темной мебелью. Взгляд мой повсюду натыкался на цветы — в вазах, на картинах, на обоях… Вещи, мои и Софи, были небрежно свалены на пол возле одной из кроватей. Явившись сюда на рассвете, мы ничего не стали разбирать. Я сел на постели и привалился спиной к стене.
