яхты (ну еще бы).
– Красотка, правда ведь? – улыбнулся Эш.
Следуя за ним к носу яхты, я высматривала название, отчасти ожидая увидеть надпись Je Reviens, но в итоге на меня выплыли большие голубые буквы: «Анджелика». На миг я запнулась и уставилась на это название, пытаясь понять, вызывает подобное совпадение восхищение или оторопь. Я снова вспомнила слова миссис Дэниелс о том, что мертвые преследуют нас, – и память об Анджелике окружала меня повсюду. Снова налетел бриз – более холодный у воды, чем на берегу, – и я задрожала.
– Пошли. – Эш мягко взял меня за руку и повел по сходням на борт. – Отсюда, с воды, закат особенно восхитителен, мы пожалеем, если пропустим его.
С веранды дома Эша закат был тоже достаточно восхитителен, но я удержалась от замечаний. Мы прошли на корму, где для нас был накрыт маленький стол, стояли ведерко с шампанским и два высоких бокала: ни дать ни взять сцена из романтического фильма, а не деловая встреча по поводу написания книги.
Эш придвинул мне стул, а потом запустил руку в стоящую рядом корзинку и вынул легкий плед.
– Вы, похоже, продрогли, здесь, на воде, уже свежо, – заметил он, деликатно закутывая меня в плед, на один лишний миг задержав ладони на моих плечах. Я замерла, с одной стороны желая, чтобы он не останавливался, с другой – чтобы не спешил.
Наконец Эш уселся напротив, но хотя налетел новый порыв свежего ветра, мне уже не было холодно – плед и его руки позаботились об этом. Я сдвинула солнечные очки с макушки обратно на глаза и перевела взгляд на почти слепящее желто-оранжевое зарево на горизонте. Эш открыл шампанское.
Я уже понимала, что он сказал правду – закат обещал быть потрясающим, даже лучше, чем из окон его дома: на воде солнце стало ближе, жарче, ярче, и даже волны словно пылали. Изумительное зрелище. Как и сам Эш.
– Хочу поднять тост за наше сотрудничество, – произнес он, разливая шампанское. – Завтра мой менеджер вышлет контракт вашему агенту для официального оформления. – Он вручил мне бокал, непреднамеренно задев мои пальцы своими, поэтому я с трудом разобрала его слова.
Соберись! Контракт. Эмилия Эшервуд. Пятьдесят тысяч долларов. Ребекка.
– За успех. – Эш звякнул своим бокалом о край моего.
– За успех, – пробормотала я, но едва пригубила шампанское и отставила бокал. Соберись. Вынула из сумки блокнот и ручку. – Эш, это прекрасный тост, но я по-прежнему не совсем понимаю суть нашего проекта, и нам нужно выяснить это сегодня, хорошо?
Он отпил шампанского, перевел взгляд на воду и несколько минут не произносил ни слова. Я вздыхала и грызла кончик ручки, набираясь решимости для достижения главной своей цели – договориться о сути проекта. С чего начнется наша книга? О чем именно она будет рассказывать? – вот два вопроса, без ответа на которые я не смогу вернуться в Бостон и начать работу над рукописью.
– Не уезжай, – вдруг сказал Эш так мягко, что слова почти растворились в плеске волн, качавших яхту.
Я решила, что неправильно расслышала.
– Что?
– Не. Уезжай. – Он наконец посмотрел на меня, непринужденно улыбнулся и добавил: – Пока что.
– Но… у меня самолет завтра вечером, и мне надо выписаться из отеля до полудня. – Администратор даже специально звонил, чтобы уточнить, съеду ли я вовремя, потому что с завтрашнего дня весь отель был арендован под свадьбу.
– У меня есть гостевая комната, даже целое гостевое крыло. Ты можешь остановиться там.
Я вспомнила спальню, где переодевалась после нашей прогулки, жутковатый портрет Анджелики над камином, экземпляр моей книги, который, возможно, мне только привиделся. Эш хотел, чтобы я осталась? С ним? Там?
– Я оплачу перенос твоего рейса, – продолжал Эш. – Останься хотя бы на несколько дней, пока не прибудут дневники. Я не готов еще отпустить тебя. – Его голос смягчился на последних словах, и он снова взглянул на меня – в золотом и оранжевом сиянии заходящего солнца его глаза казались особенно яркими. – Я имею в виду, мне кажется, нам еще много предстоит сделать, как ты сама только что сказала.
Он был прав – нам еще многое предстояло выяснить, а чем дальше я находилась от Эша и его семейной истории, тем труднее становилась моя задача. Но мысль о переезде в его дом, о том, чтобы двадцать четыре часа в сутки быть так близко к Эшу, вызывала и опасение, и восторг.
Не оказалось бы, что под маской отличного плана скрывается катастрофа.
– Я не хотела бы навязываться, – ответила я, осторожно подбирая слова. – Уверена, у тебя много дел, требующих внимания, и у меня… – Ну и какие же у меня дела в Бостоне? Тишина в стылой квартире, которая сводит с ума? Оскар, который, возможно, уже умер? Затянувшаяся зима, которая и в марте сыплет снегом, превращая его в ледяную серую слякоть под ногами?
Эш покачал головой:
– Сейчас центр моего внимания – ты.
По щекам разлилось тепло, и я отставила бокал, чтобы прижать ладони к лицу, остужая его.
– Я имею в виду наш проект. Нашу книгу, – уточнил Эш. – Я хочу, чтобы ты осталась. Честное слово, я ничего не хочу навязывать, но просто глупо платить за отель, когда у меня есть комната. И к тому же в пятницу состоится Лос-Анджелесский литературный фестиваль, и если ты останешься, то мы можем сходить туда вместе.
Услышав такое предложение, я чуть не подпрыгнула от восторга – самое крупное литературное событие года, да я бы убила за возможность туда попасть! И как же я могла отказаться? А то, что сердце колотилось как безумное, не значило ровным счетом ничего.
– Только до конца недели, – наконец согласилась я. – Я с удовольствием пойду на фестиваль, но в прочие дни мы будем работать над проектом, – решительно добавила я.
– Отлично, значит, договорились. – Эш налил нам еще шампанского, но я подняла руку, останавливая его.
– Мне не стоит больше пить, – сказала я и взяла блокнот, напоминая, зачем мы сюда пришли.
– Еще как стоит, – беззаботно отозвался Эш и наполнил мой бокал доверху. – Прошу тебя, наслаждайся шампанским. Наслаждайся видом. Расслабимся сегодня, а завтра вернемся к работе.
Следующим утром я написала Чарли на почту, что остаюсь в Малибу еще на несколько дней, опустив тот факт, что буду жить в гостевом крыле поместья Эша, потому что не хотела сию секунду получить звонок от Чарли, пышущей любопытством (да, Эш был чертовски горяч, но я
