Но что означает неожиданное предложение Скотта о трехдневном отдыхе? Нет, не предложение, а приказ; приказ убраться на время со службы. Может быть, до генерала каким-то путем дошло, что вчера ночью Кейси проезжал мимо его дома? Возможно, часовой узнал его и записал номер машины. А может, Матт Гендерсон рассказал Бродерику о повышенном интересе Кейси к ОСКОСС и Бродерик поспешил шепнуть Скотту? Не возникли ли какие-нибудь подозрения у Мердока? Но о чем он может подозревать? Уж Мердоку-то он не давал ни малейшего повода для подозрений. Может, предстоит дополнительный обмен шифровками по поводу намеченной на субботу операции и кто-то нашел нужным убрать Кейси?
В старом здании сената, в комнате комиссии по делам вооруженных сил, сенатор Реймонд Кларк занял свое место справа от председателя. По обеим сторонам длинного, покрытого зеленым сукном стола уже сидело человек шесть сенаторов.
На другом конце, в одном из кресел для приглашенных на заседание лиц, расположился генерал Скотт — комиссии предстояло заслушать его сообщение. Рядом с ним сидел начальник штаба военно-морских сил адмирал Лоренс Палмер. Позади, на складных металлических стульях, расположилась целая группа полковников и морских офицеров; они перебирали в толстых портфелях какие-то бумаги. Скотт шептался со своим подобострастным адъютантом полковником Мердоком. Слева на куртке Скотта пестрели шесть рядов орденских ленточек. Генерал держался по обыкновению непринужденно и уверенно.
Кларк взглянул на Скотта с вновь пробудившимся интересом.
«Из всех военных, появлявшихся в Вашингтоне за последние двадцать лет, — подумал он, — этот безусловно производит самое сильное впечатление».
Один из служащих распахнул дверь кабинета председателя комиссии, и в комнату вошел сенатор Фредерик Прентис. Прежде чем усесться в свое обитое черной кожей кресло, он кивнул Скотту и Палмеру, потом медленно, с хозяйским видом, обвел комнату взглядом. Казалось, он зачисляет в личную собственность все, что есть в ней, — и остальных членов комиссии, и колонны из зеленого с прожилками мрамора, и штандарты видов вооруженных сил, украшенные многими лентами — боевыми отличиями частей, и чудесные хрустальные люстры.
Прентис бросил на стол папку с бумагами и стукнул молоточком. Секретарь вывесил на главной двери табличку «Идет заседание» и плотно прикрыл дверь.
— Мы собрались сегодня, — заговорил Прентис, — чтобы выслушать генерала Скотта. Сенат разрешил нам работать в часы его заседаний, поэтому мы можем не делать перерыва в полдень. Заседание продлится до часу дня, то есть займет полтора часа, если не возражают сенаторы.
Прентис посмотрел направо и налево и снова стукнул молотком.
— В таком случае, решено. Генерал Скотт, вам слово. На прошлой неделе вы почти полностью изложили общее положение. Надеюсь, вас не будут без особой необходимости прерывать и мы успеем выслушать сообщение адмирала Палмера о состоянии дел в военно-морских силах. Прошу, генерал.
Скотт откинулся на стуле и так крепко сжал пальцами край стола, что у него напряглись плечи.
— Полагаю, — медленно начал он, — что прошлый раз я исчерпывающе доложил вам о всех видах вооружения, если не считать некоторых типов межконтинентальных баллистических ракет. Комиссии уже известна наша точка зрения: мы считаем, что и в этой области полностью ликвидировали так называемое отставание от русских, которое имело место в конце пятидесятых и начале шестидесятых годов, а сейчас быстро осваиваем ракету «Олимп» — по силе тяги и точности попадания она превосходит любую ракету русских.
Нет надобности говорить, как встревожен комитет начальников штабов забастовкой на ракетных заводах, поскольку в основном именно на них производятся ракеты «Олимп». Вам известно, что по договору мы обязаны демонтировать только боевые части для ракет. Договор не запрещает создавать нам сами ракеты, и мы обязаны их создавать. Это послужит некоторой гарантией на будущее — слабой, но все же гарантией…
— Скажите, генерал, — перебил Прентис, хотя сам же просил не прерывать Скотта, — как вы расцениваете позицию других правительственных ведомств? Все ли они делают для прекращения этой совершенно незаконной забастовки, возникшей из-за какого-то юридического пустяка?
Среди демократов, членов комиссии, произошло легкое движение. Скотт обвел глазами присутствующих и по-прежнему вежливо и сдержанно ответил:
— Не могу, господин председатель, ответить со всей определенностью, но полагаю, что да. Вчера, насколько мне известно, президент вызывал к себе руководителя АФТ-КПП. О результатах беседы я пока не осведомлен.
— А вы согласны, — спросил Прентис, — что уж кого-кого, а вас-то надо было информировать самым исчерпывающим образом, особенно если учесть вашу ответственность за производство ракет?
— Видите ли, господин председатель, — улыбнулся Скотт, — я, разумеется, рассчитываю получить необходимые сведения, однако…
— Мы только зря теряем время, — вмешался Джорд Пэппес, сенатор-демократ от штата Иллинойс, лояльный сторонник администрации Лимена. — Председателю известно, что в нынешней трудной обстановке Белый дом делает все возможное. Я убежден, что будут приняты все необходимые меры. Не следует забывать, что мы слушаем генерала Скотта, а не арбитра по трудовым спорам.
— Я добиваюсь абсолютной ясности нашей позиции, — заметил Прентис.
— По-моему, у некоторых она уже и без того ясна, — резко бросил Пэппес.
Прентис усмехнулся:
— Прошу вас, генерал, продолжайте. Достопочтенный сенатор от штата Иллинойс в обычной для него манере внес полную ясность в вопрос.
— Господин председатель… — сердито начал было Пэппес, но Прентис ударом молотка по столу прекратил дальнейшие препирательства.
Скотт говорил еще минут пятнадцать — все так же энергично и уверенно — и, заканчивая свое сообщение о ракетах, вкратце подытожил общее состояние обороны страны. Несмотря на немногословность, он сумел нарисовать подробную и яркую картину.
— Разумеется, — закончил он, — как члены комитета начальников штабов, так и все командующие армиями и флотами полагают, что предстоящие шесть недель будут для нас критическими, и потому впредь до вступления договора в силу мы намерены, насколько это возможно, держать наши вооруженные силы в состоянии постоянной боевой готовности.
— Благодарю вас, генерал. — Прентис откашлялся. — Как председатель я ограничусь всего лишь одним вопросом в связи с вашими последними словами. Как вы думаете, увеличилась или уменьшилась опасность для Соединенных Штатов после заключения договора о ядерном разоружении?
Скотт взял лежавший перед ним блокнот и принялся что-то задумчиво в нем чертить. Прошло не меньше полминуты, прежде чем он ответил.
— Господин председатель, — почти добродушно, но тщательно взвешивая каждое слово, заговорил он, — прошу извинить меня за ссылку на свой личный пример, но страна оказала мне великое доверие. — Члены комиссии внимательно слушали Скотта. — Вероятно, я снова повторюсь, если скажу, что вышел из низов, но ведь это и в самом деле так.
До поступления в Вест-Пойнт я как-то и не задумывался, что мне, как и всем остальным гражданам, даровано счастье жить в стране с уникальной системой правления.
Я пришел в училище в тридцать четвертом году. По-моему, члены комиссии согласятся, что в том году наша система правления функционировала далеко не лучшим образом. И все же, будучи в училище, я быстро понял все ее достоинства и все различие между американским и любым другим обществом.
Все, что я видел за годы войны на Дальнем Востоке, а совсем недавно и на Ближнем, лишь укрепило мои убеждения.
Говоря о себе как о гражданине, а не как о председателе комитета начальников штабов, должен сказать, что меня уже много лет тревожит, насколько беспечно относятся иногда американцы к тому, что серьезно угрожает и лично им, и американскому образу жизни. Не сомневаюсь, что при тщательном изучении событий конца тридцатых и сороковых годов, а также пятьдесят пятого, пятьдесят девятого, начала шестьдесят первого и самых последних лет, мы обнаружим все признаки периодически возникающего настроения, которое можно охарактеризовать как благодушие или как стремление выдавать желаемое за действительное.
Прошу извинить, господин председатель, за довольно косвенный ответ. Короче говоря, мне вот что хотелось бы сказать: надеюсь, мы не вступаем в очередной такой период. Повторяю, мы обладаем системой, которую все мы хотим защитить и сохранить. Лично я считаю, что мы приближаемся к критическому моменту — в такой же мере, а возможно, и более критическому, чем любой другой за последние тридцать лет, поскольку правительство решило заключить договор о ядерном разоружении.
Комиссии уже известна позиция членов комитета начальников штабов. Я не вижу смысла снова излагать ее, хочу лишь сказать, что, по мнению комитета, договор слишком расплывчато трактует вопрос об инспектировании нового производства ядерного оружия. Иными словами, мы по-прежнему утверждаем, что, демонтировав первого июля в присутствии инспекторов десять ядерных боеголовок «ЗЕТ-четыре», русские могут в каком-нибудь укромном месте собрать десять новых.
