Дуся тут же уронила слезу. Крупную, умелую. Смирнов ждал. Она достала из рукава кофты платочек, промокнула глаза, и высморкалась.
― Ничего я у него не покупала. В залог взяла.
― Покажи.
Она выдвинула денежный ящичек и положила на стойку кольцо с зеленым камнем. Подошел Казарян, глянул на кольцо через Сашино плечо, удивился:
― Вполне приличный изумруд. Вполне, вполне.
― Изумруд, не изумруд, а на золоте ― проба.
― Сколько ты ему за кольцо отвалила? ― ласково спросил Александр.
― Я не покупала, я в залог. Сто пятьдесят ему налила.
― Ты мне зубы не заговаривай. Сколько?
― Двести рублей.
― Вот и ладушки. А теперь ― по порядку, и не торопись, с подробностями.
Не впервой. Дуся рассказывала, как под протокол.
― Часов в двенадцать явился. Тихий такой, спокойный. Постоял в дверях, осмотрелся ― и ко мне. "Дусенька, ― говорит, ― край. Срочно к сестре ехать надо, а, как на грех, ни копейки. Возьми у меня кольцо, последнюю память о матери. Слезами обливаюсь, но продаю". Столковались на двух сотнях. Я ему сто пятьдесят налила и кружку пива. Отошел он к столику, за которым Кащей стоял, выпил свои сто пятьдесят, поговорили они с Кащеем и ушли. Все.
― Чемодан при нем был? ― задал первый вопрос Александр.
― Явился-то без чемодана. А потом, когда они вышли, я в окно глянула. Вижу: с чемоданом идет. Значит, в тамбуре его оставлял.
― Кащей ― это Серафим Прохоров?
― Он самый, Санечка.
― Совсем, что ли, спился?
― Пьет, сильно пьет.
― А живет все там же, на Красноармейской?
― Там же, там же. Напротив ильюшинской шарашки.
Хоть и тихо говорила Дуся, но при словах "ильюшинская шарашка" инженеры быстро подняли головы от кружек и опасливо осмотрелись.
― Наказала ты себя на двести рублей, ― сказал Александр, взял со стойки кольцо и осторожно спрятал его во внутренний карман. ― Тронулись, Рома.
...На углу Красноармейской возвышалось монументальное здание клуба летчиков ― бывший ресторан сомнительной репутации "Эльдорадо". Напротив соперничало с ним шиком конструктивистское чудо ― жилой дом работников авиации, в первом этаже которого находился гастроном. Заглянули туда. В винном отделе Смирнов спросил:
― Кащей сегодня водку брал?
― А когда он ее не берет? ― вопросом на вопрос ответила ленивая продавщица.
― Сколько бутылок взял?
― А кто ты такой, чтобы тебе отвечать? ― не могла перейти на ответы женщина.
Вопросами отделывалась. Александр развернул удостоверение, показал. Продавщица с удовлетворением усмехнулась:
― Достукался, значит. Три поллитры он взял. И не сучка, а "Московской".
― Гуляет, выходит. Ну, будь здорова, тетка! ― пожелал ей Александр и двинулся к выходу. Примолкнувший Казарян уважительно двинулся за ним.
Во дворе кащеевского дома женщина рубила дрова.
― Серафим дома? ― спросил Смирнов.
Женщина разогнулась, воткнула топор в колоду, заправила под платок высыпавшиеся из-под него волосы и ответила недобро:
― Где ж ему быть? Если не в пивной, то дома.
― Как к нему пройти?
― По лестнице на второй этаж. Вторая комната направо.
Казарян переложил пистолет в карман.
― Что ж, правильно, ― кивнул Смирнов, но свой оставил под мышкой. Начнем, помолясь.
Казарян резким ударом ноги открыл дверь и влетел в комнату. Следом за ним в помещение вошел Смирнов и прикрыл за собой дверь.
За столом сидели двое, распивали. Но сейчас отвлеклись от хорошего занятия: смотрели на вошедших.
― Оружие на пол! ― приказал Смирнов.
Кащей молчал, улыбался длинной застывшей улыбкой.
Второй ответил спокойно:
― Оружия никогда не ношу. Мне отягчающих не надо.
― Пощупай его, Казарян.
― Встать! ― велел Казарян, и неизвестный гражданин послушно поднялся. Под мышками, под ремнем спереди и сзади, по карманам, в промежности, по голенищам скоро и умело проверил Роман и доложил, что не врет неизвестный. Пусто.
Смирнов демонстративно, так, чтобы все видели, переложил пистолет, ногой придвинул к двери табуретку, сел на нее, не вынимая руки из кармана, распорядился:
― Иди позвони, Рома! Чтобы сразу подавали.
Роман вмиг ссыпался по лестнице. Не снимая с лица улыбки, Кащей сказал:
― А я тебя помню, Александр.
― Я тебя тоже, Серафим Николаевич.
― Выходит, вора из тебя не получилось, и ты решил в цветные перекраситься.
― Выходит так, Кащей.
Разговор иссяк. Маялись в ожидании. Первым не выдержал неизвестный гражданин:
― За что тормознул, начальник?
― За кражу квартиры на Скаковой.
― Ошибка вышла, начальник. Не был я там и знать ничего не знаю.
― Зато я знаю.
― Вещички-то нашел, начальник?
― Не искал пока.
― Вещичек нет, и кражи нет, начальник.
― А мне много не надо, по малости обойдусь. Одного колечка от Дуськи хватит.
Теперь все замолчали окончательно. Бывал в таких норах Смирнов, и часто бывал. Нищета закоренелого пьянства: неубранная кровать, грязное тряпье вместо постельного белья, взлохмаченное, как в бурю; подобранная на помойке мебель: разномастные табуретки, кухонная тумбочка с сортирным деревянным запором вместо стола. Господи, а запах! Пахло прокисшим алкоголем, нечистым потом, перебродившей помойкой.
Зашумела под окном машина: Казарян загонял ее прямо во двор.
― Пойдемте, граждане, ― буднично сказал Александр.
― А я-то зачем? ― спросил Кащей.
― Для порядка, ― ответил Александр, и все трое спустились по лестнице.
Кащей и гражданин привычно направились к распахнутым дверцам "воронка".
― Не торопитесь, граждане, чистым, свежим воздухом подышим, ― сказал Александр и оглядел двор. ― В кащеевский сарай вы его не поставили, не дураки, в чужие ― опасно, под замками они, да и заметить могут, за поленницами, ясное дело, не спрячешь. Вот что, Рома. Переверни-ка собачью будку.
Казарян поднатужился и перевернул конуру. Конура встала на бок и обнаружила старый фибровый чемодан.
Смирнов поднялся к себе в кабинет. За ним как привязанный плелся Казарян.
― У тебя что, дел нет? ― спросил Александр, усаживаясь. Роман сел напротив, устало растер ладонями лицо.
― Саня, расскажи, как это ты сделал?
― Ты же видел.
― Видел, но почему именно так? Почему сразу в цвет?
― Все примитивно, Рома, как обезьянья задница.
― Не прибедняйся. Ты ― великий сыщик, Саня.
Смирнов тихо засмеялся и смеялся долго. Потом сказал:
― Я ― бывшая шпана, Роман. Я с московской окраины. Я такой же, как они. И поэтому мне не надо залезать в их шкуру, чтобы представить себе, как они могут действовать. Мысленно я просто действовал в этих обстоятельствах.
― И как ты действовал в сегодняшних обстоятельствах?
― Действовал все-таки он. Когда я увидел до капли выжатый графинчик, то понял, что маэстро с сильнейшего бодуна. Просто так выпить на работе профессионал себе не позволит. А то, что в квартире писателя действовал профессионал, понятно с первого взгляда. На скачок, Рома, он пошел непохмеленным, с нервишками врастопырку, ― такого тоже просто так не бывает. Значит, вчера пропил все до копейки. Квартира без наводки тоже выбрана безошибочно. Следовательно, он или местный, или очень хорошо знает этот район.
И вот он собирает вещички и выходит с чемоданом. Денег по-прежнему нет, а душа горит, писательские сто граммов ему ― как слону дробинка. На что выпить? Надо реализовать взятое по мелочам. У Белорусского вокзала суета, народу полно, товар спокойно не предложишь, да и милиция там постоянно. Беговая ― слишком близко. Лучшее место ― пивная на аллеях, к тому же известно, что Дуська по-тихому принимает товар. Нешумно, народу мало, подходы хорошо просматриваются, чуть что ― можно задним ходом уйти в эльдорадовские переулки, где хрен его найдешь. И он туда отправился. А потом отправились и мы.
― Железная логика! ― восхитился Казарян.
― Логика, Рома, появилась задним числом. Сейчас, когда я вслух рассуждаю. А тогда просто шел, как лунатик, его путем, и все.
― Завидую тебе, Саня.
― А я тебе. Конечно, в таких случаях тебе, Рома, будет труднее, чем мне. Хоть и путался ты с приблатненными, но ты ― интеллигентный, воспитанный, с хорошо тренированным мышлением человек. Ты мыслишь глубже, остроумней, масштабнее. Со временем ты будешь моим начальником.
Теперь засмеялся Казарян.
― Ты что ржешь, будущий начальник?
― Потому что смешно. Зря ты жалуешься на несовершенство своего мыслительного аппарата.
Без стука в кабинет вошел Сам. Смирнов и Казарян вскочили.
― Руководство Союза писателей просило меня передать вам благодарность за успешное и быстрое раскрытие дела, ― официально сообщил Сам.
― Деньгами бы, ― помечтал вслух Казарян.
