Ознакомительная версия.
Они закрыли за собой дверь кабинета и поднялись наверх. Далглиш начал ощущать усталость, а колющая боль в районе глаза мучила его почти постоянно. Неделя выдалась нелегкая, а прием с подачей хереса, который обещал стать спокойным и приятным завершением тяжелого дня, оказался беспокойным преддверием еще более тяжелой ночи. Адам на мгновение задался вопросом, где и с кем ужинала Дебора Рискоу. Ему казалось теперь, что их встреча произошла в каком-то ином мире. Вероятно, из-за усталости у него не было и малой толики той уверенности, с которой он обычно приступал к новому делу. Далглиш даже сомневался в том, что вообще сумеет раскрыть это преступление. И еще его раздражало периодически охватывавшее его смутное ощущение неясности и беспокойства.
Он впервые усомнился в собственном таланте следователя. А внутренний голос подсказывал: на сей раз ему противостоит интеллект, который ни в чем не уступает его собственному. Далглиш никак не думал, что сестра Болем обладает таким интеллектом.
Секретарь комитета и Нейгл все еще ждали в коридоре. Далглиш передал, им ключи от клиники и получил обещание, что дополнительный комплект из головного офиса будет доставлен в полицию уже на следующий день. Адам с сержантом Мартином и еще двумя констеблями подождали, пока Нейгл проверил, выключен ли свет во всем здании. Вскоре клиника погрузилась во тьму и шестеро мужчин ступили в туманный холод октябрьской ночи и отправились каждый по своим делам.
Доктор Бейгли знал, что правила хорошего тона требуют от него предложить мисс Кеттл подвезти ее домой. Она жила в Ричмонде, и ее дом находился как раз на пути в его деревню в Суррее. Обычно доктору удавалось избегать общества мисс Кеттл по дороге домой: ее график работы в клинике был столь непостоянен, что они редко уходили в одно время, и, как правило, он мог уехать, не испытывая никаких угрызений совести. Ему нравилось сидеть за рулем. И даже самые неприятные моменты, когда приходилось пробираться по городу в час пик, были мизерной платой за удовольствие прокатиться по прямому шоссе длиной в пару миль, которое он проезжал по дороге домой, наслаждаясь мощью автомобиля, словно слившись с ним, а все дневные стрессы и заботы уносились прочь вместе с поющим ветром. У него была привычка останавливаться прямо перед Столлингом в тихом пабе, чтобы выпить пинту пива. Он никогда не пил ни больше, ни меньше. Этот ночной ритуал, формальное отделение дня от ночи, стал необходим ему с тех пор, как он потерял Фредерику. Ночь не приносила облегчения и не снимала напряжение, возникающее при борьбе с неврозом. Доктор Бейгли теперь постепенно привыкал к жизни, когда самые высокие требования к его терпению и профессионализму предъявлялись в его собственном доме. Но было хорошо сидеть в одиночестве и умиротворении, с упоением прислушиваясь к краткой интерлюдии, что связывала два разных, но, по сути, очень похожих мира.
Сначала он поехал медленно, так как было известно, что большая скорость мисс Кеттл не по душе. Она сидела подле него в плотном тяжелом твидовом пальто, в нелепой вязаной шапочке, прикрывавшей коротко подстриженные седые волосы. Как многие профессиональные социальные работники, она не обладала способностью мгновенно понимать людей, что незаслуженно снискало ей репутацию особы черствой и равнодушной. Конечно, дело обстояло по-другому с теми, кто был ее клиентом, – о, как Бейгли ненавидел это слово! Когда они оказывались надежно закованы в кандалы профессиональных взаимоотношений, мисс Кеттл самоотверженно окружала их столь пристальным вниманием, что им едва ли удавалось сохранить хоть какие-то сокровенные тайны. Их понимали, хотели они того или нет, их слабости разоблачались и прощались, их усилия приветствовались и поощрялись, их грехи отпускались. За исключением ее собственных клиентов, все остальные, кто работал или бывал в клинике Стина, едва ли существовали для мисс Кеттл. Бейгли не испытывал к ней антипатии. Он давно пришел к печальному выводу, что социальная работа на ниве психиатрии особенно притягательна для тех, кто меньше всего для нее подходит. Впрочем, мисс Кеттл была лучше многих. Отчеты, которые она сдавала ему, были слишком длинными и изобиловали профессиональными жаргонизмами, но она по крайней мере хоть что-то сдавала. В клинике Стина, конечно же, были свои социальные работники, которые, обуреваемые непреодолимым желанием лечить больных, не могли успокоиться, до тех пор пока не достигали уровня внештатных психиатров, а потом переставали уделять внимание таким малоинтересным обязанностям, как написание социальных отчетов и организация реабилитационного отдыха. О нет, Бейгли не испытывал антипатии к Рут Кеттл, но сегодня вечером, если бы он мог выбирать, он предпочел бы поехать один.
Она молчала, пока они не добрались до Найтсбриджа, а потом ее высокий хрипловатый голос пронзил тишину, словно флейта:
– Такое запутанное убийство, вы не находите? И в столь странное время… Что вы думаете о суперинтенданте?
– Он знает свое дело, я полагаю, – ответил доктор Бейгли. – У меня сложилось о нем несколько противоречивое впечатление, вероятно, потому, что у меня нет алиби. Я находился один в гардеробной для медперсонала, когда предположительно скончалась мисс Болем.
Доктор осознавал, что втайне надеялся на некое ободрение и ждал громких заверений с ее стороны в том, что никто, естественно, и не думал его подозревать. Презирая себя, он поспешно добавил:
– Досадно, конечно, но это совсем не важно. Думаю, он быстро разберется с этим делом.
– Вы так считаете? Интересно. Мне показалось, суперинтендант несколько озадачен происходящим. Я большую часть вечера провела одна в своем кабинете, так что, вероятно, у меня тоже нет алиби. Но я и не знаю, когда предположительно умерла мисс Болем.
– Вероятно, около шести двадцати, – кратко сказал Бейгли.
– Действительно? Тогда я почти уверена, что у меня нет алиби, – произнесла мисс Кеттл с глубочайшим удовлетворением. Через минуту она добавила: – Теперь я смогу организовать отдых на природе для Уоррикеров из свободных средств. Мисс Болем всегда было трудно уговорить потратить деньги на пациентов. Доктор Штайнер и я считаем, что если Уоррикеры проведут две недели в каком-нибудь тихом и милом деревенском отеле, они, возможно, сумеют разобраться в своих отношениях. Это может спасти их брак.
Доктор Бейгли едва не поддался искушению высказать мнение, что брак Уоррикеров уже столько лет находится под угрозой, что его спасение или нечто прямо противоположное этому вряд ли удастся осуществить за две недели, каким бы милым ни оказался отель. Поддержание разваливающегося брака было основным занятием Уоррикеров, от которого они едва ли были готовы отказаться без боя. Бейгли поинтересовался:
– А разве мистер Уоррикер не работает?
– Конечно, работает, – ответила мисс Кеттл, как будто сей факт не имел никакого отношения к тому, что ее подопечный мог отдохнуть и за собственный счет. – Но боюсь, его жена не умеет распоряжаться деньгами, хотя и очень старается. На самом деле они не смогут позволить себе куда-нибудь съездить, если клиника им не поможет. Мисс Болем не проявляла к ним особого сочувствия, как ни печально это констатировать. И потом было еще кое-что. Она назначала ко мне на прием пациентов без предупреждения. Так случилось и сегодня. Когда я просмотрела свой график прямо перед уходом, то обнаружила, что ко мне на десять в понедельник записан новый пациент. Разумеется, его фамилию внесла миссис Босток, но добавила при этом: «По указанию мисс Болем». Миссис Босток сама никогда не сделала бы ничего подобного. Она очень приятный человек и хороший секретарь.
Доктор Бейгли подумал, что миссис Босток амбициозная интриганка, но решил не произносить это вслух. Он лишь спросил, как прошел разговор мисс Кеттл с Далглишем.
– Боюсь, я мало чем могла ему помочь. Но он заинтересовался историей с лифтом.
– А что произошло с лифтом, мисс Кеттл?
– Кто-то пользовался им сегодня вечером. Вы же знаете, как он скрипит, когда кто-то на нем едет, а потом с грохотом опускается вниз, когда добирается до третьего этажа. И я слышала, как он стукнул. Разумеется, я точно не помню когда, да и в тот момент это казалось не важным. Но я уверена, это произошло в самом начале вечера. Думаю, около шести тридцати.
– Ведь Далглиш не может всерьез считать, что кто-то воспользовался лифтом, желая спуститься в подвал. Он, конечно, достаточно большой, но для этого понадобились бы усилия двух человек.
– Да, действительно. Никто не мог подняться в нем самостоятельно. Получается, не обошлось без сообщника. – Мисс Кеттл произнесла это слово заговорщическим тоном, словно оно имело отношение к некоему жаргону, являлось неприличным и она, лишь проявив завидную отвагу, включила его в свою речь. Она продолжала: – Не могу представить, чтобы наш дорогой доктор Этридж сидел на корточках в лифте, как пухлый маленький Будда, в то время как миссис Босток тянула тросы своими сильными красными руками, а вы?
Ознакомительная версия.
