Ознакомительная версия.
– Нет, – решительно замотала она головой. – Я не имею права облегчать свою совесть, вторгаясь в ее жизнь со своей страшной исповедью. Тем более я сейчас больна, и исход моей болезни неясен. Знаешь что... Я приду к ней сама, но только когда стану здоровой... если, конечно, такое произойдет.
– Такое произойдет! – убежденно сказал я, беря ее руки в свои. – Это случится. Обязательно.
– Ты – милый мальчик. Как бы я хотела, чтобы ты был чуточку старше...
Она опять подтрунивала надо мной. Вероника принимала мои ухаживания снисходительно, так, как взрослые принимают бескорыстную и светлую любовь ребенка. Это меня злило. Мне претила роль милого мальчика, которого в любой момент можно отослать к своим игрушкам. Но Вероника, почувствовав мое раздражение, только смеялась, что отчасти примиряло меня с ее забавами. Ведь видеть улыбку на ее усталом лице было для меня тогда счастьем. Ее необыкновенные глаза обволакивали меня шоколадом, и мне становилось тепло и сладко. Она была потрясающей женщиной, и Непомнящий, по моему мнению, был совершенным болваном, по собственной воле выпускающим на волю жар-птицу. Впрочем, я был на него не в обиде, ведь в его отсутствие Вероника всецело принадлежала мне.
Не знаю, сказал ли кто ему, что я провожу с его невестой слишком много времени, или же сам он стал что-то подозревать, но как-то раз он отвел меня в сторону.
– Ценю твое желание отработать мои деньги, но не стоит все время торчать в палате Вероники, – сказал он. – Мне кажется, ты ее утомляешь.
– Мне нравится находиться рядом с ней. Деньги тут совсем ни при чем. Просто с некоторых пор мы с Вероникой стали друзьями.
Он посмотрел на меня изумленно, потом усмехнулся, словно что-то смекнув. В его глазах появился нехороший блеск.
– Та-ак, – произнес он протяжно, не сводя с меня своих холодных глаз. – Это уже становится интересным. Во всяком случае, я начинаю понимать, почему Вероника стала относиться ко мне как к своему врагу. Это твоя работа, сынок?
Он хотел меня унизить, показать, каким мелким и незначительным я выгляжу в его глазах. Я же уже давно был готов к этому разговору.
– Я так понимаю, что Вероника – не ваша жена. Стало быть, вы – не муж, перед которым я должен отчитываться. Если Веронике наскучит мое общество, я уйду в тень по первому же ее слову. Но пока уверен, что наше желание общаться друг с другом взаимно.
Приземлись в это время за окном тарелка с гуманоидами, он удивился бы меньше. На его лице появилось хищное выражение. Если бы не его высокомерие и привычка держаться на людях с невозмутимым достоинством короля, Непомнящий бы непременно вцепился мне в лацканы халата.
– Посмотрим, – сказал он, криво улыбаясь. – Сейчас я бы хотел зайти к Веронике. А вам бы я посоветовал сунуть голову под холодную воду. Мне кажется, что вы, доктор, немного перегрелись. В больнице нет приточной вентиляции?
Он развернулся и двинулся по коридору к знакомой двери, за которой находилась оставленная им женщина. Мне не было известно, о чем они говорили, но беседа была долгой. Увидев Ярослава у себя в ординаторской в половине десятого вечера, я был удивлен. Определенно сегодня он побил все рекорды. Однако его лицо не озаряла улыбка чемпиона. Он жестом попросил моего коллегу удалиться, хотя логичнее нам было выйти в коридор. Непомнящего окружала аура этакого начальника, поэтому люди, не знавшие, кто он такой есть, почему-то беспрекословно слушались его.
– Итак, чего ты добиваешься? – спросил он без предисловий, когда мы остались одни. – Чего тебе нужно от Вероники?
– Абсолютно ничего, – ответил я, пожав плечами. – А что можно хотеть от Вероники?
Он смерил меня тяжелым взглядом. По всему было видно, что разговор у них с Песецкой сложился не просто.
– Я об этом сейчас думаю. Что можно хотеть от больной, несчастной женщины? Признайся, в какую игру ты играешь?
– Мне не совсем понятны ваши намеки, – сказал я. – Мне нравится общаться с Вероникой. Она – интересный собеседник, красавица, а вовсе не калека, какой вы пытаетесь ее изобразить.
– Она прежде всего больная женщина, и надо быть законченным циником, чтобы оказывать ей в таком положении знаки внимания.
– Вот как! – удивился я. – Значит, в таком положении нужно выказывать к женщине лишь свое пренебрежение? Это считается нормальным?
У него заходили желваки. Он определенно стоял перед выбором: ударить меня по физиономии или сохранить собственную невозмутимость. Мне даже было интересно, что окажется сильнее: любовь к Веронике или же гипертрофированное чувство собственного достоинства. Эго взяло верх.
– Когда вы ее выписываете? – спросил он холодно.
– Через два дня. Выписка будет готова к двенадцати часам дня.
– Я приеду за ней в одиннадцать тридцать, – сказал он и, уничтожив меня на прощание своим фирменным взглядом вельможи, вышел вон...»
Непомнящий держался на свидетельской трибуне так, словно не он стоял перед судом, а, наоборот, судья и присяжные пришли к нему в офис и уселись в креслах без его на то разрешения.
– Этот человек очень опасен, – говорил он, указывая на подсудимого. – Я удовлетворен тем, что его наконец призвали к суду. Он должен нести ответственность за собственное бездушие.
– В чем вы видите вину Бойко? – спрашивал прокурор.
– Но это же очевидно! Он хитростью вошел в доверие к немолодой, но очень больной женщины. Он очернил меня в ее глазах, отвратил от нее всех ее знакомых. Пользуясь ее беспомощным состоянием, он сумел подчинить себе ее волю и сознание...
– Протест, ваша честь! – поднялась Дубровская. – Попросите свидетеля придерживаться фактов, а не собственных умозаключений.
– Протест удовлетворен. Свидетель, поясните суду факты, исходя из которых вы пришли к выводам, которые только что озвучили.
Непомнящий вальяжно повернул голову в сторону Дубровской, словно удивляясь, что кто-то посмел ему сделать замечание.
– Вам нужны факты? Вы их получите... – пообещал он. – В самом начале нашего знакомства я имел неосторожность попросить подсудимого присматривать за Вероникой.
– Что значит «присматривать»? – вклинился прокурор.
– Я заботился о том, чтобы Песецкой было комфортно в больнице, насколько, разумеется, это возможно в тех условиях. Поскольку я человек занятой и не имею возможности находиться в стационаре круглые сутки, я попросил об одолжении молодого врача. Я не просил его лечить Веронику. У нее уже был прекрасный лечащий врач. Я нанял Бойко как сиделку. Вернее, так, как раньше приглашали компаньонок. Не только оказать мелкие услуги: что-то подать, принести, но еще и скрасить досуг: спросить о самочувствии, занять беседой, утешить, в конце концов.
– Что значит «нанял»? – уточнил прокурор.
– Я заплатил за его услуги деньги.
– Много?
– Достаточно для того, чтобы чувствовать свою ответственность. Один его оклад, если интересно.
– Не проще ли было нанять для этих целей настоящую сиделку?
На лице Непомнящего мелькнуло что-то похожее на снисхождение.
– Мне хотелось, чтобы рядом с Вероникой был человек, с которым она хотя бы могла общаться. Все эти тетушки с суднами под мышкой раздражали ее. На тот момент доктор показался мне подходящей кандидатурой. Того, что он начнет ухлестывать за моей невестой, у меня и в мыслях не было.
– Было ли такое общение полезно Песецкой?
– К сожалению, нет. Вероника под влиянием бесед с врачом Бойко стала нервной, раздражительной. У нее появилось какое-то совершенно мрачное ощущение мира. Если в больницу она пришла встревоженной, но все-таки полной надежд на выздоровление, то после операции она замкнулась в себе, стала недоверчивой, мнительной. Если она и говорила со мной, то только на повышенных тонах, с неизменными слезами и жалобами. Она твердила, что скоро умрет, и если даже это не случится, то нет никакой надежды на то, что она когда-нибудь вернется к активной жизни. Между тем ее лечащий врач, доктор Стрельман, не был столь пессимистичен. Похоронное настроение, как я понимаю, культивировал в ней Виталий Бойко. Одновременно он делал все, чтобы привязать к себе Веронику, сделать ее зависимой от него.
– Кто из вас решился на разрыв отношений?
– Конечно, Вероника. Она заявила мне совершенно твердо, что не хочет общаться со мной. Она обвинила меня в черствости и непонимании и сказала, что единственный человек, которого она хочет видеть рядом, – доктор Бойко.
– Она говорила о заключении с ним брака?
– Нет. Об этом я узнал от общих знакомых. Я решился на еще один разговор с Вероникой. Я взывал к ее благоразумию, но все было тщетно. У меня сложилось впечатление, что действует она машинально, как робот, которому задали определенную программу. Она говорила, что Виталий – это единственный человек, который ее понимает. Это мужчина, который будет с ней до конца. Она постоянно подчеркивала близость своей кончины.
Ознакомительная версия.
